- Ara.

Несмотря на всю тишину парка, город шумел потоком автомобилей, разбросанными криками женщин с газетными пачками, и тихими возгласами сигнализаций.

Карлик уже не смотрел на свои ботинки, а вслушивался в городские звуки, или просто искал глазами что-нибудь интересное. Просто отключился, наслаждаясь моментом и дымом. А ноги поджал под скамью. - Я тут отвлекся, заслушался городом и звуком проносящихся над нами облаков, - наконец, встрял он в изоляционную тишину.

- Не страшно.

Я услышал, как он улыбнулся. - Помнишь, я говорил тебе про то, чтобы ты не спрашивал, как я попал на самолет?

- Это было минут десять назад.

- Не важно. Так, это. - замялся карлик-. спроси, а то меня совесть съест.

- И как же ты попал на самолет?

- Я рюкзак твой продал тому мужику.

- Он был коллекционным, с трудом достался мне.

- Извини.

Я выдохнул, и карлик робко вжался в себя. Он кротко, тихо и нелепо ежился. Я потрепал его по все еще красной от натираний лысине. - Ну, куда теперь двинемся?

Карлик лишь смиренно выдохнул и расслабился.

Часть вторая.

Высокое панельное здание даже не поменяло цвета.

Измениться может все что угодно. Люди и деревья, например. Но вот здания - то маленькое дачного типа, или табачная палатка, или вот это - высокое панельное здание, в котором когда-то мы жили. Здания почему-то не менялись. Они стояли памятниками строителям, созданные самими строителями. А люди подобно птицам, лапающим памятники, играли с выключателями и писали свою необоснованную историю.

- Чую по твоему взгляду, что тебя на размышления понесло, - карлик смотрел на меня также, как я смотрел на здание памяти.

- Восьмой этаж, помнишь?

- Еще бы. Панельная застройка, весь восьмой этаж был отделан снаружи как две половинки. Такие печенья есть-темная сторона, светлая сторона. Вот и восьмой этаж такой. Три квартиры было. Наша, да две соседских.

- Точнее, моя, твоя и еще какого-то деда.

- Дед! Помню и его!

- Про печенья говорил. Есть хочешь?

- Ну уж нет, кефира мне вполне хватило, - карлик погладил свой живот.

**

И лифт, и бетонный пол в мраморную крапинку. Даже дверь когда-то моей квартиры не изменилась. Не изменился и ее номер. Изменилось ли хоть что-то?

- Ну, что? Твою квартиру, или мою?- размышлял вслух карлик, предлагая место пребывания.

- У меня была большая кожаная софа и плазменная панель, на которой только и можно было смотреть, как огонь в камине плещется.

Карлик усмехнулся. Я почувствовал, что он смотрит на меня с прищуром. - И это все, что ты ценил в своем доме?

- Ты вообще одни кактусы свои любил.

- А чем они плохи?

- Kто?

- Кактусы!

- Кактусы?

- Кактусы.

- Ну, они уродливые.

- Ничего ты не понимаешь, - выдохнул карлик. - Вот люди. Возьми, например, уродливого человека.

- Зачем его брать?

- Просто возьми.

- В правую или в левую руку?

- В обе.

- В обе? Думаешь, не удержу в одной?

- Определенно так.

- Хм, - задумался я. - Ну, взял. Допустим.

- Рассмотри его.

- Я не хочу рассматривать урода.

- Ну и зря. А внутри, может быть, он хорош. как кактус!

- Ты мне предлагаешь надломить уродливого человека, потому что он внутри хорош как кактус? Боже мой, карлик с обидой на все человечество!

Он повернулся ко мне и угрожающе замахал пальцем. - Слушай, ты не пытайся сказать, будто я не годен на что-то. Я верю, что еще пригожусь. Вот увидишь!

- Ага, пригодился уже. На платный конкурс.

Карлик покривил лбом. И осунулся. - Давай, просто выберем квартиру. Твою, или мою.

Я махнул рукой. - Да какая разница. Мы там уже не живем.

- Тогда считалкой?

- Считалкой?

- Считалкой, седой ты человек! Ты в детстве проходил такую вещь как считалки?

- Конечно, я проходил такую вещь как считалки.

