Вопрос подруги детства прозвучал с какой-то интонацией осуждения и презрения, а последующее молчание явно говорило, что от меня ждали ответа. Я лишь боязливо, будто загнанный зверь, смотрела расширенными глазами то на Кловер, то на гостиную, где недавно перемешивались образы дорогих людей.
- В жопу себе его засунь! – какая-то насмешка в тоне Эйбрамсон, которая так и не дождалась от меня ответа, будто ударила меня и наградила новой порцией недоверия к ее личности. Пистолет был снят с предохранителя. Несмотря на выставленное оружие, Кловер, чье лицо ничего не выражало, начала приближаться ко мне.
Она была все в той же розовой майке, сером кардигане, от одного ее взгляда заплаканных и красных глаз я не могла что-либо прокричать, попросить ее остановиться. Я лишь пятилась назад, выставляя перед собой пистолет.
-Почему они все не вышли из автобуса, это было так сложно или кто-то захотел, чтобы они погибли? Почему, Блэр? – Кловер говорила то же, о чем спрашивала меня в тот раз, когда мы сидели в моей комнате, в вечер гибели одноклассников. В вечер начала эпидемии в Оттаве. – Ты знала, что автобус взорвется, почему тогда ты вышла? Почему, Блэр?
-О чем ты говоришь, Кловер? – голову резко пронзила боль, заставляя почти прохрипеть этот вопрос. Подруга продолжала подходить ко мне, а в ее взгляде теперь читалось гневное обвинение и ненависть.
-Почему ты убила их, Блэр? – мне стало страшно, страх сковывал движения. Кловер все продолжала надвигаться, будто была способна выхватить из моих рук оружие и пристрелить меня во имя мести. Будто я действительно была повинна в смерти тех, с кем училась, с кем была знакома.
-Я не убивала… - я знала, что это неправда, что тогда я и подумать не могла о том, что с бродяги все и начнется: суета, смерти, одиночество, потери, перемены, жестокость, вечный страх, боль.
-Ты больная? – Эйбрамсон, чьи волосы были расчёсаны, а глаза красные от слез, остановилась совсем близко, начиная водить ладонью перед моим лицом. Голос вмиг изменился, уже в который раз, становясь более расслабленным, каким-то забавляющимся, но недоумевающим. – Ты совсем потеряла связь с реальностью? Нужно спешить, старик Билл сказал, что недалеко группа мертвецов.
-Билл? - словно слыша что-то знакомое, я проморгала, понимая, что образ другой Кловер Эйбрамсон растворился как сахар в воде, а передо мной стоит Вэл Бенсон, на которую я все еще наставляла оружие. Впрочем, ее это не волновало, она будто не беспокоилась о том, что я могу выстрелить, случайно нажать на курок.
-Не тормози, хватит прикидываться, Билл сказал торопиться, - нетерпеливо осматривая мой дом, пробурчала Бенсон, проходя в гостиную, которая вновь покрылась слоем пыли, как и все остальное, а за дверью и окнами снова была холодная зима со снежными хлопьями, падающими на землю. – Чего тут непонятного?
Не отойдя от произошедшего, я пугливо осмотрелась по сторонам, все еще ища образы, призраки, которые вновь начнут говорить, игнорируя мое присутствие. Расстёгнутая куртка оказалась запачкана в пыли коридора, еще в тот раз, когда я упала на пол, стараясь будто отмахнуться от пули, выпущенной в голову.
-Давно я здесь? – следя за Вэл, которая открывала ящики и шуфлятки, будто это был ее дом, спросила я, протирая глаза, стремясь прогнать наваждение. Я следила за спиной Вэл, ожидая, что она превратится в Эйбрамсон.
-Минут десять, - пожимая плечами, подруга лишь повернула голову, приседая у тумбочки. – Что здесь можно было делать так долго?
-Неважно, - мотнула головой я, опасливо поглядывая на улицу, где в соседний дом напротив поплелся Роб-скала. Правда, это было бесполезно, потому что то здание давно пустует, еще с самого начала, с первого дня, когда хозяева покинули его, готовясь к худшему. Что ж, они оказались правы. – Я пойду наверх.
-Кстати, ты назвала меня Кловер, - поворачиваясь ко мне, будто собираясь выяснять отношения со своим парнем, заподозрив того в измене, окликнула меня Вэл, отвлекаясь от полок и всякого барахла. – Не путай нас, мы совершенно разные: Я – Вэл Бенсон, та еще стервозная подруга, Кловер – довольно милая ящерица, отбрасывающая хвост при опасности, теряющая контроль над действиями, и больно кусающаяся.
