– Значит, ты тоже на боевика? – продолжила хрипловатым голосом Тара.

Значит? Ага, вот о ком говорил Зак. Что ж, спасибо, друг. Мог и предупредить.

– Жить будем вместе. Нас, боевиков-девчонок с первого курса, ты да я. Если чего, ко мне беги, я им всем… – Она сжала крупную зеленую ладонь в кулак и погрозила в воздухе. Глаза сверкнули внутренней яростью. Нечистые! Да она ходячий комок нервов! Причем вполне такой внушительный комок. Тара шмыгнула носом и тут же поморщилась, приложила к нему платок. Покосилась на духа:

– Ты хоть бы лед принес!

Дух оскалил пасть, посмотрел на меня, всю «красивую», головой покачал и скользнул в стену.

– Наставнички! – пробасила вслед ему Тара, запрокинула голову, вытирая просачивающуюся из носа кровь. – Мне тут тоже одного приставляли… Так он сутки рядом висел… – Довольная улыбка расплылась по лицу. – А теперь ищи-свищи его…

Из стены вернулся Баз с полотенцем через плечо и чашкой со льдом в лапах. Протянул Вьятт. Смотрел он на нее при этом очень неприязненно, то ли услышал последнюю реплику, то ли знал того духа. Тара положила кусочек льда на переносицу и облегченно выдохнула. Мне, судя по всему, лед уже не поможет.

– Помыться бы. – Язык едва шевелился.

Вьятт кивнула и даже помогла мне встать с кровати.

Я уже входила в душевую, когда Тара крикнула:

– Ты не обижайся, всяко бывает… – Я оглянулась. Вид у нее и правда извиняющийся был. Я, боясь лишний раз кивнуть головой, рукой махнула.

Стоя у зеркала, понимала, отчего Тара решила вдруг извиниться. Знала, что я увижу в отражении. Честно, такой вид мало кому мог понравиться. Иссиня-фиолетовая шишка выпирала посреди лба. Переливаясь, уходила темным разводом на переносицу, делая мой нос ничуть не меньше, чем у новообретенной подруги, и опускалась под глаза удручающими синяками. Щеку раздуло так, что казалось, будто у меня лицо несимметричное и левая часть губы сползает вниз.

Вот тебе и встреча! Теперь понятны любопытно-сочувствующие взгляды соседок.

Приподняла голову и посмотрела на шею, туда, где находился злосчастный амулет. На этом месте виднелся ожог, широкий, покрывшийся пузырями.

Я вздохнула. Залезла в ванну. Повернула кран. Из душа прыснули струи теплой воды. Прикрыла глаза. Капли стекали по опухшему лицу, пощипывало ожог. Но все-таки мне становилось хоть немного, но легче, и шум в голове утихал.

После неторопливо вытерлась нежным махровым полотенцем и укуталась в теплый белоснежный халат. Медленно расчесала мокрые волосы.

– Ты еще долго? – заботливо поинтересовалась из-за двери Тара.

– Иду, – тихо ответила я и вышла.

Вьятт стояла у стола, разливая чай из маленького чайничка, рядом находилась вазочка с печеньем и бутербродами. База в комнате не было.

– Нормальной еды с ужина не осталось, но кое-чего я наскребла в столовой, пока ты мылась, – начала Тара, пока я рассматривала платья, висевшие в раскрытом шкафу. – Ты на занятия лучше в брюках ходи, – сказала она, заметив мою задумчивость.

Я покосилась на нее с вызовом. Еще чего! Может, для нее такой вид и норма, а у нас в поселке не принято было, чтобы девушки, как мужики, в брюках ходили.

Она усмехнулась, смотря на мой недовольный вид, и села у стола. Взяла кружку, громко хлюпнула чаем, морщась опухшим носом.

Платье я выбрала темно-зеленое с глухим воротом, скрывая под ним ожог на шее.

Чай мы пили медленно, размеренно прихлебывая из фарфоровых кружек. Разговор не клеился. Тара изучающе посматривала на меня красными глазами. Я на нее – с немым любопытством.

– Да ладно, – не выдержала она первая. – Спрашивай. Я же вижу, на языке вертится… Только чур условие. Говорим о том один раз, – сузила глаза, пронизывающе глядя. Я взяла в руки печенье, покрутила в руках и, откусив, спросила:

– Что у тебя за проклятие?

Тара отставила кружку, по-мужицки откинулась на спинку стула. Тот скрипнул под ее весом, а она закинула ногу на ногу.