- И что, ты хочешь об этом спорить сейчас?

- Нет.

- Я тоже не хочу, - карлик навел палец на свою дверь и приготовился считать.

- Кхм, кхм. Эники, бе.

- Эники? Почему именно эники?

- А почему бы нет! Это обычная считалка. Успокойся, зануда!

- Хорошо, - я сдался ладонями и пантомимой и успокоился.

Карлик посчитал нужную дверь, затем вынул из кармана рубашки скрепку, немного помучался и попыхтел скрепкой в замочной скважине, и, наконец, дверь поддалась.

**

Карлик вбежал в квартиру, быстро разулся и разбросал ботинки, а затем, словно ребенок, прыгнул пластом на ковер в гостиной.

Я разулся, захлопнул дверь и затворил цепочку, на всякий случай, потом прошел на кухню и удивился неплохому наполнению холодильника.

- Ужин? - крикнул я карлику.

- Завтра, - почему-то запыхавшись ответил он.

Затем я прошел в ванную, тщательно умылся и всмотрелся в свое отражение в зеркале. Серые, не седые, серые, не серые, да еще и безнадежно взъерошенные волосы. За прошедшие четырнадцать лет я и не заметил, как постарел. И нос совсем не тот, что раньше. Зубы какие-то тусклые и уставшие, уже готовые убежать с корабля в первых рядах. С корабля на чертов бал.

Карлик задвинул в гостиной шторы и теперь спокойно посапывал на диване. Ей богу, как ребенок. Я ведь даже не знал, сколько лет этому карлику. Сколько он вот так существует. А, может, его все устраивает. Откуда мне знать.

**

На следующее утро мы отправились ходить по улицам славного и солнечного города В. Солнце отражалось во всех его частях, а от вероятного ночного ливня эти отражения приобретали некий цельный образ. Будто солнце решило посетить город во время своего летнего отпуска. И верно самый сезон - пять недель августа и на недельки три от него солнце вполне могло снять где-нибудь комнату. Таким казался город. Был август и это чувствовалось. Может, это была его первая неделя, а может и середина. За всем не уследишь.

Проходя мимо знакомых мест, я окликивал задумавшегося карлика.

"А помнишь то, а помнишь это" - твердил и твердил я ему, а он все отмахивался и пытался кривить лицом. Благо, это у него хорошо получалось.

Он не был доволен тем, что я предпринимал попытки хоть что-нибудь вспомнить, а может навеять щемящую ностальгию. - Тот, кто живет в прошлом, не имеет будущего, - сказал он мне, когда мы проходили по речной набережной. Эта набережная была лишь тропой в зарослях рябин и яблонь, тропой, поглощающей отрывистый звук скалистой реки. - Это как, знаешь, ведь прошлого нет, оно сожжено и обращено в пепел. А мы, копаясь в нем, лишь тычемся палочкой в кучке пепла, словно в песочнице.

И карлик громко улыбнулся. Мне стало трудно дышать, я прокашлялся и три раза вдохнул и выдохнул. А карлик, видимо, поймал свою волну.

- Банально, но нам свойственно о чем-то думать, - продолжал он. - То о будущем, то о прошлом. Редко - о том, что происходит сейчас, потому как это очень сложно - контролировать настоящее. Хотя бы мыслями. А я ни о чем не думаю, - заметил он. - Так что, бери пример с меня, что ли.

И он снова улыбнулся. Правда, не так громко, как в прошлый раз.

**

Тропинка обрывалась, а река уходила вдаль чрез железный мост. Протекая под этим мостом, река шумела подобно поезду, проносящемуся мимо дочерней станции. А тропинка. тропинка бы никогда не поспела за этой рекой, лишь оборвалась у насыпи, горкой уходящей к мосту.

Прямо на этой насыпи бегало несколько детишек, и девочки, и мальчики. Они кидали друг другу маленький резиновый мячик, играя тем самым в игру, понятную только им. Такую секретную и важную игру.

Вдруг один из мальчишек бросил мячик, не рассчитав своей силы, и попал в девочку, которой он этот мяч бросал в руки. Девочка заорала от удивления и оступилась на насыпи, на сыплящейся и неуклюжей насыпи, и полетела в рваную реку.