-Тогда зачем ты ведешь себя так? – Марко не унимается. Он знает, что на любой его вопрос у Джоунс есть ответ, к которому она пришла после долгих размышлений в одиночестве, что окружает ее теперь почти постоянно, но мальчику действительно немного противно смотреть на такую Дарлин. Дарлин, которая все продолжает медленно умирать, превращаться в старуху. Кажется, лучше бы она просто исчезла, чем мучила себя и всех вокруг.

-Как? – казалось, подобный разговор, такая тема, должны вызывать хоть немного эмоций, любых, но ее голос все так же спокоен. Только Марко не может совладать со своими чувствами, ему, в какой-то степени, даже обидно за такое спокойствие. Но это - опустошённость, мальчик еще не знает, что это значит.

-Вечно молчишь и страдаешь,- борясь с желанием вскочить на ноги, опрокинуть скамейку, привлекая бы при этом своим вскриком чужое внимание, все же сдерживается ребенок, думая о том, что маме бы это не понравилось. Темноволосая женщина бы точно не одобрила такого его поведения, она воспитывала его иначе, желая сделать хорошего человек.

-Никто не может понять, когда человек страдает, - словно слыша в словах ребенка полную противоположность действительности и реальности, Дарлин покачала головой. Чуть помедлив, она добавила, - И совершенно точно никто не может понять, как сильно.

-Никто, кроме близких этого человека. – в этот момент в детской памяти всплыл силуэт матери, почти забытый, но все еще хранящийся где-то в глубине. Марко помнил, что больно было не только ему одному, не только Джину, но и всем, кто видел то, что произошло. Блэр чувствовала бессилие, Кловер дрожала. Даже глаза Тэда Крайтона были печальны. - Джин и я переживаем за тебя. Уверен, Блэр тоже.

-Блэр тоже страдает, только наши причины для этого различны, - Джоунс вновь покачала головой, осознавая, наконец, что это, возможно, первый разговор, в котором она понимает, что говорит хоть что-то. Кажется, обижать ребенка своим молчанием ей не хочется. Ей вообще не хочется кого-то обижать, но она просто не может сейчас иначе. Почему-то, все, что произошло, принять намного сложнее, чем писали в книгах психологи. Практика труднее теории.

-Разве она не всегда так выглядит? – и вновь голос Марко почти тихий и спокойный, снова у него появляются вопросы и удивления. Мальчик, не осознает, но рад тому, что хотя бы Блэр не ведет себя так, как Дарлин. Он даже не ставит под сомнения слова Джоунс о своей подруге, потому что уверен в том, что они куда лучше его разбираются в чужих чувствах и мыслях.

-Нет, Марко, раньше мы все выглядели иначе, были другими людьми, наши желания тоже были иными.- ей хочется посмотреть в небо, но она боится. В тот раз там были звезды, теперь же, кажется, солнце и облака. Но это ничего не меняет, страх теперь везде, как и тревога. - Ты просто начинаешь забывать об этом. Я ведь говорила, все поддается забвению.

-Я не хочу забывать. – ребенок почти испугался, понимая, что подобное развитие событий его не устраивает. Он действительно не хочет, даже боится забыть хоть что-то. И в этот момент понимает, что его мозг логически додумывает каким был цвет глаз его матери. Ее лицо стирается из его памяти.

-Зря, беспамятство как лекарство. Многое из того, что тебе известно – ненужная информация, - даже не замечая перепуганного детского взгляда, да трясущихся рук и потеющих ладоней, тем же незаинтересованным голосом предлагает Дарлин. Для нее забытье есть спасение. Но оно не вечно.

-Ты тоже забываешь много ненужного? – рука дрожит, плечи дергаются порой от жуткого холодного страха. Марко хочет побить себя, заставляя вспомнить то, что – теперь он уверен-забыл. Слезы наворачиваются на глаза. Маму нельзя забывать, боже, у него ведь был когда-то отец! Любимый папа, защищающий его, Джина, маму! Как же звали мать? Как?

