— Вот и нечистая сила, которую я чувствовал, — констатировал он. Юно кинулся на него, но застыл в одном шаге от мага, не способный атаковать. — Слушать вас было весьма познавательно, однако, когда начались оскорбления в мою сторону, я решил прервать эту увлекательную беседу. Гордыня, да простят меня боги. — Кюхён закрыл глаза, как бы осуждая самого себя за неподобающие мысли.

Чанмин бросился на него, но тоже застыл рядом с Юно. Он не мог напасть на мага, несмотря на отчаянное желание вцепиться острыми клыками в его шею. Всему виной, безусловно, был браслет, цепко сидящий на правом запястье — словно наручники, делавшие его заключенным.

— Что за дерьмо? — поинтересовался Чанмин, указывая на заколдованную безделушку.

— О, полагаю, в твоем мире ничего подобного не водится, — решил Кюхён. Маг все еще выглядел настолько доброжелательным, что могло показаться, будто с нечистью он собрался наладить самые теплые отношения. — Эти браслеты привязывают вас ко мне. Я не могу вам приказывать, но вы не причините мне вреда. Помимо этого, я теперь способен наказывать вас за проступки. — Кюхён поднял руку, и Чанмин, закричав, свалился на землю: все его тело объяла невыносимая боль. Юно смотрел на мечущегося по траве вампира, сохраняя гордое спокойствие; впрочем, по крепко сжатым челюстям можно было догадаться, что он в бешенстве от такого неожиданного попадания в ловушку «блаженного».

Мучения Чанмина прекратились лишь после того, как маг опустил руку. Вампир еще несколько секунд лежал на холодной земле, стараясь перевести дыхание.

— Ты выдал себя, немертвый, — сказал ему Кюхён. Чанмин наконец поднялся на ноги, скалясь не хуже оборотня. — Так увлеченно поддерживал каждую безумную идею, что я высказывал… Вероятно, ухватился за историю о Нижнем мире, чтобы одурачить всех остальных. Но ведь после того, что здесь нет духов, я не сказал и слова правды. А ты соглашался с этими откровенными выдумками о грехах… Мой ученик Шим Чанмин, конечно, маленькая заноза и растяпа, однако настолько быстро поглупеть не мог.

— Молодец, тварь летучая, — прошипел Чанмин.

— Это еще не все, — пригрозил пальцем Кюхён. — Я сразу понял, что мы — из разных миров, потому что эти ни в чем не повинные люди общались со мной так, словно мы знакомы. А я из всех вас знаю только человека с твоим лицом, немертвый.

— Что за словечко такое — «немертвый», — усмехнулся Чанмин. — Звучит по-идиотски. Архаизм, вышло из употребления.

— Прошу прощения, — улыбнулся Кюхён. — В моем мире еще нет повозок, что передвигаются без лошадей, и ящичков, показывающих спектакли. Вероятно, и слова, которые вы используете, появятся там через несколько веков.

— Смиренно прошу отрубить мне голову, — сказал Юно, гордо вздернув подбородок. — Я лучше приму смерть, которую заслужил своей беспечностью, нежели стану терпеть унижения от человека.

— Дебил, — пожал плечами Чанмин.

— Я не имею намерения убивать вас, нечистые, — замахал руками Кюхён. Чанмин вполголоса заметил, что Юно — вполне себе чист, он целый час в душе топился. — Мне нельзя лишать жизни кого бы то ни было, поэтому я не могу выполнить просьбу оборотня. А вампир — так правильнее? — родом из этого мира, где я, к моему глубокому сожалению, застрял надолго или навсегда. Он тоже сохранит свою полужизнь, ибо без него мы попадем во множество глупейших ситуаций. Бедный Джеджун, судя по всему, уже попал. Ох, не хотел бы я, чтобы в его мире был человек с моим лицом… Кто знает, может быть, он на сносях. Или уже родил.

— Ой, ну вот, я больше не злюсь на колдунишку, — рассмеялся Чанмин. — Как представил себе его с пузом — сразу обида пропала! Кстати, серый, а в твоем мире-то он кто? Вампир, который ночами вылезает из раскуроченной могилы и пьет кровь невинных дев?

— В моем мире его попросту нет, — мрачно ответил Юно. Оборотня мысли о беременном Кюхёне определенно не привели в приятное расположение духа.

— Прошу вас вернуться на постоялый двор, — сказал маг, отходя в сторону, словно дорога в лесу была одна-единственная, и он загораживал путь. — Я обдумаю то, как лучше преподнести ужасную правду несчастным людям, и завтра мы вместе решим, что делать дальше.

