- Джентльмены, – заговорил не потерявший самообладания герцог, – Чанмину, чтобы добраться сюда, необходимо будет вначале сразиться с Кюхёном, а он – могущественный маг.

- Который не может проливать кровь! – заверещал художник. Было похоже, что он соревнуется со своим оригиналом в пронзительности выдаваемого ультразвука.

Из кухни вернулся майор, державший в руке самый большой и только что наточенный нож.

- Так спокойнее, – прокомментировал он, снова садясь за стол и кладя оружие перед собой.

- Ты же не станешь атаковать Чанмина ЭТИМ? – испугался омега. – Ты и так сильнее, чем он, да еще и вооружен будешь? Убери!

Он бросился к столу, и майор взял нож за рукоятку, но омега вцепился в лезвие и тут же порезал палец. Утихомирившись после этой травмы, он сначала взял палец в рот, а потом обернул его салфеткой. Герцог попросил художника залечить порез, но тот отказался, признавшись, что у него истерика, и в таком состоянии он исцелять не способен.

- Пиздец, вампир еще не приперся, а у нас уже раненые, – загоготал майор. – Не, мужики, бабу надо убирать, она сейчас не помощник.

- Пойдем, – попросил Юно, взяв омегу за руку. – Поехали с нами. Если Чанмин правда явится сюда разъяренный – лучше тебе этого не видеть.

- Он же всех тут перебьет, – сказал художник. – А лично Джешу сначала будет насиловать до посинения!

- Не делай из него монстра! – закричал омега со слезами на глазах. – Если он и причинит нам вред, то не по собственному желанию, а по приказу!

- Юн, срочно бабу под мышку, – скомандовал майор, – и по тачкам, дуйте на нашу хату.

- Пойдем, пойдем, – повторил Юно, уже обнимая омегу за плечи и чувствуя, что его трясет от волнения.

Артисты направились к двери.

- Научиться говорить по-военному, – бормотал себе под нос Ючон. – Лаконично, грубо…

- Да он у вас чокнутый, – вздохнул Юно, обращаясь к Джунсу.

- Не поспоришь, – кивнул Ангел Шиа.

Настоящий Джеджун, оставшийся в общежитии вместо омеги, ушел на кухню и вернулся оттуда со сковородой.

- Готовить собрался? – удивленно поднял брови майор.

- Отбиваться! – серьезно ответил певец, замахиваясь посудой.

Хичоль, конечно, нашел Кюхёна в туалете. Тот как раз выходил из кабинки, едва держась на ногах, вытирая губы туалетной бумагой и с цветом лица, близким к нежно-зеленому.

- Сблевал с полутора кружек пива? – всплеснул руками артист. – Ты втихаря туда соджу добавил, в пропорциях один к одному?!

- Это из-за еды, – объяснил монах, ковыляя к раковине. – Я не привык к ней…

- А-а-а, – понимающе протянул Хичоль. – Ну точно, тебя же как от мамкиной титьки отняли – с тех пор ты одну траву поглощаешь, желудок от мяса охренел… Так! – Он развернул монаха к себе и критически осмотрел его. – Выглядишь ты погано. Будем приводить в порядок.

Хичоль расстегнул сумку, выудил оттуда BB-крем и принялся уверенными движениями развозить его по коже Кюхёна. Этого, правда, оказалось недостаточно, и пришлось добавить хайлайтер. Теперь монах выглядел так, словно перепутал лицо с булкой и размазал по нему сливочное масло, но более здоровым и бодрым казаться не стал. Подумав, Хичоль решил, что проблема – в осоловелых глазах, и, чтобы отрезвить Кюхёна, с чувством залепил ему пощечину. Монах вскрикнул и наконец стал смотреть более осмысленно. Хичоль улыбнулся, довольный своей находчивостью, схватил его за руку и потащил обратно за стол.

- Как себя чувствуешь, больной? – спросил Чанмин.

Кюхён опустился на свое место и весьма неплохо изобразил беззаботность.

- Ерунда. Уже все хорошо.

- Современная медицина творит чудеса, – добавил Хичоль, вешая сумку на спинку стула. – Одна таблетка – и он снова в строю. Только жрать ему… хватит.

- Может, попросить чай? – предложил Чанмин. – А потом поедем домой. Поздно уже, как-никак.

- Да, спать хочу, – согласился Кюхён, у которого действительно слипались веки.

