***

Когда-то бездомные вызывали у меня отвращение или жалость, а может, безразличие – каждый раз я по-разному реагировала на однотипные вещи, будто внутри меня жило сразу несколько человек, вступающих в споры и конфликты. Это забавно: ты никогда в точности не поймешь чувств тех, на чьем месте не оказывался ни разу.

Сейчас же я понимаю, что быть бездомным-одна из самых противоречивых вещей среди всего, что придумало общество. Ты и свободен, и зависим одновременно. И теперь я понимаю все, чего не замечала или не хотела замечать раньше, потому что мы все бездомные скитальцы, свободные и зависимые от погоды, дороги, людей, мертвецов, настроения, мыслей, здоровья, неба. Мы зависимы от всего, у нас нет крыши над головой, мы можем умереть от простой простуды, потому что вокруг лишь леса с гнилыми трупами. Мы как выброшенная на берег рыба, которая не может вернуться обратно в океан сама, без чужой помощи. Но самое забавное то, что помощи нам ждать больше неоткуда.

***

Этот день был особенным и чего-то стоил хотя бы потому, что мы все еще были живы. Но больше радости, чем собственное бьющееся сердце, мне почему-то приносила найденная выпивка - наверное, самая редкая вещь в новом мире. Это необъяснимо, но, когда все покатилось к чертям, люди решили напиться и умереть. Возможно, это было верным решением.

Этот день, превратившийся недавно в темную, но звездную ночь, заставлял верить во что-то надежное и доверительное – сегодня нам действительно везло. Временное убежище, которое мы покинем через некоторое время, вновь отправляясь в никуда, было не самым простым и ожидаемым. Это было бетонное двухэтажное здание с плоской крышей, на которую вела узкая лестница, предназначавшееся в прошлом для электриков, разбирающихся в щитках, проводах и лампочках. Бетонные стены, отсутствие опасных окон, неплохая шум изоляция и крепкие двери – все это намного лучше. Лучше, чем старый дом с деревянным фасадом, лагерь в лесу под открытым небом, скрипящие и ржавые автомобили с выбитыми стеклами или вовсе отсутствие чего-либо. Но выпивка все же важнее.

Этой ночью, темной и безмолвной, когда лишь ветер осмеливался порой прошуршать где-то среди крон зеленых деревьев, появилось время обсудить то, что никогда не обсуждали. Это было то время, когда, сидя у источника света, отмахиваясь от жужжащих насекомых, вытирая губы рукавом от капель спиртного, люди вновь ударялись в воспоминания, подаваясь алкоголю. Мы все вспомнили что-то забытое и уже неважное, что-то, что случилось, кажется, вечность назад или совсем недавно. Граница времени для нас оказалась настолько размытой, что мы уже и не могли точно вспомнить, сколько времени прошло с момента, как все началось, как погибли родные или друзья, пали дома и враги. Мы отдыхали этой ночью, чувствуя и грусть, и радость, смеясь и делая угрюмые лица, болтая и замолкая. Почему-то, что-то теплое и доброе заполняло все тело, заставляя улыбаться, будто ты стал глупым и наивным ребенком. Но по сравнению с этим миром, безумным и древним, все мы действительно лишь дети, беззащитные и хрупкие, незнающие жизни.

Меня вечно окружали различные люди, заставляющие думать обо всем, о чем можно и нельзя. Человек для меня являлся главным объектом неосознанных наблюдений и изучений, на чьих ошибках я училась и росла. Как оказалось, чаще всего я была лишь наблюдателем, человеком в стороне, который никогда не знал настоящей жизни, живя в своем собственном мире. Но когда все поменялось, такие люди, как я, были почти что вброшены в ледяной океан жизни, становясь частью той картины, которую наблюдали. Я часто училась на поступках Вэл Бенсон.

Подруга всегда легко поддавалась на провокации, учувствовала в бесполезных спорах или драках, поэтому, наверное, стала собирательным образом в моей голове. В себе она скопила много негативных вещей и привычек: курение, алкоголизм в подростковом возрасте, половые связи и безрассудные вещи. Она делала то, что казалось и считалось модным, даже не думая, а хочет ли этого она на самом деле. В какой-то момент, мозг ее отключился, позволяя инстинктам двигать телом, давая понять окружающим, что этот человек еще жив.