— А Юн должен разгуливать с голым хреном наперевес? — снова прыснул Чанмин.

— Я позабочусь об одежде, — пообещал Кюхён. — Но вы, если вздумаете улизнуть, помните, что наказание настигнет вас, как бы далеко я ни находился.

Кюхён снова поднялся в воздух и медленно поплыл куда-то. Чанмин, повертев пальцем у виска, снял свою рубашку и, не спрашивая позволения, повязал ее на бедрах Юно.

— О, Тарзан, — решил он, оглядев плоды своих трудов. — Тебе идет. Жаль, народ не оценит.

Чанмин и Юно вернулись в свой номер. Вампир улегся на кровать и попробовал выйти с телефона в интернет, но тот работал медленно. А Юно стал расхаживать по маленькому помещению взад-вперед, размышляя над чем-то чрезвычайно важным.

— Убей меня, — выдал он в итоге. Чанмин оторвался от чтения загруженного на карту памяти романа и вопросительно посмотрел на него. — Умереть от руки вампира — это позор, но оборотень не может убить сам себя, а повиноваться приказам человека — еще хуже.

— Расслабься, мохнатый, — сказал Чанмин. — Превратись в волка, побегай за своим хвостом. Знакомая овчарка говорила, что это очень успокаивает.

— Неслыханная дерзость! — вскипел Юно. — Сравнить герцога Кентерберийского с псом! Я требую сатисфакции.

— Прости, не собираюсь тебя удовлетворять ни в одном из существующих смыслов. — Чанмин вернулся к роману. — Знакомить свой зад с твоим «жезлом ДПСника» у меня нет никакого желания, а дуэли запретили еще при царе Горохе.

— Глупый царь был этот Горох, — покачал головой Юно. — Как же благородным господам отплачивать за оскорбления?

— Можно засветить в глаз, — предложил Чанмин. — Помнится, депутаты в Думе тоже так делали. Не уверен, правда, что их можно отнести к числу «благородных господ».

Кюхён, медленно полетав над землей (высокую скорость он развивать не умел), не обнаружил ничего такого, где можно было достать одежду для оборотня. Поэтому в конце концов он просто подошел к продавщице в кафе и спросил, нет ли у нее запасного мужского наряда. К счастью, у Иваныча завалялись спортивные штаны, подделка под «Adidas» с рынка, и кеды, а их с продавщицей дочь, крупная девушка лет двадцати, в свой прошлый визит оставила здесь футболку, на которую пролила пиво. Штаны были не рваные, кеды подходили по размеру, футболку давно выстирали; Кюхён в местной моде не разбирался и с благодарностью принял костюм, а Юно, имевший о стиле двадцать первого века столь же смутные представления, без пререканий надел его. Чанмин смеялся долго, но тихо.

Кюхён, кстати, тоже успел посмеяться, когда случайно подслушал в коридоре разговор Джунсу и Джеджуна о «беременности» боевого офицера. Хохотать над чужими ошибками — не слишком хорошо, и он снова стал медитировать, в процессе чего и заснул.

— Слышь, Мин, че Су-то ночью отчебучил, — пристал к вампиру утром Ючон. По всей видимости, происшествие так занимало его и казалось ему таким уморительным, что он горел желанием просветить всех «сослуживцев». — Лег я, значит, спать. Устал, как собака. И тут этот, бухой в ноль, возьми и полезь мне в трусы! Еще в любви признался. Как думаешь, наш Су на пидора похож?

— Еще как, — вздохнул Чанмин. — Он ведь и есть гей. Нравишься ты ему.

— Чего? — оторопел Ючон, входя в кафе. Джунсу, написавший его портрет, тоже только что появился там. — Ни хуя себе новости…

И точно так же, как самому Джунсу было тяжело смотреть на «своего беременного мальчика», Ючону с трудом удавалось терпеть общество лучшего друга и надежного боевого товарища, который, оказывается, грезил о сексе с ним. Умяв завтрак, Ючон пошел на улицу — смолить одну сигарету за другой и думать, как теперь относиться к тому, кто почему-то проявил симпатию после известия о том, что он — сын инопланетного захватчика, коих Джунсу много лет кромсал с удовольствием маньяка. «Хрен его знает, как у педиков мозги повернуты, — рассуждал он, по инерции выискивая в небе патрульные корабли пришельцев. — Может, для него какой-то особый кайф — трахаться с одним из тех, кого он ненавидит. Полковник ведь драл потаскуху с Террона и даже гордился этим: типа, ихняя сучка стонет под земным мужиком… Стоп! Это че ж получается? Су меня тоже ОТОДРАТЬ хочет? Ой, ну дела…»