Оставшуюся часть дня мы провели в своей комнате: сначала вместе занимались уборкой, а потом я в панике глотала таблетки от аллергии и старалась не чесаться. Вечер пятницы таким образом пролетел незаметно. В выходные Сон Су волонтёров работой не утруждал, так что в субботу мы поехали вместе с ним осматривать окрестности, причём кореец отдал нам машину, а сам отправился летать на параплане. Конечно, у Паши имелись автомобильные права, да только не при себе, но проблем с представителями закона не возникло. На внедорожнике мы доехали до ближайшего туристического городка, где и гуляли, а позже вернулись и забрали довольного Сон Су. Летать с ним на параплане мы все равно не стали бы ни за какие коврижки — уж больно это головокружительное в прямом смысле слова занятие.
В воскресенье съездили вдвоём в Кванджу на автобусе, а с понедельника потянулись трудовые будни, оказавшиеся трудными и даже порой непосильными. И дело не в том, что Сон Су заставлял нас трудиться, не покладая рук, а даже совсем наоборот: работы на ферме и в цеху для волонтёров практически не было. Большую часть времени мы сидели в своей комнате с книгами и вязанием в ожидании, когда нас позовут работать. Иногда везло и Сон Су кричал под окном: «Ана! По!» — таким образом я сокращала своё имя Анастасия, делая его удобным и понятным для азиатов, а Паша упорно представлялся как Пол, и эту версию его имени никто произнести нормально не мог. Мы выходили на зов и наслаждались делами: чаще всего нам давали поработать в цеху. Например, рубить капусту, собранную в парниках неподалёку. Свежие овощи мешками загружали в специальные агрегаты, где они парились под давлением с большой температурой. На следующий день от сочных ломтей капусты оставалась лишь тёмная жижа, а вся жидкость полученная в процессе, разливалась по пакетам. Корейцы называли это «сок» и пили ради пользы, якобы приносимой здоровью, хотя от долгой варки там наверняка не оставалось витаминов. Таким образом вываривали не только капусту, но и баклажаны, и лук. Мы же вовсе отказывались пить эти отвары, на вкус довольно противные, и считали, что это ничто иное как порча продуктов.
Один раз нас отвезли на поле, где уже трудились две старушки преклонного возраста, нанятые Сон Су. Вместе мы застелили грядки чёрным полиэтиленом, как принято в Корее, потом проделали в нём ряд отверстий и засеяли поле кунжутом. К сожалению, работать нам позволили всего пару часов — по непонятной причине семейство Им стеснялось нагружать волонтёров. Бывало, что мы целый день ждали, но Сон Су так и не выходил под окно. Количество прочитанных книг и связанных крючком носков росло и росло.
Мать и отец Сон Су вставали рано и завтракать садились около семи утра. Первые несколько дней матушка спозаранку стучалась в нашу дверь с криками: «Мокча! Пан моголе!» и прочими корейскими непонятными возгласами, явно сигнализирующими о предстоящей трапезе. Мы вылезали из постели и шли завтракать неизменным рисом и закусками, отчаянно зевая. Сон Су, если звал нас работать, то делал это не раньше одиннадцати, и все время между завтраком и предполагаемым началом рабочего дня мы либо отчаянно скучали и маялись, либо и вовсе спали. Но позже, когда мама Сон Су окончательно утратила к нам интерес по причине языкового барьера, нас перестали звать есть, и можно было распоряжаться расписанием приёмов пищи самостоятельно. Тем более что для того, чтобы позавтракать, не надо было готовить: в рисоварке всегда был тёплый рис, а в холодильнике — корейские соления и кимчи. Другой пищи здесь практически не употребляли. Корейцы, особенно в возрасте, чрезвычайно консервативны в еде. В один из дней мы в этом убедились на собственном примере.
Заприметив в магазине фермерской продукции, куда нас привёз Сон Су, свежую свёклу, мы решили наварить борща. Красный суп «порыщи», конечно, не самое ординарное блюдо для местного народа. И дело даже не в его цвете и не в том, что он варится со свёклой. В процессе приготовления используются помидоры, которые в Азии считаются ягодами десертными, сладкими, и их скорее встретишь во фруктовом салате или в компоте, чем в супе. Когда борщ был готов, Сон Су позвал к обеду, помимо родителей, двух старушек, помогающих ему в полевой работе, и ещё какого-то незнакомого старика. С подозрением уставившись на плошки с красной жидкостью, корейцы стали выяснять, что это за варево такое. Обнаружив, что суп варился с участием помидоров, старушки пробовать его отказались, а мужчины всё-таки рискнули, и в итоге каждый с удовольствием навернул по две миски. Когда Сон Су стал настаивать, чтобы почтенные кореянки тоже попробовали борщ, одна из старушек сказала: «Я ем рис, кимчи, редьку, хрустящую морскую капусту и анчоусы, и этого вполне достаточно». Мама Сон Су из солидарности с женской половиной тоже не стала есть красный суп, но потом, вечером, все-таки попробовала, и даже признала, что это вкусно. Ну а мы, устав от ежедневного употребления риса три раза в день, какое-то время питались одним борщом, которого наварили от души, с избытком.
