Хичоль улыбнулся, качая головой.

- Ты предала меня в тот момент, когда решила, что слепой и слабый парень тебе отвратителен, – заметил он. Его голос звучал мягко, но Настя схватилась за горло, задыхаясь. – В тот момент, когда начала изменять, считая уже покойником. Куколка, – не отпуская Настю, вампир обратился к певцу, – я даже стал совсем плох в постели. Как настоящий старик. Думаю, Лисичке это тоже не нравилось: она хотела трижды за ночь, а меня уже хватало максимум на три раза в неделю. Но теперь все снова отлично, скоро сам в этом убедишься.

- Да не буду я с тобой больше спать! – закричал артист, вскочив с дивана.

Невидимое лезвие полоснуло его щеку, оставив глубокий порез. Пока он еще не начал затягиваться, вампир подошел к айдолу, схватил за волосы, чтобы не дать отвернуться, и с упоением слизнул кровь.

- Один из нас, – осуждающе произнес он. – Знаю, знаю. Эх, Чанмин… Вообще-то, за создание слуг без разрешения принято убивать. Но я бы не тронул его, если бы узнал раньше. Приятно, что он выбрал тебя. Ведь я не хочу, чтобы тебе стукнуло сорок или, того хуже, шестьдесят. Красота не должна увядать, куколка.

- Нарцисс, как твой чокнутый сынишка, – прошипел Хичоль-певец. – Дохлый сынишка.

Теперь вампир его жалеть не стал – бросил свой оригинал прямо в черный рояль, украшавший гостиную. Музыкальный инструмент перевернулся на бок, крышка отвалилась; Хичоль сломал два ребра и лежал неподвижно, чувствуя боль при каждом вдохе.

- Джунсу, подлечи или дай свою кровь, – сухо приказал вампир. Художник, чуть не свалившись при этом на пол, встал с кресла и помчался к пострадавшему певцу. – Ах, да, Настя… живи. – Хичоль махнул рукой, и девушка упала на колени, с трудом втягивая воздух в легкие.

Минни плакал, стоя на лестнице и от шока совсем не замечая, как слезы бегут по щекам.

- Вы убили моего сына. – Голос вампира стал холодным, твердым и сулившим опасность, как стальной клинок. В его глазах полыхнуло страшное пламя сдерживаемой ярости. – Убили Донни, который не отнял жизнь ни у кого из вашей придурочной компании. Вы спасли свою беременную шлюху, вместо Минни пулю получил мой слуга. Даже жалкие мальчишки из EXO не пострадали… – Хичоль, сжав уродливую руку в кулак, взревел на весь дом: – ЗА ЧТО ВЫ УБИЛИ ДОНХЭ?!

Минни был на грани обморока, и ему пришлось крепко ухватиться за перила, чтобы не пересчитать ступеньки носом.

- Да мы его не убивали! – завопил Джунсу. Он дал Хичолю-певцу своей крови, потому что на исцеление сейчас был не способен. – Никто из присутствующих и пальцем не притронулся к твоему сыну!

- Я догадываюсь, кто убивал Донни, – хмыкнул вампир. Он подошел к Кюхёну и, наклонившись, вонзил клыки в его шею. Монах едва успел заменить некоторые стратегически важные воспоминания. – Я знаю, что твоя кровь умеет лгать, – объяснил Хичоль, сделав несколько глотков, – но не смог не насладиться снова этим деликатесом. Как хорошо, что моя куколка не успела забрать твою эксклюзивную девственность, испортив этот чудесный напиток. Ты станешь элитным угощением для моих слуг. Их у меня теперь много, а ты такой худенький – надеюсь, не слишком быстро умрешь, на тебя еще и в другом смысле желающие есть. – Хичоль-вампир оттолкнул от себя Кюхёна и выпрямился, глядя на остальных пленников. – Как я и думал. Конечно, сама сцена убийства, возможно, изменена, но участники, думаю, именно те, кого обвинял я сам. Джунсу-я, – сладким голом позвал Хичоль, – твой мужчина поплатится.

- Да Ючон… – Джунсу осекся. Выгородить любимого означало свалить всю вину на герцога. А Минни на оккупированной им ступеньке жалобно хлопал мокрыми от слез глазами. – Ючон же не один это сделал!

- Конечно, нет, – зловеще улыбнулся Хичоль. – Там было четверо. Мой слуга умолял о милосердии, о быстром и безболезненном убийстве… Хм. Интересно. – Вампир снова повернулся к Кюхёну. – Но в твоих воспоминаниях никакой жестокости не было. Что Чон Юно и Пак Ючон сделали с моим сыном? Джунсу, иди сюда. – Хичоль снова жестом позвал к себе художника, но магию на этот раз не применил. – Твоя кровь расскажет больше.

