Роб умер и переродился в Оттаве. Он никогда не устраивал чаепитий с полицейскими, напротив, это были побеги и разбирательства, которых представители закона решались избегать, ибо разговоры скалы были нудными и бесполезными. Однажды суд дал условное за нарушение порядка, о котором Роб мало говорит, местные копы упекли его в тюрьму, где за тебя решат всё: когда мочиться, спать, есть, гулять, дышать, говорить, жить вообще. Когда, остановившись в одном из баров Оттавы, Роб думал о слепой мести, на которую всем будет плевать кроме него, то встретил свою будущую жену, преподнесенную словно судьбой в качестве подарка. После появилась и дочь. В этом же городе мужчина свою семью и потерял, но встретил Рейчел и Тони по пути в окружной центр. Для Роба это место многое значило: потери и обретения будто составляли всю жизнь скалы, стоило ему однажды оказаться в этом городе, узнать, что такое Оттава.
Я знала, что значит родной город для многих, но не знала, что думал об этом Билл. Не знала о том, где он жил, как он жил, местный ли он вообще. Я не знала даже то, сколько этому старику лет. Он был человеком, который неожиданно появляется в жизни многих, заставляет привязаться, его голос всегда звучит поучительно, но расставаться с такими людьми сложно. Очень тяжело выпускать таких мало известных и необычных людей из своей жизни, будто вместе с ними уйдет и часть чего-то важного. О прошлом Билла я могла лишь догадываться – жизнь этого седого человека начиналась для меня в тот момент, когда посреди леса за моей спиной хрустнули сухие ветки.
Для Митча Стивенсона Оттава должна была стать началом нового приключения, дорогой в будущее, открывающей множество перспектив. Этот город был детской группой для малышей, где их развивали, давали начальные знания, дальше тебе стоило бы сделать важный выбор: куда следовать теперь. Бывший старшеклассник не собирался сидеть здесь всю жизнь, он и так часто проезжал несколько штатов на выходных, чтобы развлечься с друзьями, не в состоянии усидеть на месте. Для Митча Оттава была как точка отправления куда-то далеко, где жизненный путь бы только начинался, но в итоге этот город стал для нас всех точкой отправления в новый безумный мир с мертвыми.
Пожалуй, Вэл Бенсон была единственной, кто пошел сюда только из-за пачки кукурузных палочек. Для подруги места не означали ничего – так было всегда. Вэл лишь иногда расстраивалась, если шёл дождь, мешая каким-то ее планам. Она не думала о своем окружении, о том, что значит быть другом, что значит родной город. Для нее значимость имело лишь то, что она понимала. Дом для Бенсон был местом для сна, постель всего лишь вещью, семья пустым звуком - привязанности Вэл не знала. Как и ласки, которою делятся с тобою родители. Плохими людьми не рождаются, не рождаются и безразличными животными, живущими с инстинктами – их создает общество, на которое, в итоге, эти дикари и бросаются в темноте ночи.
- У нас еще есть время? – выходя на крыльцо собственного дома, в этот раз оставляя дверь открытой, понимая, что все эти старания что-то сохранить напрасны, спросила я у Бенсон, остановившейся позади. Теперь у нас всех нет домов, крыши, собственной комнаты. Мы все бездомны. – Старик сам ведь не показал носа на улице.
-Зачем тебе? – меланхолично протянула подруга, шаря рукой в пачке с палочками, довольно хрустя, будто дразня. Вэл словно чувствовала превосходство и что-то похожее на радость от исполнения желания. Может, это было совпадением, может, и нет. – Хочешь вернуться обратно в дом и поваляться на своей кровати? Или что-то забыла?
-Ни то, ни другое, - отрицательно покачав головой, я спустилась со ступеней, оставляя Вэл смотреть на падающие снежинки, тут же таящие от прикосновения к чему-либо. Оставляя на снегу следы, отмечая, что эти ботинки с мехом намного теплее, я поплелась к соседнему дому с большой верандой, которой всегда завидовала.
Из дома семьи Янг недавно вышел Гари, который вместе с Вэл и нашли Харлей Тэда в гараже. Мужчина что-то сказал мне вслед, упоминая пустующие комнаты, но я не ответила, заходя через чуть прикрытую дверь гаража, имеющего вход и в дом. Комнаты, коридоры, лестница – всё было таким же пыльным, только на полу в гостиной остались засохшие пятна крови. Кому она принадлежала нам никогда не узнать, потому что ни тел, ни следов здесь не было.