У Сон Су была большая белая собака по кличке Анжа, обладающая весёлым нравом, но слегка дурковатая. Больше всего на свете она обожала играть с людьми, наступая лапами им на ноги, нежно кусаясь огромной влажной пастью и вовсю толкаясь. Каждый человек, выходящий из цеха, становился объектом её внимания, и обязан был либо толкаться и прыгать, либо пытаться отнять у Анжа любимую игрушку — слюнявый и изрядно погрызенный тапок. Кроме неё были и ещё собаки, одна из которых недавно ощенилась, и потомство стали раздавать соседям. Как-то раз, когда мы слонялись по цеху, пришёл молодой кореец и забрал одного чёрного мохнатого щенка, в благодарность оставив три больших бутылки сока — явно собственного производства. Один из них оказался томатным и сладким, и нам, привыкшим к солёному, пить его было очень непривычно — наверное, так же, как корейцам есть борщ. Во второй бутылке находилось рисовое молочко, в холодном виде просто превосходное, а в третьей — виноградный сок отменного качества. Сон Су и его семейство дары эти как-то проигнорировали, и содержимое всех бутылок досталось в итоге нам. Хочу отдельно отметить для тех читателей, кто волнуется о судьбе щенков: в современной Корее собак едят немногие, и те предпочитают это делать в специальных заведениях. А такие корейцы, кто, как Сон Су, держит собак дома, не едят их вовсе, и сосед тоже этого делать не собирался.
Сон Су разливает кунжутное масло по бутылкам.
После того, как мы несколько дней кряду промаялись без работы, Сон Су наконец-то придумал, чем занять своих волонтёров. Он достал откуда-то агрегат для очистки орехов, и сначала мы с его помощью обработали каштаны, а потом целых три мешка орехов «пича», на вкус напоминающих кедровые, а на вид — миндальные, с матовой и очень прочной скорлупой. Процесс занял несколько дней. Машина, призванная облегчить этот тяжкий труд, лущила орехи не идеально, и их приходилось перебирать и дочищать вручную. Зато стоимость сырья в результате возрастала неимоверно. Масло, полученное из этих орешков, расфасовывали в крошечные бутылочки с пипетками, настолько оно было дорогое. Совершенно не известные западному потребителю, орехи «пича» в Корее ценятся и за вкусовые качества, и за целебные свойства. Хотя мы до сих пор считаем, что если корейцам дать попробовать кедровые, это кардинально изменит их взгляд на то, каким должен быть настоящий орех. Сжевав несколько штучек из любопытства, в процессе лущения мы их даже и не ели, хотя могли. А вот корейцы, проходя мимо, то и дело таскали у нас из тазов очищенные орешки и совали себе в рот.
Основной продукцией цеха Сон Су являлось масло кунжута и периллы. Оба эти растения в Корее чрезвычайно популярны, а масло активно используется для готовки, хоть и понемногу, так как обладает сильным ароматом. Почти каждый день в цеху жарили семена кунжута или периллы в специальных шкафах, а потом гидравлический пресс выжимал из них масло. Капля за каплей оно стекало в металлический кувшин. Сон Су и его жена разливали готовый продукт по бутылкам и сразу отправляли их почтой либо везли в магазин. Мы помогали клеить этикетки и проставлять дату изготовления. В процессе было замечено, что корейцы в работе очень торопливы: они стараются делать всё как можно быстрее. Это стремление было бы похвальным, если бы в результате спешки не страдало качество. Не одну коробку пришлось распотрошить и перепаковать заново из-за ошибок, и думаю, что если бы Сон Су с женой так не спешили, с работой они управлялись бы быстрее. Позже мы выяснили, что в таком темпе трудятся многие корейцы, часто доводя себя до изнеможения, и сформулировали для себя их жизненное кредо: «Если не устал — значит не работал».