-Я знаю, - мрачный вид выдавал мое состояние, но Бенсон не была бы собой, если бы заметила подобную мелочь. Они действительно разные: Кловер иногда старается сделать что-то для других, а вот Вэл не понимает, что у других тоже есть чувства. Она и сама-то не очень часто задумывается о том, как назвать то состояние, в котором она находится. Она может быть грустной, но совершенно не понимать этого.
-Ладно, - словно дождавшись чистосердечного признания, ответила подруга, следуя на кухню. -В доме Джина, вернее, в гараже его отца, я искала бензин, но наткнулась на Харлей. Я редко видела их, но поход в Оттаву стоил одного только этого зрелища. Правда, Гари сказал, что бак пробит пулей, и на нем не поездишь теперь.
-Это байк Тэда, -вспоминая, как мужчина возился с Харлеем, пачкая руки и лицо в мазуте, потея насквозь, выдохнула я, поднимаясь по лестнице, доставая теперь нож из чехла. – Он его так и не починил.
-Крайтона? – я иногда рассказывала Вэл о том, как мы с Кловер и Джином выживали. Тэд был частым героем этих историй, наверное, потому, что героем он являлся и в действительности. Самоотверженный, прячущий сострадание за маской холодного безразличия – таким был Крайтон почти всегда, за исключением тех времен, когда настроение мужчины и мысли позволяли ему расслабиться, пропуская немного задиристости и чувства юмора.
Вопрос Вэл я оставила без ответа, делая вид, что не услышала, тут же поворачивая за угол, направляясь в сторону ванной комнаты. Наверху было так же, как и на первом этаже: комки пыли вжились в роль перекати-поле, а неприятный запах настойчиво бил в пос.
Проворачивая круглую ручку ванной комнаты, я вспомнила, как нелепо краснела, боясь зайти и отдать Тэду вещи, вытянутые из запыленных картонных коробок. Тогда я заставила заняться этим Джина, подталкивая в сторону второго этажа. Это было так глупо.
Частички пыли разлетелись в стороны, будто распуганные вороны или старшеклассники, застуканные за какими-то делами, стоило мне открыть дверь, заглядывая внутрь ванной комнаты. Тюбики с шампунем, гелями и крема стояли на грязных полочках, кусок мыла в мыльнице засох и будто скукожился. В корзине для грязного белья торчала белая футболка, посеревшая со временем, запачканная давними пятнами крови - с этой вещи все и началось, в тот момент, когда бродяга вышел из переулка, разрывая сухожилия какой-то женщины.
Отдергивая шторку ванной, чтобы наверняка убедиться в отсутствии мертвецов, я остановилась у самого ящика с зеркалом, подвешенного на стене. Я так давно избегала зеркал, что совершенно забыла, как выгляжу. Было понятно только то, что от той Блэр Джералд, навестившей меня недавно в коридоре дома, не осталось почти ничего. Той размышляющей о сложных вещах девушки уже нет, каждый день отрывал от нее какую-то часть в течении семи месяцев, заставляя превратиться в это пустое существо: волосы спутаны, посечены, кое-как подстрижены, кожа ссохшаяся, с какими-то болезненными темными пятнами на теле, шрамы и мелкие царапины, мелькающие на ладонях и щеках. И даже глаза, когда-то голубые, сейчас не выражали ничего, кроме боли и ненависти. В этом синеющем и холодном, будто Ледовитый океан, взгляде сейчас плескалась тоска, разрывающая, кажется, все тело, ломящая кости, пытающаяся поглотить.
Почти игнорируя собственное уставшее лицо, я с надеждой открыла шкафчик с зеркалом, заглядывая внутрь – здесь ничего не было, кто-то все забрал. Выдыхая, я вышла из ванной, закрывая дверь, слыша, как Вэл копошится на первом этаже, теперь заглядывая в холодильник.
Моя комната всегда была для меня крепостью, куда никто не мог зайти без разрешения. Эта светлая дверь защищала меня от всего, чего я не хотела слышать и видеть. Когда родители ссорились, я закрывалась в комнате, зажимая уши, чтобы не знать об этих криках. Когда приходили ненужные гости, вечно пытающиеся поставить мне в пример какую-то другую девочку, я тоже сидела здесь, рисуя или читая. Когда хотела побыть одинокой, чтобы никто не знал о моем смятении и тревогах, я тоже искала уединения здесь. Если могла раскрыть кому-то секрет, стены комнаты становились единственным свидетелем этой тайны.
