Как ни странно, Рики и самому не терпелось выложить всё начистоту. То, что он совершил в Дана Бан, тяжким грузом легло на совесть, и монгрелу хотелось, чтобы хозяин снял с его души этот камень, ведь в присутствии Ясона он и сам верил, что всё как-нибудь образуется.

— Ну вот, — блонди снял перчатку и приложил руку ко лбу Рики, — ты опять горячий. — Он снова взял виталметр и просканировал пета. Прибор показал тридцать восемь и девять. — Возможно, будет лучше отложить этот разговор. — Как ни разрывало блонди любопытство, он вовсе не хотел, чтобы больной Рики растрачивал последние силы.

Но монгрел упрямо покачал головой.

— Нет. Давай покончим с этим прямо сейчас.

— Ну, хорошо, пет.

Ясон терпеливо ждал, стараясь успокоиться, но непослушное сердце выбивало частую дробь. Блонди призвал на помощь всё свое мужество, готовясь выслушать признание в любви, которое предпочел бы никогда не слышать. Вместе с тем он не мог упустить шанс понять истинные чувства своего Рики.

Пет закрыл глаза и с трудом сглотнул.

— Всё произошло… в Дана Бан.

Несколько мгновений Ясон озадаченно смотрел на него.

— Что именно произошло, Рики?

— Кое-что… ужасное.

Теряясь в догадках, блонди ждал продолжения.

— Ясон… я… когда я был в Дана Бан… — снова начал Рики — и замолчал.

Он внезапно почувствовал, как горло сжалось, словно все слова сплелись в тугой комок и ни в какую не желали выходить наружу. Он понимал, что рано или поздно придется открыться, ведь о совершенном убийстве необходимо перед кем-то объявить — таков трущобный закон. Но ужас от содеянного лишил монгрела дара речи, и, кроме того, его страшило наказание, которому Ясон после такого признания наверняка его подвергнет.

— Когда ты был в Дана Бан, — мягко подтолкнул его блонди, — что там случилось, мой пет?

— Подвеска… — продолжил Рики едва слышным шепотом. — Она принадлежит не мне.

— Не тебе? — Ясон свел брови к переносице, пытаясь найти хоть какой-то смысл в путаных объяснениях пета.

— Нет. Она была… у Кея.

Кей… Это имя Рики неустанно повторял, когда метался в бреду. Новый партнер Гая, тот самый монгрел, который задумал потеснить Катце на черном рынке. Затаив дыхание, Ясон ловил каждое слово Рики. Теперь он боялся, что пет признается в краже подвески из ревности.

— Как же… она оказалась у тебя? — негромко спросил он.

— Я забрал ее после… после того, как… — Рики снова замолчал, разрываясь между желанием облегчить душу и страхом произнести роковые слова.

— После?.. После чего?

— После того… как убил его.

Наконец-то! Словно гора с плеч свалилась. Рики открыл глаза и взглянул на хозяина в упор.

Признание застало блонди врасплох. Он ожидал чего угодно, только не этого. Всего пара слов — и оказалось, что страхи беспочвенны, и пет виновен вовсе не в краже, а в убийстве!

— Ты… убил его? — потрясенно повторил Ясон.

Он и представить себе не мог, что пет способен на такое. До сих пор все нарушения порядка с его стороны сводились к мелкому хулиганству — швырянию вещей с балкона и тому подобным шалостям. Они никому не причиняли серьезного вреда — так, всякие глупости, не более того. Но отнять чью-то жизнь?!

И всё же… Ясон слишком хорошо понимал, как страсть может толкнуть на самое жестокое преступление.

— Да, — подтвердил Рики.

— Объяснись, — потребовал Ясон, через силу выдавливая из себя слова. — Ты убил его… из ревности?

Пет удивленно моргнул — предположение хозяина его ошарашило.

— Вот еще! С чего бы мне ревновать?

— Я имел в виду… его отношения с твоим бывшим партнером. С этим… Гаем.

— Да ничего подобного! Нет же! Он… задумал получить от тебя обещанное вознаграждение. Не знаю, как ему удалось меня отыскать… но как-то удалось. Он вытащил нож. Угрожал порезать мне лицо. А потом… всё, что я помню — выстрел из лазера, и вот он уже лежит на полу. — Рики зажмурился, словно для того, чтобы не видеть лица умирающего Кея. — Это… было ужасно, Ясон! Столько крови… И то… как он умолял меня подержать его за руку.