– Дед мой семью троллей убил, всех подчистую. Вырезал вместе с детьми. – Глаза Тары при этом заполыхали огнем, а на лице выразилась глубокая ненависть. Мне вдруг подумалось: дай волю, она бы сама своего деда собственными руками удушила. – Дикие, говорит, были. А троллиха магичкой оказалась, ну и прокляла перед смертью. Навещала: «Аукнется тебе деяние!» Время прошло, дед про магичку забыл. Семьей обзавелся, дети пошли. Все как один – ладные, хорошенькие. Разве ж, когда все хорошо, о плохом думается? О проклятии вспомнил, когда внуки народились. Все нормальные, и только я… Полуледи, полутролль. Младшая, у младшего сына. Соседи коситься начали. Вот меня с пеленок в приют и определили. – Она горько усмехнулась. – Навещать приходили раз в неделю, а как постарше стала, так и вообще пропали. Стыдно такую дочь иметь. Матушка-настоятельница мне перед уходом бумагу дала, а там отказная. Так и осталась без рода и племени. Ненавижу! – Кулак опустился на стол. Жалобно звякнули о блюдца кружки, расплескивая чай. – Вышла из приюта, а идти некуда. Хорошо, настоятельница рассказала мне об институте проклятых. Я тогда решила – закончу его, контролировать себя научусь и в наемники пойду. Им сейчас платят хорошо. Богатой стану и к родственничкам заявлюсь. Пусть увидят и… – Глаза девушки заблестели влагой. Но она быстро вытерла их ладонью, шмыгнула носом и громко выдохнула: – Вот так. А ты как сюда?

Чай остыл, пока Тара историю свою рассказывала. У меня, честно сказать, и аппетит пропал. Я смотрела на зеленокожую девушку и думала, что не такое уж у меня плохое детство было. Пусть тетка воспитывала, а родная. И дом имелся, и сестра, которая любила. Роднее ее никого у меня не было. Вдвоем росли, в одну школу ходили, уроки она мне делать помогала, кусок послаще подсовывала. Мне разом стало тоскливо. Как там Хилда?

– А ты? Какое у тебя проклятие? – переспросила Тара и потянулась за кружкой, посмотрела: густая жижа плескалась на дне. Девушка плеснула себе кипятка и громко захрустела печенькой.

Я вздохнула, прогоняя невеселые мысли.

– Родителей не видела. Тетка воспитала. А проклятие… Я не знаю, как и от кого мне досталось. – Помолчала, изучающе смотря на стол. – Я суккуб.

Тара даже пить перестала, удивленно посмотрела на меня и присвистнула.

– Надо же! А я думала, что суккубы – это мифология… Ну там демоны преисподней… А тут…

Демоны? Вот уж спасибо за сравнение. Хотя… А что я знаю о суккубах? Ничего.

– Не знаю, – пробормотала невнятно. – Я вообще о том, кто я, только сегодня узнала. Может, и демоны, иначе не стало бы это проклятием.

Тара одним глотком допила чай, поднялась.

– Все нормально будет! Ты, главное, верь в хорошее, – странно это было слышать от нервной воинствующей леди-тролля. А она подошла и похлопала меня по спине, отчего у меня снова в голове застучало. Девушка поморщилась, осторожно потерла подбитый нос. – Хрупкая такая. И как на боевого будешь учиться?.. А магистр Дейн Треш еще тот зверь, – она зевнула и направилась к кровати.

А я еще посидела, чай допила, печеньку через силу съела. Тоскливо… И до сердечной боли хотелось домой, к Хилде! Чтобы она, как в детстве, по волосам гладила и шептала успокоительно:

– Тсс, малыш мой, спи-поспи, крепко глазоньки сомкни. Беды все уйдут с утра, с тобой старшая сестра…

Как же мне не хватает тебя, Хилда!

В койке я ворочалась, сон не шел. Зато Тара дрыхла без задних ног, и храп такой стоял, будто мужик рядом. Я не выдержала, встала, подошла, осторожно повернула ее на бок, девушка посопела и смолкла. Я прошла к окну, распахнула занавеску. Луна раскинула мертвенно-бледный свет по аллее, освещаемой желтыми фонарями. Покачивались темные тени деревьев на стенах института. Ночь делала их из серых черными. Слепые окна смотрели на фонтан внизу. Хотя в одном окне все же горел свет. И я догадывалась, чье это окно. Несколько минут я стояла, завороженно глядя на тусклый, мерцающий огонек за стеклом. И мне даже почудилась тень ректора Кейна, ходящего по кабинету.