Ты снова летишь на сломанных крыльях,

Приди приди, то, что ты получила,

Эмили ты такая жестокая,

Эмили, ты мне нужна,

Эмили, ты разбиваешь мне сердце… — пел некто хрипловатым голосом, и Майклсон прикрыл глаза, чувствуя приступ душевной боли от уязвленного самолюбия и жестокого предательства. А ведь, казалось, он отключил все чувства!

Хочешь ли ты быть моей девушкой только этой ночью?

Хочешь ли ты быть моей любовью всегда?

Хочешь ли ты быть моей девочкой, детка, для одной ночи?

Сохранишь ли ты мою любовь, о детка, сейчас или никогда.

— Сейчас или никогда… — повторил Клаус и рывком поднялся с кресла. Подскочив к Эмили со спины, он схватил ее за голову и резко дернул в сторону. Раздался хруст шейных позвонков, и тело девушки обмякло в его руках. Месть свершилась, он сделал это. Тогда почему же он не чувствует удовлетворения?

Майклсон, повинуясь внутреннему порыву, поднял Лоуринг на руки и всмотрелся в ее лицо. Две влажных дорожки навек застыли на помертвевших щеках. Ее разум подчинился его воле, но она сама — нет. Эмили танцевала в последний раз, мысленно прощаясь с жизнью. Ее любопытство и доверчивость сыграли с ней жестокую шутку.

Сам не понимая, для чего, Клаус отнес Лоуринг в одну из спален и уложил на кровать. Облако волос, некогда русое, а теперь каштановое, разметалось по подушке. Руки ее, по-прежнему изящные, сложил на груди и отступил назад. Эмили казалась спящей, если не считать следов слез.

Больше находиться здесь не было смысла, и Майклсон покинул последнее пристанище своей натурщицы. Переступив порог, он тотчас забыл об Эмили Лоуринг, ибо снова отключил чувства. Так спокойней. Лучше мертвенная пустота, чем вопли неудовлетворенной мести и вины.

***

Джинни чувствовала: дома что-то не так. Ощущение это пронзало ее изнутри, точило, подобно древесному жуку. Что-то не так. Что-то с Эмили. Мысль эта засела в мозгу подобно пуле, не давая Уайт сосредоточиться на охоте. Она уже несколько минут флиртовала в закусочной с одним заезжим пареньком, однако дурное предчувствие спутало все карты. Все-таки подруга стояла превыше неутоленной жажды крови, и девушка, извинившись, поспешила домой.

Как и Эмили совсем недавно, Уайт встретила гробовая тишина. Не к добру это. Джинни нахмурилась. Что могло произойти, пока она вышла поохотиться? Девушка прошла на кухню и увидела на столе полупустой пакет и лежащие вокруг продукты. Итак, Эмили дома. Уайт напрягла вампирский слух. Тишина. Странно, может, она выложила покупки и ушла? Но тогда бы Лоуринг не забыла бы закрыть дверь…

Джинни медленно двинулась в сторону гостиной, и тут она уловила следы чьего-то присутствия. Запах чужака — смесь дорогого одеколона, мускуса и… крови. И еще этот особый сладковатый запах, свойственный вампирам. Такой себе ярлычок, позволяющий распознавать своих.

Взгляд Вирджинии упал сначала на лежащую на ковре скалку, затем — на верхнюю одежду, сваленную посреди комнаты. На столике шипел магнитофон — кассета закончилась, а ее никто так и не сменил. Уайт рассеянно выключила его и, нахмурившись, обвела комнату взглядом. Нет следов борьбы… Ничего нет, кроме одежды и скалки на полу. Что же это такое?

Мучительные раздумья Джинни были прерваны звуком приближающихся шагов — тихих, неуверенных. Девушка почуяла знакомый запах и, приготовившись, обернулась мысленно напрягшись. Перед ней стояла Эмили — с растрепанными волосами, бледная, растерянная, с темными кругами под глазами. Уайт ахнула, прижав ладонь к губам. Нет, только не это!..

— Джинни… Что со мной?