Кюхён целовал Хичоля, не слишком хорошо, в общем, представляя, что делать дальше. Он решил предоставить все любимому, который не возражал против того, чтобы взять инициативу в свои руки. Поцелуи – это прекрасно, но нужно же что-то еще. Хичоль немного задрал кофту нависшего над ним Кюхёна, чтобы можно было гладить его спину. Монах шумно выдохнул, оторвавшись от его губ – то, как нежно и одновременно требовательно ладони любовника заскользили по обнаженной коже, было для него слишком сладкой пыткой. А когда одна рука передислоцировалась на грудь и подушечка указательного пальца погладила сосок, пришлось затаить дыхание и потратить полминуты на то, чтобы, абстрагировавшись от всех ощущений, заверить себя в нормальности происходящего. Ничего предосудительного. Наслаждение – это хорошо. Соединение тел – прекрасно, если бьющиеся в них сердца связаны любовью.

- Ты не умер? – с коротким смешком поинтересовался Хичоль.

- Все в порядке, просто твои ласки немного смущают, – честно признался Кюхён.

- Ой, я даже не начинал! – Хичоль задорно скинул с себя монаха, опрокинув того на спину, низко наклонился над ним и стал с упоением облизывать его правое ухо, покусывая, посасывая мочку и путешествуя языком по раковине, как по лабиринту. Кюхён крепко обнял любимого, закрыв глаза, и чуть задрожал от растущего возбуждения.

- Всего лишь ухо, а неплохо, да? – самодовольно спросил Хичоль, оторвавшись от своего занятия. – Эрогенные зоны. Я тебе все свои покажу, и мы вместе твои поищем.

- Звучит заманчиво, – засмеялся Кюхён, покрасневший от стыда и удовольствия.

В дверь настойчиво постучались. Хичоль выпрямился, сидя верхом на Кюхёне, и с досадой крикнул:

- Су, ну блин, иди бухать дальше и оставь нас в покое! А то ты не соображаешь, что я тут человека совращаю! Ты же художник, засранец, так вот пойми: лишение девственности – это тоже процесс творческий, мастера отвлекать нельзя!

Кюхён, уже смущенный до крайности, хоть и счастливый, спрятал лицо в ладонях.

Ответа не последовало, но стук повторился. Хичолю пришлось слезть с монаха и подойти к двери. Кюхён жестами отговаривал его отпирать замок: ему совсем не хотелось, чтобы Джунсу, пусть даже и под высоким градусом, увидел его в прерванном процессе грехопадения. Это касалось лишь двоих – хватало и того, что художник понимал, чем они занимаются. Хичоль внял его немым мольбам и просто дал двери пинка.

- Короче, уходи и жди мести, – сказал он, возвращаясь на кровать. – Я влезу к вам через окно, когда майор будет тебя трахать.

Замок щелкнул. Любовники напряглись, удивленно глядя на медленно открывающуюся дверь. Первым отреагировал, увидев того, кто стоял на пороге, Кюхён – он вскинул одну руку и выпустил в него мощнейший электрический разряд, настоящую шаровую молнию. Хичоль же просто сидел истуканом на уже смятом покрывале, едва дыша и думая: откуда? как? почему?

Разряд растворился в воздухе на расстоянии пары шагов от вампира. Тот зачем-то устроил маскарад, одевшись, почти как настоящий певец: узкие брюки, яркая рубашка. Тем не менее, его волосы оставались черными и были чуть длиннее, чем у оригинала.

- Моя куколка тискает какое-то чучело. – Вампир улыбнулся так, что настоящего Хичоля сковал ледяной ужас. – Я должен был вмешаться.

Кюхён снова попробовал атаковать магией, но на этот раз уже был поставлен блок: со своими жестами он выглядел, как актер фэнтезийного фильма, дергающийся на фоне зеленой стены в ожидании наложения компьютерных спецэффектов. А затем его просто отбросило к стене. Хичоль кинулся к своему двойнику, но словно увяз в трясине на полпути.

- Куколка моя, со мной теперь бесполезно сражаться, – сказал вампир, приблизившись к бессмысленно трепыхающемуся в воздухе артисту. Он провел двумя пальцами по его щеке и потом поцеловал в кончик носа, посмеявшись не то над собственными нежностями, не то над той паникой, что отражалась на лице Хичоля. – Поверь, я не зря терпел дикие боли и немощность. Моя сила – абсолютна.

