Мягкий ковер на полу, чей ворс сейчас был грязным и темным, совершенно отталкивал своим видом. Створки шкафа так и остались открыты, после того, как я в спешке упаковывала вещи. Куча учебников и школьных тетрадей расположились на полу у письменного стола – в тот день я вытрясла их из рюкзака, который сейчас свисал с плеч, почти пустой.
Не удержавшись, я села на корточки у этих исписанных листов, запылившихся за прошедшие месяца. Сдувая слой грязи, проводя ладонью, я открыла одну из тетрадей, понимая, что это алгебра. Я почти улыбнулась, понимая, какая же это ирония – я никогда не разбиралась в этом предмете, а он даже теперь попадается мне под руку. Стало до тоски грустно и смешно.
Пролистав несколько страниц, я наткнулась на рисунки, которыми всегда развлекалась на физике или математике. Здесь были человечки, какие-то девушки, каракули, отдаленно напоминающие комикс. На следующей странице был почерк, похожий на кардиограмму, который я с трудом разбирала – это писала Дарлин на уроках тех учителей, где перешептываться было невозможно. Некоторые листы были выдраны.
Какое-то приятное чувство накатило на меня, поэтому я провела кончиками пальцев по клетчатым листам, будто пытаясь впитать смысл, что крылся в написанных словах или рисунках. Я могла в это поверить, поверить в то, что эти тетради подтверждают, что когда-то все было по-другому. Дом опустел, улицы города тоже, но тетради и учебники лишь покрылись слоем пыли – они остались неизменны. То, что было когда-то записано в них, сохранилось на долгие годы, пока кто-нибудь не сожжет или оставит под дождем. Книги – великое изобретение, листы – хранилище знаний, буквы – способ выражения всего.
Тетрадь с алгеброй перекочевала в мой рюкзак, а собственный выбор заставил меня лишь усмехнуться, потому что я ненавидела точных наук. Оставляя кучу книг на прежнем месте, я подошла к шкафу, стягивая неудобную куртку, в которой ходила весь декабрь. На одной из вешалок, в самом углу шкафа, висел мой пуховик с теплым капюшоном, купленный матерью в прошлом году. Так же, как сменилась на мне куртка, поменялись и ботинки, на более высокие с мехом и крепкими шнурками.
В углу комнаты, на стуле, так и лежала скомканная одежда, выбрасываемая мной из шкафа. Найдя джинсы, пару свитеров и перчатки, я запихнула их в рюкзак, как и старые ботинки, которые оставлять здесь было бы расточительством.
Как-то печально осматривая комнату перед уходом, окидывая все взглядом, я выдохнула и закрыла дверь, чуть хлопая. В комнату матери я сунуться не посмела, у меня не было сил для этого, я не могла побороть страх, боясь, что почувствую призрачный запах ее духов, ее кожи.
-Ну наконец-то, - выглядывая из арки, что вела на кухню, возликовала Вэл, что-то прожевывая. Замечая мой удивленный взгляд, она потрясла пачкой кукурузных палочек, будто намекая, что ее желание, загаданное на Рождество, исполнилось. Это были именно те палочки, что мы украли с Кловер из небольшого магазинчика, охраняемого мертвецом с синими и холодными пальцами. – Ты нашла только одежду?
-Да, - кивая, я спустилась по лестнице, считая ступени. – Здесь мало что осталось, кто-то всё выгреб, как это постоянно делаем мы, но слои пыли говорят лишь о долгом отсутствии любой активности, даже мертвецов. Где остальные, Билл, Роб?
-Старик командовал шевелиться, - запихивая в рот очередную кукурузную палочку, облизывая сладкие пальцы, с набитым ртом ответила Вэл, не собираясь делиться, как и говорила в тот раз. – Он нервничал.
-Пойдем. – в это раз отправилось лишь семь человек. С Рождества прошло не так много, всего десять дней, а Билл скомандовал о новой вылазке. Назначением была Оттава, при упоминании которой все внутри содрогалось от страха и безумной скорби. Старик знал, как это опасно, но он не мог объяснить то, что тянуло его в окружной центр. Наученный горьким опытом, Билл собрал малую группу, решая, что это намного безопаснее и незаметнее.