— О, пет!

Ясон наклонился вперед и ласковой рукой убрал волосы со лба Рики. Он знал, что чувствует его пет… и знал слишком хорошо. Ночь убийства Анори отпечаталась в памяти до мельчайших деталей — словно всё это случилось только вчера. Тогда гнев пеленой застилал ему глаза, и казалось, что смерть посла восстановила справедливость и его поруганное достоинство. Но, год за годом возвращаясь мыслью к этому чудовищному эпизоду своей жизни, он впоследствии глубоко сожалел о том, что так опрометчиво и жестоко отнял жизнь у молодого альфазенца, чье единственное преступление заключалось в удовлетворении ненасытных сексуальных аппетитов Рауля. Накануне визита Востана Хоси Ясон особенно часто вспоминал его убитого брата, и потому как никто другой мог понять, какие глубины ада разверзались сейчас в душе монгрела.

Он даже подумывал облегчить душу, открыв Рики свою собственную тайну, но понимал, что делать этого не следует. Как бы сильно он ни любил монгрела, невозможно гарантировать, что тот сумеет хранить в строжайшем секрете дело такой колоссальной важности. На доске стояло нечто более ценное, чем даже собственная жизнь Ясона. Узнай командор истинную причину гибели брата, Амои может стать разменной монетой в завоевательской политике Хоси и, весьма вероятно, Востан захочет отомстить за смерть Анори всем жителям планеты.

Блонди не сомневался: Юпитер сумеет предотвратить катастрофу такого масштаба, но даже в этом случае разрыв дружественных связей с важнейшим торговым партнером станет серьезным потрясением для экономики, и негативные последствия затронут все стороны жизни на Амои. С тех пор, как командор сместил альфазенский сенат, торговля и так практически замерла. Целый сектор был объявлен нестабильным, поставки заморожены, рынки трясло в лихорадке, и цены на многие товары взлетели до небес. На черном рынке Цереса воцарился полный хаос, и следовало ожидать, что, если ситуация в ближайшее время не изменится, жители трущоб вновь поднимут бунт. И блонди отнюдь не был уверен, чем закончится подавление очередного восстания.

В самом лучшем случае придется разгребать огромный воз проблем… Все эти соображения и заставляли Ясона держать язык за зубами.

— Так ты поэтому… полез в океан — чтобы смыть кровь? — негромко спросил он у пета.

— Чтобы избавиться от тела.

Рики снова прикрыл глаза, вспоминая, как холодная морская вода, казалось, пропитала его до самых костей и превратила сердце в ледяную глыбу, а упрямые волны всё никак не желали уносить с собой труп Кея в темную даль.

Ясон кивнул. Теперь всё встало на свои места. Он понял, почему обнаружил монгрела полностью обнаженным — хотя в тот момент это его сильно озадачило. Оставался еще один вопрос:

— Но зачем… ты забрал подвеску?

— Для Гая. Чтобы вернуть ему… вместе с компенсацией.

Такова была обычная практика. Коль скоро монгрелы не имели гражданства и юридического статуса, мидасская полиция не занималась расследованием подобных убийств. Любые конфликты между монгрелами разрешались посредством компенсации пострадавшей стороне, хотя обычно, чтобы уладить дело, приглашали кого-то вроде третейского судьи.

Услышав ответ своего пета, блонди встревожился.

— Ты же не собираешься признаваться… этому Гаю? — спросил он.

Рики кивнул.

— Собираюсь. Когда-нибудь. Он имеет право знать.

— Нет, Рики! Я тебе не позволю!

— Но… я должен! Тебе не понять.

В трущобах Цереса над всем стоял уличный кодекс чести. Убийства и другие преступления признавались открыто перед свидетелями, затем — как правило, на общей встрече в присутствии виновной и потерпевшей сторон, а также их союзников — определялся размер компенсации.

— Я сказал «нет», Рики!

— Но… у нас, монгрелов, так заведено!

— Возможно, — невозмутимо возразил блонди. — Только я не монгрел, а ты больше не житель трущоб. Поэтому решим дело так, как заведено у меня. Можешь позаботиться о компенсации за смерть этого полукровки, я не возражаю, но никому ни полслова о том, что имеешь к этой смерти хоть какое-то отношение — иначе подвергнешь опасности свою собственную жизнь. Насколько я понимаю, в подобных случаях речь может идти о кровной мести? Или я ошибаюсь?