Впрочем, сбивающая мысль, что возникла неожиданно, не позволила Сэм забыть о незнакомцах, что сделали первые шаги в глубину дома. Как оказалось, это были первые шаги и к их смерти. Зажимая рукой рот, чтобы не выдать свое присутствие быстрым и шумным дыханием, Сэм тихо переползла в более удобное место для наблюдения, учитывая расстояние до двери, чтобы при случае удалось сбежать. Она не знала, где Вэл, но могла смело предположить, что та уже давно ушла. Бенсон запросто могла так поступить, потому что уже делала так порой. Первый раз был ужасным опытом для Сэм, но после, как оказалось, это закаляет: ты уже не боишься неожиданностей, одиночества, сложностей. Да, конечно, сердце учащенно бьется, но разум остается холодным, нет той дрожи во всем теле, что заставляет стоять на месте.

Выглядывая в очередной раз из своего укрытия, Сэм почти замерла в подобии ожидания, видя лишь белки глаз за спиной незнакомого мужчины, который только теперь почувствовал что-то непривычное и неправильное. Но было поздно… Острое лезвие ножа, заточенного всего пару дней назад, воткнулось в его шею, а девушка с блестящими в темноте глазами с возбуждающим удовольствием провернула рукоять оружия, тут же отступая на шаг назад, давая незнакомцу упасть на колени, хватаясь за горло. Но какой от этого толк, если все уже решено?

Женщина, медлительная и тормозящая, не успела даже осознать, что произошло. Но когда ее крик разрезал ночную тишину, в темноте заблестел не только окровавленный нож. Сэм сидела, когда незнакомка занесла нож над головой для удара, желая отомстить, и истерично кричала. Сэм сидела, видя ее слезы, видя то, как лезвие находится в опасной близости для Вэл. Сэм решила предоставить все Бенсон. И именно лицо последней заставило ее это сделать, потому что на нем зияла широкая улыбка, будто бездна безумия, глаза пылали возбуждением, а по телу проходила приятная дрожь. Эти незнакомцы были будто жертвоприношением для Вэл Бенсон, ее подарком на Рождество.

Когда тело женщины повалилось вслед за мужчиной, падая сверху, а первая жертва перестала хрипеть, позволяя спокойным потоком крови запачкать пол и край ковра, девушка с острым ножом опустилась на эту гору мертвецов, восседает на самой вершине. И ее глаза, опасные и дурманящие, такие ужасные, отражающие, кажется, саму преисподнюю, засверкали в темноте нездоровым блеском. И этот оскал…Сэм бы хотелось убежать, закричать, обвинить, но она не могла. Потому что знала: если бы не они, то их. Это закон, это правило, это единственное, что теперь действует. В новом мире, где нет стен, света, тепла, а безопасность – миф, нет места милосердию, новым знакомствам. Доверить людям после того, что было, что эти же люди сделали? Нет, невозможно и даже глупо.

Шлепки по кровавым лужам заставили Сэм перевести взгляд с мертвых лиц на одно-единственное, которое она не могла представить безжизненным. В понимании Сэм Вэл Бенсон – это стереотип, образ миллионов безумцев, которые никак не могут умереть в таком же мире, как и они сами. Если бы кто-то сказал, что Вэл погибнет, Сэм бы искренне рассмеялась, говоря, что этот человек – идиот. Жестокость едина, она состоит из многих частей, и Вэл – одна из частиц.

-Утром уходим, да? – она поднялась с этой горы мертвецов, со своего собственного трона, и, наверное, только теперь Сэм осознала, поняла то, чего не могла понять раньше. Вэл Бенсон и Блэр Джералд – это одно и то же. Совершенно одинаковые вещи, которые сдерживают друг друга, будто цепи. Если одной нет рядом с другой, то они сходят с ума, теряют контроль, становятся аморальными и жестокими.

И она оказалась права в своих догадках. Блэр Джералд – это цепь для Вэл Бенсон, которая не позволяла ей стать тем, кем она стала теперь, срываясь с этого поводка. Вэл Бенсон же – не позволяет рыжей окончательно забыть о том, что кроме нее самой, есть другие люди. Не позволяет стать совершенным эгоистом, не думающим о других.

Сэм не знала, кто из них хуже, но не могла представить, что одна из них сможет умереть. Это бы было, кажется, противоречием вселенной.

***

10 июля. Айова. Айда Гров.