Наблюдая за подобным-не знаю, была ли это привязанность детских лет или желание узнать концовку истории-, я продолжала оставаться с Вэл, учувствовать в тех спектаклях, что ставили ее инстинкты и отсутствие мышления. Я уверяла себя-и действительно так считала-, что курение и подобные привычки вовсе не являются поводом для того, чтобы отвернуться от человека. Хотя многие люди уже давно вычеркнули Вэл Бенсон из своей жизни, я продолжала находиться рядом с ней. Все говорили, что подруга резкая и неправильная, но теперь – и это самое забавное-чего-то «правильного» не существует. Есть живое и мертвое.

Все те, кто презирали Вэл Бенсон, скорее всего, сейчас мертвы, потому что верили в истину и нормальность.

Когда-то давно, когда мои мысли были отличны от настоящих, когда черты лица были более округлыми и юными, семья Вэл приезжала в дом моей семьи на праздники или просто в гости, оставаясь на ночь – отца тогда уже не было с нами, он променял все на голубую мечту, исполнение которой прервала эпидемия смерти. В то время, пока родители беседовали, смеялись и сплетничали, а младшая сестра Вэл мирно спала под одеялом, мы с Бенсон забирались на крышу моего дома, пытаясь сосчитать звезды, мерцающие в темноте. Стоит ли говорить, что у нас никогда не получалось этого сделать?

Мы постоянно делали подобные вещи, даже не задумываясь о глупости, но нам просто нравилось все это: странность, неопределенность, прохлада летних ветров, огоньки в высоте и необъяснимые чувства. Сидя под открытым небом, темной ночью нам казалось, что это портал в иные миры, совершенно отличимые от нашего, непохожие ни на что. Создавалось ощущение, что над тобой нависает огромное окно в параллельное измерение, такое же чарующее и нереальное, как горящие звезды где-то в выси. Все это очаровывало меня в прошлые времена, и все это заставляет сердце дрожать в настоящем. Вэл сидит рядом со мной на бетонной крыше, запрокинув голову вверх-пока остальные травят байки где-то внутри здания-, и мы вновь чувствуем в себе что-то детское и наивное. Этой ночью я ощущаю себя ребенком, тем самым, давно исчезнувшим. Правда теперь, я разочаровавшийся в небе ребенок, потому что высь-это не окно в иной мир.

Вэл Бенсон была тем самым редким человеком, кто любил слушать других, слушать меня. Все это началось в детстве, в первый наш визит на крышу, когда Кловер Эйбрамсон еще не была с нами так дружна, но после стала частью жизни. Наверное, подруга с вредными привычками полюбила мои рассказы и разговоры после теории о том, что небо – дверь куда-то далеко, дальше, чем просто в космос. Вэл была мечтателем, желающим открыть что-то новое, поменять все в своей жизни. На самом деле она всегда боялась того, что происходило в ее жизни после детства, но остановить этого не могла, потому что власти над собой уже не имела.

Сейчас же, выросши, мы обе поменялись: Бенсон забыла о том, кем была, а я поняла, что все это бред. Я чувствую какую-то странную вину за то, что дала когда-то маленькой подруге надежду. Я вселила ей уверенность, что волшебство существует, но в итоге разочаровались мы обе – все, что хоть немного принадлежало не только нам, но и всем живым, было отнято в один день мертвецами, извергнутыми самим же миром.

Я глупо улыбалась теперь, сидя на совершенно незнакомой крыше, вспоминая все это. Казалось, прошло слишком много времени с последнего раза, когда мы выбирались наверх, чувствуя внутри себя детей. Будто вечность пролетела незаметно. Сейчас поменялось многое, но одно было слишком отлично от прошлого – ребенком Вэл никогда не напивалась. Этой же ночью ее щеки раскраснелись, а взгляд и вовсе затуманился. Она была пьяна, сжимая в руке бутылку вина, кажется, дожидавшегося ее прихода всю жизнь.

-Помнишь, ты спросила меня о звездах? -закидывая руку мне на плечо, прижимаясь разгоряченным телом, сжимая недопитую бутылку алкоголя, Вэл отвлекла меня от моих мыслей, заставляя еще больше улыбнуться, смотря на ее красное и милое лицо. Она казалась такой забавной сейчас. -Видят ли они другие страны, нависая над нашими головами?