Барри же сжирали его собственные переживание за Лили, смешавшиеся с чувствами, вызванными смертью Нейла. Наверное, никто пока не мог в полной мере осознать произошедшего – потому что случилось это слишком быстро-, но мужчина чувствовал, как собственные желания противоречат друг другу. Он не мог сейчас подорваться с места, стуча по стенам грузовика с кузовом, крича, чтобы его выпустили, потому что кто-то несуществующий объявил «минуту» молчания в память об умершем. Но и просто сидеть, дожидаясь чего-то… Барри боялся будущего.
Вэл и Сэм чувствовали себя подобным образом, только воспоминания о той поездке в одном кузове с мертвецами не покидали, преследуя теперь каждую секунду. Сэм прижала колени к груди, уткнувшись лбом в сложенные руки, тем самым пряча слезы от посторонних. Хотя сейчас все позволяли себе больше чувств, чем когда-либо за последнее время. Было убого ощущать, чувствовалась несправедливость от того, что все они выжили без стен и защиты, посреди мира с живыми трупами, а Нейл погиб при встрече с людьми. Он так много прошел, чтобы закончить вот так? Подобное вызывало безысходность. Вэл Бенсон впервые, наверное, задумалась о том, каким безрадостным может быть ее конец. Она только сейчас осознала, как много шансов имела, чтобы умереть. Незнакомая ранее дрожь прошлась по всему телу, а в голове возникла картинка с младшей сестрой, что молила Бенсон вернуться, спасти ее. Девушка знала, что умрет так же, по-другому она уже не могла – это было решено в тот самый день, когда все лишь началось, когда Ходячие проникли в дом, когда из Бенсон осталась лишь она. Вэл было стыдно за все сейчас, что она совершила или не совершила. Ей казалось, что она действительно раскаялась. И думалось ей, что причина этому – скорая смерть. Смотря на то, что произошло, вспоминая то, что случилось, Вэл впервые задумалась о будущем, понимая, что, вероятно, все они скоро умрут. Выхода из этой ситуации не было, как не было выхода и из движущегося грузовика.
На полу, головой на коленях Белчер, что поспешила оказать первую помощь, как только Раймонд Купер помог развязать веревки, что сковывали запястья, покоилось тело Билла, все еще не пришедшего в сознание. Алона понимала, что будь у старика иное состояние, иные проблемы, все обошлось куда проще, но сейчас он слишком плох – она не может требовать от него пробуждения, никто не может. Биллу нужен отдых, возможно, это единственный шанс перед их общей смертью. Бывший доктор сделала все, что могла, и теперь оставалось только ждать, однако ждала Алона, стараясь не закрывать глаз от усталости и обреченности. Ей не было страшно за будущее, она не боялась, но пожилая женщина не хотела оказываться в темноте, потому что тут же вспоминала, как быстро и неожиданно пуля пронзила тело Нейла, проходя через кожу, жиры, а после и дальше. В тот момент она видела все это, и как на зло, ее глаза будто стали рентгенами, показывая все в подробных деталях.
Но, наверное, ужаснее всего чувствовала Дарлин. Нет, мы не в праве говорить, что она страдала больше остальных, но чувства ее отличались от набора, который раздали всем членам семьи. Нейл был для Джоунс в какой-то степени поводом жить. В тот раз, спася его жизнь, она спасла и свою тоже. Если бы не мужчина посреди леса. Если бы не его состояние, девушка не дошла бы так далеко. Она бы просто сдалась, воткнула в себе нож – хотя бы в сердце, превращаясь в мертвеца, но лишь бы умереть-, а теперь маяк посреди штормящего моря погас. Он разрушился по камню, превращаясь в хлам у края суши. Дарлин забыла даже о зарождающихся чувствах к Раймонду, ей все стало безразлично. И тем, что пугало ее так же, как смерть ночного мотылька в ладони, была легкость от безразличия. Отказавшись от такой эмоциональности, принимая более легкое отношение к вещам, поборов собственную сущность, Джоунс осознала, что так проще. Она осознала, что отказываясь от чего-то, ты что-то и получаешь взамен. Нет, она не стала ледяной или безразличной, конечно, нет. Просто часть ее боли направилась в иное русло, Дарлин было грустно, печально, злостно, но не так, как прежде. А через какое-то время ее поглотило желание мести за Джеймса, ставшего чем-то, схожим со страдальцем. И этой жажды смерти девушка не испугалась, потому что после смерти мотылька она была готова к тому, что однажды на месте насекомого окажется человек. Вернее, это будет определенный человек – дьявол, что живет на северо-западе.