О таких местах, как Айда Гров, говорили так: «Место, где нечего ловить». Молодёжь отчаянно стремилась покинуть этот городок малых размеров, отправляясь в колледжи или просто другие, более крупные населенные пункты. Останься здесь молодой человек, которому нужны новые впечатления, развитие, расширение кругозора и интереса, он бы превратился в старика без седины, стал бы вести привычный для прошлого поколения образ жизни, высмеивать новинки, говоря, что они бессмысленны. Да, Айда Гров действовал на людей именно так. Город – кроха: один мемориальный парк, одна больница скромных размеров, мелкие магазинчики, десятки домов на параллельных и пересекающихся улицах, да административное здание. Одна только река Мейпл со своим притоком добавляла картине хоть какой-то значимости.

Здесь мало кто оставался после совершеннолетия, поэтому в новом времени Айда Гров – идеальный город, тихий, спокойны и почти пустой. Если во время апокалипсиса с мертвой угрозой захочешь прогуляться, то, пожалуйста, приезжай сюда, и будешь чувствовать себя, как животное в заповеднике.

Роб и Билл, встретившиеся у старого дома охотника, на стенах которого остались гнилые отпечатки проходившего мимо стада, только и хотели, что почувствовать себя под чьей-либо охраной. Этот месяц, черт возьми, они ведь скитались от одного дома к другому, от округа к округу, от штата к штату. Такими темпами, любой бы мог выучить географию, даже если у него была самая хреновая память и способность ориентироваться.

-Ну-ка, давай, скажи: Старик Билл, - по-детски, играючи, седой мужчина держал мальчишку, что сидел на его коленях. Смуглый парнишка за прошедшее время совсем поменялся, казалось, что он вырос слишком быстро, так же стремительно позволяя детству стереться из его памяти. Тони мало чего понимал, но точно знал, когда стоит молчать, прятаться, держаться людей. – Черт, ты так вырос, а я и не заметил…

-Я иногда и сама не замечаю этого, только потом, беря Тони на руки, осознаю, что он стал тяжелее, - складывая в рюкзак более чистые вещи, Бонни поддерживает старика с грустью в голосе. Девушка с веснушками заметно изменилась: спина ее стала сутулой, тело худым, глаза уставшими, но руки твердыми и сильными. Она всегда таскала Тони, заботясь о его жизни, кажется, больше, чем о своей собственной. И причина этого не была так проста, как думалось остальным. Билл да и Роб считали, что девушка просто беспокоится о пареньке, в действительности, были и другие причины. Бонни боялась, что, случись плохая вещь с мальчуганом, Роб убьет ее собственными руками или вовсе оставит умирать в одиночестве. Бонни боялась этого.

-Не удивительно, почти месяц прошел с того, как эти уебки появились на станции. – Роб, что делал повторный обход, теперь относясь ко всему с такой серьезностью, что иногда перегибал палку, показался в проеме арки, что вела в уютную гостиную. Здесь диван и два кресла, повернутые друг к дугу, были накрыты вязанными пледами. Жаль только, что они оказались грязными и запачканными брызгами крови, уже засохшей и въевшейся в нити.

-Не нужно так говорить при Тони, он все запоминает, пускай и продолжает молчать, - последнее Бонни произнесла чуть тише, словно ей до боли хотелось услышать голос мальчика хоть раз. Ей казалось несправедливостью, что ребенок не говорит даже с ней, той, которая вечно рядом, вечно защищает и жертвует собой.

-Все спокойно снаружи? – Роб не был единственным, кто превращался в параноики, Билл так же трясся за каждую неточность и упущения. Им обоим все чаще хотелось выпить и забыться, но компания девушки, что теперь казалась еще более хрупкой, потеряв в весе, да малый ребенок, не желающий что-либо говорить, не позволяли поступить так опрометчиво.

Впрочем, с тем, что Тони вырос, появились новые проблемы: парнишка научился и ходить, а желание все узнать, наконец, пробудилось в нем, заставляя ребенка оказываться в самых безумных местах: рядом с окнами, у дверей и окошек для домашних питомцев. Тони совал руки куда угодно, и если раньше розетки были опасны, то теперь все было куда страшнее. Роб порой взрывался, крича на ребенка, заставляя того сжиматься комочком и плакать на руках Бонни, что никогда не позволяла себе повышать голоса. Девушка была слишком спокойной в последнее время, даже безразличной. Билл, да и скала не могли даже представить, что вертится в ее голове. А мысли молодой спутницы занимали лишь события прошлого, собственные страхи, да одна-единственная фраза, сказанная седым стариком, чья борода отросла и казалась теперь еще более забавной. Жаль, что для веселья и острой шутки не было времени, да и желания.