Чанмин встал и отдернул занавеску, чтобы позвать официантку. Но так и замер, резко переменившись в лице. Хичоль с Кюхёном посмотрели в зал и тоже испытали шок: первый перестал улыбаться и побледнел, а второй мгновенно протрезвел. К столику твердым шагом приближался Ханген.

- Доброй ночи, – холодно поздоровался китаец. Он без вопросов задернул занавеску и сел на свободный стул. – Как проходит ваше пиршество?

- Миленько, – ответил Хичоль, снова растягивая губы в улыбку, только теперь – довольно кислую. – А ты что тут делаешь?

- Не имею права составить вам компанию? – нахмурился убийца.

- Конечно, имеешь, – сухо ответил Чанмин, вернувшись за стол. – А то, что тебя не звали, – вообще мелочь. Располагайся. Могу отдать тебе остатки своей еды и палочки, только оближу их сначала, а то они испачканы.

Ханген смерил его полным ненависти взглядом и затем внимательно посмотрел на Кюхёна.

- Как тебе угощение? – поинтересовался он.

- Отлично, Чанмини же знает, что я люблю, – сказал монах.

- У него только немного живот заболел, – продолжил Хичоль, – но ему уже лучше.

- Очень рад, – презрительно усмехнулся Ханген, не сводя взгляда с монаха. – А твои боги не покарают тебя за нарушение поста?

- О чем ты? – правдоподобно удивился Кюхён.

Китаец неожиданно ловко, даже не уронив стул, вскочил на ноги и в один прыжок перемахнул через стол, оказавшись за спиной монаха и одной рукой сжав его горло.

- Шим Чанмин, ты достоин смерти, – тихо, но грозно произнес он, с каждой секундой все плотнее сжимая пальцы на шее пленника. – Ты прекрасно знаешь, что это – монах, но выгораживаешь его. Что у тебя на уме, подлая гадина?

- Да это певец, отстань от него! – вскрикнул Чанмин, кинувшись к нему. Ханген отпустил Кюхёна и наотмашь ударил слугу по лицу, так сильно, что тот упал на пол. На его разбитых губах выступили капельки крови. Не дав ему подняться самостоятельно, китаец схватил Чанмина за воротник стильной темно-синей рубашки и впечатал спиной в стену, выбив воздух из его легких. Хичоль наблюдал за происходящим, чувствуя, как по спине бегут мурашки: прежде он лишь раз видел такие стремительные и отточенные движения.

- Зачем ты лжешь, тварь? – с пугающим спокойствием осведомился Ханген. – Надеешься, что эта кучка второсортных персонажей сразится с нашим господином? Сам же обрекаешь этих несчастных на мучительную смерть.

Хичоль тревожно посмотрел на монаха. Что стоило сделать? Напасть? Сбежать? Смиренно ждать своей участи?

- Это Чо Кюхён, идиот, – прохрипел Чанмин. – Монах не стал бы есть все это, он чертовски религиозен… Что мне еще сделать? Шлюху ему снять? Потрахаться с ним при тебе?

Ханген швырнул Чанмина на пол и в следующее мгновение уже выдернул Кюхёна из-за стола. В его руке блеснуло лезвие извлеченного из-под пиджака ножа, и одним взмахом он рассек левое плечо монаха, оставив на нем глубокую кровоточащую рану. Кюхён зажмурился и стиснул зубы.

- Ты чего?! – Хичоль поднялся, готовый к бессмысленной атаке на своего без пяти минут любовника.

Ханген прижал лезвие ножа к свежей ране, вырвав из груди монаха короткий стон, поднес его к губам и слизнул кровь. Хичоль мысленно подписал им обоим и своему господину смертный приговор. Воин из него был никудышный, но все же он собирался драться.

Ханген толкнул монаха, и тот шлепнулся на стул, едва не промахнувшись. Хичоль вцепился в него, не то защищая, не то защищаясь. Знакомый запах горячей крови, которая быстро запачкала его ладонь, начал кружить голову, и пришлось напрячься, чтобы не позволить клыкам вырасти.

- Певец, – констатировал Ханген с едва уловимым разочарованием в голосе. Вместо того, чтобы попросить у всех прощения за ложные подозрения, он резко повернулся к уже выпрямившемуся Чанмину и ударил его кулаком в живот. Слуга упал на колени, морщась от боли и безуспешно пытаясь сделать вдох. Хичоль понял, что если бы тот был смертным, то получил бы серьезное повреждение внутренних органов. – Он уже знал о нас, и тебе это было известно, но ты молчал. Стало жаль этого клоуна? – Китаец жестом поманил за собой «коллег по группе». – Уходим. Я отвезу вас в общежитие.