Поначалу Эмили и не думала останавливаться в этом городе. Она покинула Сан-Франциско месяц назад. Быстро собрала все необходимое, отключила электроприборы и вызвала такси до автобусной станции. Там она купила билет на первый же рейс до Сакраменто. А дальше — Аризона, Нью-Мексико, Техас… Лоуринг постоянно была в пути, останавливаясь лишь для того, чтобы нормально поесть и отдохнуть. А потом — снова в дорогу.
На фоне всего произошедшего у Эмили развилась паранойя. Девушке постоянно казалось, что за ней кто-то наблюдает. И даже чье-либо преувеличенное внимание к своей персоне Лоуринг воспринимала как потенциальную опасность. Особенно она не доверяла противоположному полу — всем тем, кто пытался с ней познакомиться или завести разговор. Тогда Эмили срывалась с места и вновь пускалась в бега, дрожа от страха, отныне ставшего ее спутником.
Ночами, лежа на продавленных матрасах в дешевых гостиницах, девушка тихо плакала и кляла на чем свет стоит Кэтрин и свое собственное любопытство. Это Пирс подбила ее на подобный шаг, и теперь она расплачивается за собственную глупость и доверчивость. Лоуринг вынуждена скитаться по стране, постоянно оглядываясь и вздрагивая от каждого шороха. Даже родителям Эмили звонила редко, пользуясь исключительно телефонами-автоматами. На все расспросы она отвечала, что с ней все в порядке и волноваться не стоит. При этом девушка изображала счастливую путешественницу, которой жизнь перекати-поля только в удовольствие, и родные успокаивались.
В Теллерайд Эмили попала в середине декабря. Автобус, в котором она ехала, следовал по маршруту из Денвера в Фармингтон, однако Лоуринг, повинуясь недавно выработанной привычке, сошла на полпути. Вытащив свой нехитрый багаж, девушка, зябко потерла руки и надела капюшон. Тонкая осенняя куртка не спасала от холода, так что Эмили, шмыгая носом, взяла чемодан и двинулась в сторону города. Если верить указателю, до Теллерайда ей надо пройти три мили, и это при том, что начался снегопад, типичный для этого времени года. Мда, зря она все-таки высадилась из автобуса. Там хотя бы было тепло…
Не успела девушка сделать и нескольких шагов, как ее окликнули:
— Эй! Постой!
Лоуринг вздрогнула от неожиданности. На мгновение в голове мелькнула мысль, что Клаус все же выследил ее, и теперь спасения ждать неоткуда. Ноги ее так и приросли к покрытому корочкой льда асфальту. Не оборачиваясь, Эмили слушала, как кто-то торопливо приближается к ней, волоча за собой чемодан на колесиках.
— Уф, — раздалось совсем рядом, и Лоуринг бросила настороженный взгляд из-под капюшона на того, или, точнее, ту, что подошла к ней со спины, гремя чемоданом. — Привет! Я — Джинни. Мы с тобой в одном автобусе ехали. Ты тоже в Теллерайд, да? Пойдем вместе, так не страшно будет… Хотя, я и так не боюсь, но все равно! Девушка, одна на дороге…
Эмили слегка опешила от такого напора, однако успокоилась, узнав в бойкой спутнице случайную попутчицу. Помнится, она сидела неподалеку, пытаясь читать книгу в потертой обложке, но автобус так трясло, что девушка оставила это неблагодарное дело. Лоуринг еще тогда бросились в глаза ее шикарные косы, лежащие поверх мягкого пончо верблюжьего цвета — толстые, длинные, гладкие, как две змеи. Поначалу Джинни казалась похожей на индианку, однако светлая кожа и серые глаза попутчицы разубеждали в этом.
— Хорошо, пойдем, — сдалась Эмили, и уже вдвоем девушки двинулись в сторону города, надеясь попасть туда еще до того, как стемнеет и разгуляется непогода.
Все это время Джинни Уайт болтала без умолку, но, к вящему удивлению Лоуринг, это не раздражало. Скорее напротив, своей искренностью спутница располагала к себе, и Эмили расслабилась впервые за все время своих скитаний. Джинни так и сыпала вопросами, и девушка не без удовольствия давала на них ответы, стараясь, впрочем, избегать истинных причин побега из Сан-Франциско. Уайт, чувствуя в некоторых ответах Лоуринг напряженность, тут же отступала и переводила тему. Эмили была этому только рада. Джинни отвлекала ее от неприятных мыслей, и при этом не лезла в душу.