-Да, я что-то знала, но давно об этом забыла. – Тайлер наконец управился с укрощением палатки, чувствуя гордость за свою сноровку. Это бы заставило девушку улыбнуться или порадоваться, но, почему-то, было все равно. И из-за этого она ненавидела себя еще больше. Из-за этой слабости, из-за этого безразличия. Она чувствует себя ужасным человеком. - Но некоторые наши знания могут перестраиваться, совершенствоваться, будто кто-то запустил обновления телефона или компьютера. Или как заводы по производству сигарет, при войне начинающие выпускать патроны. Схема одна и та же, но итог другой.

-И как ты это делаешь, как переключаешь режимы? – теперь парнишка отчаянно хочет не помочь девушке, а найти ответ, который спасет его от беспамятства. Ему нужна формула, нужен способ, который позволит сохранить имя матери в голове, имя отца. Как же их звали?

-Переключаю режимы? – будто тут же забывая, о чем говорила секунду назад, Дарлин удивляется и отрывает взгляд от темнокожего мужчины. Она теперь может только наблюдать за ним, готовясь помочь в любой момент. Но его голос для нее – вещь, которая убьет. Джоунс поворачивается к Марко, прося будто повторить вопрос, натыкаясь на его хрупкое и дрожащее тельце.

Она поддалась безразличию, позволяя себе говорить с ребёнком, как со взрослым. Но, несмотря на свое развитие, очень высокое для такого возраста, мальчик остается всего лишь мальчиком. Слова Дарлин для него были слишком большой ношею. Она ненавидит себя и из-за этого.

-Перестраиваешь свои воспоминания? – его темные глаза, глубокие и бездонные, теперь напоминали колодец, который долго был пустым, поэтому почти разрушился. Но вот, подземный источник вновь пробился через почву, наполняя дно, а после поднимаясь выше. Кажется, ребенок оказался на самом дне этого колодца, пребывающая вода в котором грозилась теперь убить его.

-Я знаю некоторые вещи о людях, их психологии, - Дарлин бы хотела обнять его, хотела просить прощения, утешить, но боялась, что кто-то, кто следит за ними, увидит это. Боялась дать кому-то подсказку, как окончательно уничтожить ее, убивая кого-то еще. - Мы все поменялись, верно, но основа осталась той же. Стоит только попробовать, и ты начнешь понимать, что и к чему подходит. Как мозаика.

Она ведет себя так холодно, но именно из-за внешней холодности, внутри, наконец, начинает чувствовать хоть что-то. Хоть что-то новое, чего не было давно. Этот ребенок… Его вопросы, дрожащие плечи, слова – все это пробуждает в ней что-то забытое. Что-то, что она забыла случайно. Он как спасение.

Дарлин никогда не думала, что кто-то из семьи Янг сможет вызвать ней подобные чувства.

-То есть, люди были хорошими, ты знала, что они сделают в какой-то ситуации. Когда они стали плохими, то тебе пришлось немного изменить правила, определяющие поступки? – словно записывая алгоритм действий, чтобы после подстроить под него очевидное возвращение памяти, Марко вновь позволяет любопытству взять вверх. Лучше уж заинтересованность, чем боязнь будущего.

-Да, когда люди стали плохими, – будто и не слушая паренька после этой фразы, повторила Дарлин, словно отключаясь. Раньше бы она не сказала это так категорично, даже не подумала бы, но сейчас поняла, что презрение Блэр к некоторым было оправданно. Никто не идеален, но существуют особые демоны, даже не скрывающие своих рогов. Те люди, что уничтожили Холвудс, относились именно к ним, к таким вот демонам.

Они молчали какое-то время, сидя в этой части базы, смотря, как люди обустраивают место для жизни на теплые времена. Это все было похоже на большой пикник, ярмарку, подготовку к чему-то масштабному. Казалось, именно этот день станет началом новой эпохи, нового времени. И в это действительно хотелось верить.

-Знаешь, насчет страданий и мыслей о тех, кого уже не вернуть, -поднимаясь со скамьи, смотря теперь почти в ее карие глаза, мальчишка решил нечто важное для себя. Он вспомнил имя матери, –Жаклин – и это приносило уверенность. Ребенок оказался почти одного роста с Джоунс, что продолжала сидеть, согнувшись в спине. -Мама говорила, что жить прошлым – плохо, что это ни к чему не приведет. И я уверен, в этом она точно была права. Мама верила в судьбу, верила в людей, верила в нас с братом. Если ты поймешь, что жить прошлыми чувствами и болью глупо и неправильно, то станешь сильнее.