Она могла рассказать слишком много.

- Ему вырвали сердце, – сказал Кюхён, пресекая опасную дегустацию. – Он был еще в сознании.

На несколько мгновений монстр превратился в пораженного отца, которому страдания любимого ребенка, пусть уже и покойного, причиняли страшную боль. Но он тут же взял свои чувства под контроль, и ужасающая мощь, исходившая от него, стала ощущаться лишь сильнее.

- Кровь за кровь, – ухмыльнулся он, приподняв одну руку. Минни, взвизгнув, оторвался от ступеньки и прилетел в гостиную, дергая ногами в воздухе. Невидимые тиски сдавливали его горло, но дышать он мог, хоть и не без труда. – Это же ваш общий малыш и любовник оборотня? Так глядите, как все его внутренности окажутся на ковре…

Прежде, чем вампир успел начать разрывать тело Минни, Хичоль-певец кинулся к нему и отвлек, целуя в губы. Страсти не получилось, потому что его колотило от страха, как в лихорадке, но он тщательно старался быть хотя бы немного убедительным.

- Не трогай ребенка, он не виноват! – попросил артист, чуть отстранившись и беззащитно глядя прямо в глаза чудовища. – Я буду твоим, только твоим!

- Ты и так будешь моим, – поморщился вампир, отталкивая настоящего Хичоля от себя. Плечо, которого он коснулся, вспыхнуло, словно огнем. Певец закричал. Ощупав пострадавшую кожу, он понял, что на ней остался не самый легкий ожог. К счастью, кровь Джунсу была выпита только что, и она еще помогала быстро залечивать раны.

- Прошу вас, – вмешался Кюхён. Он поднялся на ноги, но лишь для того, чтобы встать перед палачом на колени. – Прошу, не убивайте Минни. Его вины здесь нет. Это всего лишь ребенок! Умоляю вас. Я сделаю что угодно!

- Что угодно. – Вампиру, видно, идея понравилось, потому что Минни перестал парить в воздухе и упал на пол, чуть живой от пережитого ужаса. – Ты добровольно примешь любое наказание?

- Да, если вы пощадите Минни и всех остальных, кто не причастен к смерти вашего сына, – покорно согласился Кюхён. Он понимал, что большего просить не может – прощать 2Ю безутешный отец не стал бы.

- Прекрасно. – Хичоль погладил Кюхёна по волосам и обвел мрачно-торжественным взглядом всех присутствующих, которые ощутили, что не могут двинуться с места или хотя бы повернуть голову. – Друзья! Знаете ли вы, какое наказание полагалось раньше в вампирских кланах за преступление? Разумеется, смерть. Но! – Хичоль поднял руку в перчатке, выставляя указательный палец. – Иногда мы проявляли великодушие и не убивали, а наказывали иначе, в зависимости от вида проступка. За воровство, например, как и простые смертные, отрубали руку. За бегство с поля боя – ногу. За ложь – язык. А знаете, что ждет монаха, который должен пресекать любое насилие, но наблюдал за жестоким убийством почти невиновного человека и даже не попробовал вмешаться? – Кюхён сложил руки на груди, опустил ресницы и читал про себя молитвы, стараясь держаться стойко и не показывать слабости. У него это получилось – он казался смирившимся, готовым ко всему. Настоящий Хичоль отчаянно дергался, безуспешно пытаясь броситься ему на помощь и закрыть своим телом от неумолимого двойника. – Ну, что? Никаких идей, друзья? Стоял и смотрел. Просто смотрел. Так на что же ему глаза?

С этими словами вампир обхватил лицо монаха ладонями, приложив большие пальцы к опущенным векам. Вспыхнул огонь. Хичоль отбросил Кюхёна на пол, и тот стал метаться по ковру, прижимая руки к сгорающим глазам и сотрясая стены жуткими воплями боли. Волшебный огонь аккуратно и медленно выжигал лишь объявленные ненужными органы; он не перекинулся ни на другие части тела, ни на предметы интерьера.

Хичоль-вампир спокойно наблюдал за пыткой, скрестив руки на груди. Настя рыдала, но только от жалости не к терзаемому человеку, а к себе: что «оппа» сожжет за измены?

Огонь сделал свое дело и исчез. Крики Кюхёна превратились в стоны, а затем и вовсе стихли: он, измученный болью, потерял сознание. Никто не в силах был оторвать взгляда от его обезображенного лица, на котором теперь вместо глаз зияли две обугленные впадины.