Пошарив по комодам в комнате Джина, натыкаясь на те секреты парня, которые он рассказывал только друзьям-парням, -на журналы с красивыми женщинами на обложках и на диски с фильмами и музыкой, я вытащила альбом с толстыми страницами, где были расположенные в хронологическом порядке фотографии. Детство старшего брата, его дни рождения, какие-то важные моменты жизни, здесь была и я. После появлялись фото Марко, различающиеся, пожалуй, только качеством пленки и локацией на заднем плане. На одном из фото была вся семья: отец, чей взгляд был чуть отведен в сторону, будто нелюдимого человека, красивая мать с длинным темным волосом, спадающим с плеч, прижимающая к себе сыновей, Марко, доверчиво сжимающий край отцовской рубашки, и Джин, который не был любителем фотографироваться.
Я надеялась, что когда-нибудь встречу братьев снова, что они смогли сбежать от мертвецов, избежать их укусов. Если такое произойдет, я думаю, Марко был бы рад иметь хоть какое-то фото своей семьи, еще счастливой и полной. Кажется, со временем всё забывается, но родители это не та вещь, которую стоит стереть из памяти. Марко было всего семь, когда все это началось, если он проживет еще несколько лет в этом безумии, если я встречу его и Джина, то фото матери, растерзанной на их глазах, должно напоминать братьям, что такое семья и человечность.
Гари, заглянувший в дом, позвал меня, говоря, что Билл командует собираться и поторапливаться. Когда я вышла, кто-то еще копошился в одном из домов, а вдалеке уже слышались хрипы и скрип снега, которые и заставили старика дать команду. Мертвецов было немного, чуть больше десятка, но сталкиваться с ними сейчас бесполезно и нелогично, легче было просто уйти. Это отличный шанс не попасть в неприятную или грустную ситуацию.
Несмотря на то что я не была последней, кто вышел на улицу, Роб пристал именно ко мне.
-Ваше Сиятельство быстрее собираться не может? - его лицо было скривлено в подобии почтения, но ухмылка, мелькающая на темных губах, выдавала мужчину с потрохами. Роб был готов склониться в подобие поклона, но это бы помешало ему следить за моей мимикой, искажающейся по мере того, как голос скалы становился более задиристым и насмехающимся – Мы всё понимаем, у Вас важные дела, но наши задницы мерзнут на холоде, пока Вы занимаетесь какой-то херней.
Последнее мужчина почти выплюнул, сдерживаясь от резкой жестикуляции. Его лицо покраснело, то ли от холода, то ли от наигранной злости, перерастающей в бешенство, а вены выступили на части рук, не скрытой длинными рукавами куртки, не сходящейся на широкой груди скалы.
-Извини, я пыталась достать консервы, -голос запыхавшейся и извинившейся Лили заставил Роба на минуту отвлечься от неприятных слов в мой адрес. Я не понимала, как до сих пор сдерживаю себя в руках, если постоянно становлюсь центром всех издевательств и экспериментов скалы . Роб посмотрела на рюкзак Лили, который та застегивала, а после вновь повернулся ко мне. Я хотела было сбежать, отойти в сторону, чтобы не стать мишенью для мужчины-скалы, который последнее время сдерживал свои язвительность и грубость, заботясь о Тони, но не успела, вновь выслушивая насмешки.
-Что, думаешь сейчас, почему я не пристал к ней, что за несправедливость? – указывая на Лили, которая подняла взгляд на мужчину, услышав упоминание своей персоны, вкрадчивым голосом проговорил Роб, будто стараясь вывести меня из себя.- Да, точно, ты так и думаешь! Посмотри на свой взгляд, он так и говорит: «Почему снова я, если она была последней?» Черт побери, она ведь хоть что-то принесла, а ты просто протаскалась по чужому дому!
Билл устало закатил глаза, понимая, что это представление теперь никогда не закончится, если, конечно, мертвецы не станут сигналом для побега – Роб разошелся. Старик даже вмешиваться не хотел, хотя с легкостью мог бы заставить мужчину заткнуться, но только потом бы скала не унимался и доставал бы всех. Наверное, Билл понимал, что ему нужно, как бы это сказать, выпустит пар за все время молчания и сдерживания себя при смуглом мальчишке двух лет, требующего ухода и заботы. Вот только не Билл постоянно становился мишенью и «игрушкой для битья», а как обычно, эта честь досталась мне и в этот раз. По-другому никак.
