- Что? - через силу отреагировал Джокер, ступая в глубины беспамятства дальше.

- Мы с тобой встречались раньше?

- Когда?

Брюс замялся, не желая показывать свою уязвимую, безумную ночную сторону.

- Тогда… До шрамов.

Джокер помрачнел, его глаза окончательно опустели - и неожиданно показался совсем старым, усталым, изможденным - что-то яркое кольнуло героя в шею, в районе седьмого позвонка, и понадобилось достаточно времени, чтобы осознать, что это не нож или игла шприца, а реакция его собственного тела.

- Теоретически возможно, но на практике - нет. Они у меня сколько я себя не-помню. Лет в шесть уже были, - практичный ответ никого не обманул: сквозняк старого дома остужал выступивший на висках пот.

Прежде дававший шрамам на глаз не больше десяти лет, Брюс вдруг захотел попросить черт знает за что прощения, утешить чудовище - это ведь был миг совершенного доверия? Да и жадный интерес к исследованию уродства привычно смутил его - но неясное ощущение опасности не угасало.

И даже светлая откровенность не нейтрализовывала ее.

- Напомни свой вопрос, - потребовал он, окончательно путаясь в своих деструктивных и чужих больных реакциях.

- Я по два раза не повторяю, Уэйн, я не твоя секретарша. Но я могу показать тебе. - холодно прошептал странный клоун в несчастное ухо.

Он попытался встать - готовил давно знакомое хаотичное блуждание по комнате, щедро сдобренное пространными, совершенно бессмысленными рассуждениями - но обнаружил, что не может сдвинуться с места.

Брюс крепко удерживал его, пытаясь только не принимать сочувственного вида.

- Видишь? Ничего не получается, Джек Эн. Теперь ничего не получается.

Никчемный Джокер зарычал от бессильной злобы, походя рванул пуговицы на его рубашке и болезненно впился в услужливо подставленный рот.

Податливое непротивление его еще больше разозлило - разумеется - вот теперь длинные пальцы родили лезвие и белая нательная майка была не слишком ровно взрезана.

Карие глаза придирчиво осмотрели налитые соками мышцы, жесткие, выступающие под кожей словно корни тиса или каштана - дрогнули губы, готовые сложиться то ли в улыбку, то ли в гримасу.

Движение - жизнь, и Брюс одобрительно улыбнулся, ухватывая зубами злобный, ничем ему не угрожающий язык.

Он должен был помочь этому человеку? Он хотел ему помочь? Дать ему что-то, чего он никогда не знал? Отнять это от себя?

Но любой психопат не усваивает свет, обращает его в темноту…

Когда Джокер наконец оторвался от его рта, апогей пограничья был достигнут: подчинить его казалось правильней всего остального.

Это ужасало: снова забылся, вспыхнули злые мысли - он так беззащитен, а значит жалок - и стоило осадить себя.

Брюс тревожно вздохнул, и ухватился повыше поврежденной шеи, попутно жадно оглаживая рубцы Улыбки большими пальцами, надеясь подтянуть опасную пасть поближе.

- Хватит, Джокер. Довольно, уже хватит. Отойди, - нелогично предупредил он, не умея сейчас выбрать между похотью, тревогой и рыцарством.

- Хва-атит? Довольно? Мне уйти? - понимающе протянул Джокер, и уложил руку на геройское колено, вызывающе находя выемку коленной чашечки уже привычным жестом: слабое место. - Ты такой благородный, мм…

Тяжелое, темное горение полыхнуло, обуглило остатки осмотрительности.

- Да. Уходи, а то я тебя переломаю.

Настала пауза, в которой руки сжимались на ткани чужой одежды, словно были полны агрессии - какая чушь, это все не имеет значения - беззащитные жертвы, холодные мертвые тела, гибель, кладбище, болезнь, в этот момент несуществующий темный город…

Джокер быстро избавился от подтяжек, расстегнул на себе рубашку, сбросил ее, сбросил футболку, изогнулся.

У левого соска алел след от импровизированного хлыста, и Брюс устыдился.

- Все, вольные упражнения с холодным оружием закончены? - обескураженно поинтересовался он, истратив все запасы притворного превосходства.