Все они были готовы к подобному. Все знали и желали этого. Только вот Дарлин Джоунс полностью приняла этой одна из первых. Остальные же оказались не готовы. Теперь ей остается верить, что будущее их будет более продолжительно, чем сегодняшний день, превращающийся в ничто. Более продолжительно, чем жизнь Нейла.
***
Я долго парила или же тонула в какой-то вязкой субстанции, непохожей на что-либо, открытое в прошлом учеными или случайными экспериментаторами. Цвета этого чего-то менялись вяло и лениво, а я почти чувствовала, что это «что-то» живое. Казалось, оно обладает чувствами и разумом, шевелиться и думает. Я ощущала, как что-то чужое оказывается в моей голове, словно проникая через уши, нос или рот. Пускай это было неощутимым, но я просто знала об этом неудобстве – что-то точно было в этой субстанции.
Когда я в очередной раз закрыла глаза, надувая щеки, пытаясь вызвать хоть какие-то изменения в месте, где оказалась – подобно маленькому любопытному ребенку-, время, несуществующее здесь, ускорилось, доводя до тошноты. Мое тело – хотя я не была уверена, что это было телом вообще, потому что походило на простую голограмму без кожи или чего-то еще-, пронеслось на мили дальше в неизвестном направлении, если они вообще могли существовать в этом месте. Это был мир мыслей и фантазий, законов и ограничений не присутствовало – это я поняла, когда ощутила ноющую боль в плече, а после, пожелав, чтобы она исчезла, узнала о пустоте болезненных чувств.
Когда я моргнула в очередной раз, желая, чтобы исчезла тошнота, то оказалась посреди черной пустоты, похожей на экран загружающегося фильма. Через мгновение пространство обрело очертания, схожие с углами комнаты. Правда здесь не было потолков или четких линий. Обернувшись, я заметила на одной из «стен» темного пространства мелькающие цифры обратного отсчета. То, о чем я думала, обретало «плоть». Только Билл, места которому не было в тот момент в моих мыслях, стоял спиной ко мне, уставившись на этот экран с цифрами.
-Эй, старик Билл, что смотришь? – голос мой прозвучал как-то весело и беззаботно, будто я забыла обо всем, что случилось. Да и чувства мои были легкими, простыми, словно я не знала опустошенности, боли утраты, скорби и ненависти. Я чувствовала себя младенцем, который не задумывается даже о собственных потребностях.
-Да вот, воспоминания нахлынули. Не люблю я такие моменты. –я почувствовала, как губы голограммы собственного тела расплылись в улыбке, стоило Биллу повернуться ко мне, отрываясь от темного экрана в черном пространстве. «99» превратилось в «98», а после и в «97» - это был довольно долгий отсчет времени для воспоминаний.
Улыбка на моем ненастоящем лице появилась от того, что старик вовсе не выглядел тем стариком, что путешествовал со мной последние месяцы. Билл предстал в темном пространстве бессознательного сознания тем самым «молодым» Биллом, встреченным отчаянной и потерявшейся мной посреди леса. Знакомый и важный для меня хруст сухой ветки прозвучал в голове, заставляя улыбнуться еще шире. Этот Билл не кашлял от каждой сигареты, его руки не дрожали от тяжелых предметов, а глаза были улыбчивыми и спокойными. Этот Билл был молод душой, он резво реагировал на подколки, отвечая с сарказмом, он поучал Тэда Крайтона и защищал станцию. Мне стало печально, что Билл, оставшийся в реальности,- это человек, который бросил все, сбегая в свой домик в лесу. Но я ли могу винить его в подобном? Едва ли.
-Почему цифры меняются так медленно? – подходя и останавливаясь рядом с Биллом, я смотрю на темный экран с мелькающими изображениями чисел. Все в этом бессознательном мире фантазии разнообразно и однотипно одновременно. Потолка не видно, а стены, чьи контуры не четки, походят на пол, который и полом-то назвать сложно.