Когда девушки добрались до города, их знакомство переросло в дружбу, и вот уже три месяца они были неразлучны, насколько могут быть неразлучны две лучшие подруги, почти сестры. За приемлемую арендную плату они сняли на двоих небольшой домик и обустроили его по своему вкусу.
Именно Уайт уговорила Лоуринг остаться в Теллерайд. Это были последние числа января, и девушки коротали вечер за просмотром старого вестерна и горячими напитками. Эмили подняла вопрос о предстоящем отъезде — она до сих пор плохо спала по ночам, и ей всюду мерещился Клаус. Нелегко было признаваться, но в пути Лоуринг было спокойнее. Однако ее решение встретила решительное сопротивление со стороны Джинни.
— У меня, конечно, тоже есть правило: не задерживаться долго в одном месте, — говорила она, забравшись с ногами на диван и потягивая обжигающий крепкий кофе. — Однако так и одичать можно, подруга! Сколько ты в пути? Месяц? Два? От кого ты бежишь?
Эмили чуть не поперхнулась травяным чаем:
— Бегу? Я?
— Ну так, чисто теоретически. Вот я наблюдаю за тобой и вижу, как ты шарахаешься от собственной тени, — уверенно ответила Вирджиния. — Дело твое — говорить или нет, но сколько это будет продолжаться? Это же безумие!
Лоуринг не могла не согласиться. Да, вечная дорога — это нелегко. Но Клаус… Эмили вздохнула и опустила глаза. Может, Джинни права, и она преувеличивает масштабы трагедии? Действительно, стоит попытаться наладить новую жизнь здесь, в Теллерайд, в окружении хороших людей. В конце концов, она хорошо запутала следы. Страна большая, и если проявить должную долю осторожности, Клаус никогда не найдет ее…
На том и порешили. С этого момента Эмили начала новую жизнь: нашла работу в небольшой закусочной, записалась вместе с Уайт на занятия танцами, даже сменила прическу, покрасив отросшие волосы в каштановый цвет и сделав завивку. Все налаживалось, и постепенно призраки прошлого оставили Лоуринг. Страх ушел, а вместе с ним и осторожность.
Все перечеркнул один-единственный звонок родителям…
Комментарий к
3 мили = 4 километра
========== Часть 4 ==========
Главным достоинством Клауса была способность ждать — долго, терпеливо, точно тигр в зарослях, наблюдающий за осторожной ланью. Еще бы! У него впереди была целая вечность; за спиной же — ворох прожитых веков, складывающихся в тысячелетия. Нетерпение редко охватывало его сущность, но это никак не влияло на жажду его деятельности, даже некую самозабвенность. Если Майклсон задумал что-то — обязательно шел до конца, не сворачивая с намеченного пути.
Что же касалось недостатков… Что ж, тут дела обстояли гораздо сложнее. Но если копнуть глубже, средь неоправданной жестокости, непредсказуемости и неукротимого гнева скрывался едва тлеющий уголек мести. Его жар Клаус мог поддерживать веками — достаточно вспомнить историю Катерины Петровой, чтобы удостовериться в этом — и раздуть до всеохватывающего пожара при необходимости. Первородный ни разу не задумывался о том, что месть — блюдо, которое подают холодным, нет. Он подогревал ее воспоминаниями, злостью, порой даже обидой, алкая в себе чувство неприкрытой ненависти. Это позволяло Майклсону держать себя в тонусе, дабы всегда быть готовым к решающему рывку.
В его лексиконе не было слова «милосердие», как у любого другого крупного хищника. Видит Бог, он пытался быть другим; он и был, когда-то давно, пока отец побоями не взрастил в его душе первые ростки жестокости. Теперь же он напоминал себе кота, что часами караулит мышку у норки: вот-вот она высунет любопытную мордочку, и все, что ему останется — схватить и, ощущая отчаянное трепыхание маленького тельца, запустить в жертву когти, зубы и одним махом заглотить ее, еще теплую.
Клаус усмехнулся, наливая себе очередную порцию бренди. Да, Эмили и впрямь была похожа на маленькую, юркую мышку, которая пытается скрыться от пронизывающе-зеленых кошачьих глаз, сверкающих в темноте. Пускай сейчас она забилась в какую-то щель, но рано или поздно она, беспечное существо, потеряет бдительность, и тогда он схватит ее, в полной мере продемонстирировав, что ждет тех, кто сует нос не в свои дела.