Вместо ответа загадочный клоун помог ему стащить разодранный верх, словно одежда хранила след неловкости, словно, обнажаясь, можно было просто оставить все позади.

Он щелкнул языком, провоцируя - Брюс снова вздрогнул, внушительные мышцы заходили под гладкой кожей - вжался в него покрепче и позволил себя снова поцеловать.

- Это ты все еще можешь уйти, Брюс Уэйн, - предупредил Джокер между жадными поцелуями и не улыбнулся. - Я не обещал ничего, кроме того, что вошло в наше чертово соглашение.

- Я вовсе не… Не пытайся обмануть меня.

И Брюс Уэйн противоречиво стал выглядеть как человек, который загибается без наказания: почти попался, почти пропал?

Джокер поджал губы, но наклонился в новом поцелуе, следуя за печальным мастерством обманщика - нужная кондиция безволия жертвы пока достигнута не была.

Изуродованный рот властно прижался к потемневшим от возбуждения губам, пальцы сжались на горле, продавили кадык, жало языка вдумчиво исследовало сокровенные недра - зубы, щеки - щедро залило в глубины горькой слюны.

Брюс сглотнул, туго проглаживая пальцами позвоночник психа, надеясь только, что тот никогда не узнает, какое на самом деле это доставляет ему удовольствие.

Он попытался упрятать грубое желание поглубже, забыть о его существовании: вдохновенное горение хоть и не заменило жаркое жжение в паху, но сублимировало жажду проникновения в его желанные глубины - пробиться под чужую кожу пальцами, распластать, растянуть гибкие ноги, проверить на прочность сухожилия; казалось, даже хруст костей сейчас не остановил бы его.

Это казалось секундным промедлением, но когда они прервали исследования оскаленных друг в друга ртов, оказалось, что их покрывает пот и волны жара.

Здесь всегда было так жарко? Словно в печи.

- О, не переживай, Бэ-этмен. Я пока тут, - подсказал занимающий все его мысли преступник, когда Брюс попытался на глаз определить его состояние, растирая по тощим плечам собственный пот.

Джокер наконец добрался до брюк, и теперь сдирал ногти прежде таких ловких пальцев о застежки.

- О, черт, Джек…

- Ага-а…

Брюс потерся губами о правый шрам, разглаживая пальцами левый - этого было даже много, он мог не выдержать - почти в исступлении чувствуя, как Джокер положил ладонь на его пах, слышал как он шипит и прижимает пальцы так сильно, словно от этого зависят их жизни.

Он лег пониже, давай полную власть над собой, игнорируя яркий, активно предупреждающий об неясных намерениях огонек инстинкта.

И фиолетовые, и черные брюки пали на пол, в кучу остальной одежды.

Нож мешался и тоже был отброшен.

Джокер снова прижался с поцелуем к чужому рту, давая завладеть своим языком, и наконец уничтожил хлопковую преграду нижнего белья…

Злобно выгнулся, опускаясь на колени перед несчастным диваном.

- Джокер?!

========== Глава 60.’ ==========

Но удивление не продлилось - шершавые пальцы на беззащитной коже внутренних сторон бедер были той еще мукой, и Брюс следом забеспокоился о том, как бы не слиться раньше времени.

- О чем бы ты не думал, сейчас это не важно, - просипел проницательный клоун, и беспечный герой только понял, что он уже давно не улыбается.

- Джокер? Ты…

Джокер не ответил, наклонился - жадный рот присосался к разгоряченному бедру как тупая, а потому бесстрашная пиявка - потерся губами о принстонский крикетный след над правым коленом - незнакомая инициатива, неопознанный жест, неопределенные намерения - подключая к ласкам вторую руку, пока довольно невинно поглаживающую мошонку.

- О, черт, Джек, не провоцируй меня…

Горячая ладонь легла на возбужденный орган Брюса, пальцы сжались.

- Ты обнаглел, Бэт. А я не выношу наглецов.

Брюс, разумеется, застыл - легкомысленно предоставлял ему управляться самостоятельно - только уложил руку на клоунскую спину, когда острый язык основательно разлизал вену у него в паху, на границе бедра.

- Мне все опротивело. - снова заговорил Джокер, глухо и низко. - Но я все еще могу продолжать.