Роб тогда разрывался, не зная, стоит ли оставлять малыша Тони с теми, кто мог не уследить за ним. Поборовшись со своими мыслями, сомнениями и самыми плохими исходами, которые рисовал разум, через пару часов мужчина-скала согласился идти, отбрасывая всё волнение в сторону. Он долго что-то говорил смуглому мальчишке, держа его на руках, всматриваясь в глаза, но, думаю, Тони мало что понимал из сказанных Робом слов – для ребенка речь нового опекуна была сложна.
Лили начала собираться, даже не оповестив о том, что она согласна. Для женщины теперь любой шанс выйти за забор был сравним с возможностью отомстить за смерть Майкла, найти того, чей палец нажал на курок. Девчонка с ранчо часто не могла заснуть, смотря в потолок, почти не моргая – обстоятельства смерти человека, которого она любила, были совершенно неясными. Судя по всему, Майкл подпустил собственных убийц достаточно близко, потому что следов пуль в автомобиле не было, только тело мужчины было изрешечено свинцом.
Отношения Гари и Сэм заметно ухудшились в последнее время. Девушка негодовала из-за того, что ее отец совершенно не позволяет ей покидать станции, выходить за забор. Его забота и страх за жизнь Сэм казались ей унизительными. Она много раз твердила, что теряет сноровку, что совсем забыла, как предугадывать опасность, но мужчина был непреклонен. Его можно было понять после всех этих смертей, но теперь на станции тоже было страшно находиться – после Отца Питера, каждый боялся, что кто-то новый, такой же безумный, придет на базу.
Вэл Бенсон поплелась в Оттаву по той причине, которая сейчас была в ее руках – пачка кукурузных палочек. Когда, после загаданного желания, сладость так и не появилась у нее перед носом, подруга решила, что нужно помочь Санте исполнить ее мечту. Когда дело касалось таких вот мелочей, Бенсон становилась почти что одержимой, совершенно не замечая за собой подобной глупости. В таких мелких вещах и попытках заключалась вся суть подруги.
Еще был Митч Стивенсон, который последнее время участвовал в жизни станции, как никто другой. Обычно грубый, нелюдимый парень, стал делать многое на базе: общаться с людьми, узнавать, что именно их не устраивает. Порой эти его попытки что-то узнать заканчивались плачевно – дракой с тем же Мэтом, но Агата Дуглас была почти окрылена таким поведением Стивенсона, позволяя ему заменять ее во многих вещах, касающихся совета. Бывший одноклассник стал очень близок с частью местной власти, узнавая многие вещи теперь раньше остальных. Меня удивили такие изменения в Митче, потому что он всегда не признавал кого-то, командующего и указывающего, постоянно сам хотел быть лидером. Он был каким-то древним воином, неспособным преклониться перед царями. Но, как оказалось позже, парень не смирился с властью совета, а сам хотел стать его частью, прорубая себе этим путь к лидерству.
Для каждого Оттава – город, с которым связано что-то особенное. Будь то плохое или хорошее, но оно существует и хранится где-то в глубине самого человека. Некоторые приехали в этот город случайно, кто-то связал свою мечту с этим местом, а другие же были рождены в окружном центре.
Для Лили это место начала новой жизни, после того, как она уехала от родителей, сбегая с их ранчо, где должна была провести остаток жизни, присматривая за лошадьми и коровами. Если бы не ее ранние стремления, желания познать то, чего не знала, Лили бы так и поседела на полях и лугах рядом с рыжим псом, лающим на жуков и бабочек.
Для Барри Оттава значила больше, чем казалось сначала. В этом городе он родился, поэтому редко воспринимал его как что-то великое, но его родственники долго мечтали перебраться сюда из маленькой деревушки где-то на краю штата. Для мужчины лишь со временем это место начало что-то значить. Ведь, в Америке оно как всё происходит? В большинстве случаев люди пересекают штаты, бросают работу, семью, начинают пить, а уж после, когда деньги совершенно перестают попадать в их карманы, блудные сыны возвращаются или же занимаются воровством. Барри понял, как важна для него Оттава, когда осознал, что это воплощение мечты его стариков, близких, родителей. Семья Барри была огромной, напоминала латинские, где много детей, вечный шум на повышенных тонах, мало денег, но все счастливы. Мужчина отчаянно стремился сохранить внутри себя эту гордость за родной город, но ему было тяжело смотреть на то, как мечты его семьи превратились в кладбище.