- У дома же охрана, – прошептал певец. – Как ты разделался с ней, что мы ничего не услышали?

Кюхён, придя в себя после удара об стену, вновь бросился в бой – точнее, лишь попытался направить во врага оглушающую энергетическую волну. Но тот, даже занятый общением с кем-то другим и не глядящий в его сторону, теперь полностью лишал монаха магических способностей. Кюхён превратился в обыкновенного физически слабого парня, не знающего даже простейших приемов самообороны.

- Да что ты все лезешь? – нахмурился вампир. Кюхёна приподняло над полом и вышвырнуло из комнаты – он пролетел мимо обоих Хичолей и упал на лестницу, с которой скатился кубарем до первого этажа.

- Кю! – закричал певец, безуспешно пытаясь вырваться из невидимых сетей. Внезапно вампир его отпустил, и он, запутавшись в собственных ногах, грохнулся на пол, но тут же поднялся и рванул за выброшенным из помещения монахом.

- Ты влюбился в него, – разочарованно констатировал вампир, без спешки следуя за своим оригиналом. – Это неправильно, куколка. Ты прекрасен, а таких, как он, миллионы.

Хичоль склонился над Кюхёном и, придерживая его за плечи, помог ему сесть. Монах был в сознании, но сильно ударился головой и не мог еще подняться на ноги.

Вампир с усмешкой поцокал языком, грозя своему оригиналу пальцем, и того тут же откинуло от пострадавшего монаха – правда, аккуратно, без столкновений с мебелью или стенами.

Джунсу дремал на шезлонге, накрыв лицо глянцевым журналом, но очнулся, услышав со стороны дома какой-то шум. Ничего опасного это не предвещало – звуки были относительно тихими; художник неспешно стащил с лица журнал и слез с шезлонга, потягиваясь. И вот тут он мгновенно протрезвел: в бассейне прямо перед ним плавали трупы четверых охранников с расплющенными головами, и вся вода уже окрасилась кровью. Надо же было видеть радужные сны и наслаждаться вечерним теплом в двух метрах от бойни! И как он не проснулся? Ведь был же не настолько пьян! Ужас обвил, как огромная змея, холодными скользкими кольцами. Убивали магией, и охранники не успели даже пикнуть. Джунсу знал только одного живого мага, но вряд ли тот настолько распоясался после секса. Стало быть, не умер еще какой-то из тех, кого считали погибшими. И у профессора не было привычки расправляться с людьми, выдавливая мозг из черепов…

«Бежать,» – решил перепуганный Джунсу и кинулся к воротам. Но подойти к ним оказалось невозможно: в шаге от манящего выхода вспыхнула огненная стена, которая бесследно исчезла, едва пискнувший от страха Джунсу отступил, плюхнувшись на пятую точку.

- Хён, что происходит? – закричал Минни, высунувшись из окна их с герцогом спальни. Юноша был занят перекрашиванием волос и только что помыл голову, поэтому почти ничего не слышал из-за шума воды.

Художник поднял на него жалобный, беспомощный и полный отчаяния взгляд.

- Я спущусь, – объявил Минни.

- НЕТ! – заорал Джунсу.

- Ах, ребята. – Входная дверь открылась, и на крыльце появился Хичоль, но вовсе не тот, что «нашел своего падре». Подняв голову, он помахал замершему у окна Минни. – Заходите, побеседуем.

Вампир поманил Джунсу пальцем, и тот, хотя сейчас при всем желании не смог бы встать на дрожащие ноги, оторвался от земли и полетел в дом. Там магическая сила расположила его в кресле. Художник зябко поежился, увидев сидящего внизу лестницы монаха с пылающим праведным гневом взглядом, Хичоля-певца, забившегося в угол дивана, и медленно спускающуюся со второго этажа Настю, которая каждый раз ступала так, словно шла прямиком в ад.

- Минни, выходи немедленно, не заставляй взрослых ждать! – игриво-строгим тоном потребовал Хичоль-вампир, встав в центре гостиной. – Какой невоспитанный ребенок!

Судя по звукам, на втором этаже выбило одну дверь. Минни закричал и, поняв, что прятаться от такого чудовища все равно бесполезно, вышел из комнаты. Правда, перед этим он успел отправить сообщение своему парню: «Хичоль жив. На помощь.»

- Оппа, прости, – сквозь слезы пролепетала Настя, сотрясаемая крупной дрожью. – Оппа, я не предавала тебя, они меня украли…