Брюс вспыхнул - последняя издевка на самом деле задела его - и поспешно положил трубку, преступно забыв про самый важный вопрос.

Будто он мог просто пойти и говорить с ним…

На исходе ночи Джокер уже знал, где здесь столуется Алый, и что нужно сделать, чтобы попасть в местную элиту.

Снова Котел постарался. Но Крейн будет полезен и в Палубе.

- Он обещал… - гундосил неприятный женский голос толпы справа.

Вдобавок он узнал, где именно тут работала Линда, веселая доярка местного божка - о, к этой женщине у него даже с учетом реальной ситуации было несколько вопросов - многое о нем самом, снова лихо переходя дорогу новому влиятельному человеку - если его, конечно, кто-то сможет узнать.

- Я люблю его! - смутно звучало в нутре человеческого шума.

- Исповедь нужна, - без запинки вторили пьяные голоса, - исповедь. Я схожу туда завтра.

Это было даже много: тяжело оставаться незамеченным, но он больше слушал. Задавать правильные вопросы, не используя нож - та еще задача.

Он с ненавистью смотрел на пластиковый снег, щедро наваленный под ногами - он уже чувствовал его залежи в своих ботинках и, казалось, даже в носках - на чудовищно безвкусные сталактиты искусственного льда, нависающие с потолка, подсвеченные яркими огнями…

Хуже всего было терпеть местную музыку.

Даже пульсация голосов от кишащих вокруг людей была терпимей.

- Умерла королева… - выл патлатый певец. - Ладья-а!

- Я могу это сделать! - нагло заявила толпа юношеским голосом, глухим и нелепым. - Двух курочек за раз.

Джокер приподнял брови, страдая от гнили Айсберга сильнее ожидаемого.

У его локтя материализовалась официантка, одетая как служанка из девятнадцатого века, и поставила перед ним полный стакан.

- Ваш напиток, сэр.

Джокер злобно прищурился, скромно, нежно улыбаясь.

- Я не заказывал, сладкая.

Девушка извлекла из наколки в волосах крохотный блокнот.

- Третьему столику от мистера Асканио Собреро. Заказ с кухни. Не волнуйтесь, уже оплачено.

Ее лицо не озарилось никакими мыслями от этого в крайней степени нитроглицеринового имени, и она бодро поспешила прочь.

Прежде он был уверен, что сработал чисто, а под нынешним гримом - прямые черные волосы, чахоточная кожа, голубые глаза - его не узнает даже Линда.

Она, впрочем, оказаться здесь никак не могла.

- Мой отец, - продолжал тот же голос, что вещал про “курочек” сзади. - Впрочем, неважно. Но знаешь, кто еще здесь? Уэйн. Ненавижу мудака. Прямо убить готов.

Осаженный со всех сторон новостями Джокер подавил свирепый вздох, собственнически оглядывая новую информацию, не слишком уважительно, но вполне справедливо полагая, что в подобных местах такому, как этот неугомонный бэт-мужик, делать нечего.

По крайней мере на такую глупость, как этот чертов стакан, он способен не был.

Мимо проскакала все та же взмыленная официантка, крепко сжимающая в кулаке чаевые.

Джокер взмахнул рукой, задирая рукав. Циферблат его Гамильтона зеркально отразил диван за его спиной и юношу, проклинающего Брюса, а приличный диаметр стекла позволял все хорошо рассмотреть.

Сопляк-тинейджер, хрупкий и зеленый. Не угроза Бэтмену, пустобрех.

Сразу же потеряв интерес, он вернул рукав на место, равнодушно игнорируя нешуточные приливы ненависти.

Незаметно проверил стакан на дополнительные примеси и ухватился за него, делая вид, что собирается пить. Это оказался рутбир, и он нахмурился.

- Управляющий маслосклада. Вот кто, а как ты думал? - шуршало слева. - Ненавижу урода…

Все это слишком опасно - эти хождения по злачным местам - и он не мог позволить ему повторить подобную глупость. Под пулями безопасней, чем тут.

И под пулями лучше, чем тут… Ему тут тоже плохо? Его так же тошнит? Или для него это место - храм веселья?

Через пару отшитых шлюх пора было менять угол обзора - удержаться от любознательного изучения Бэтмена в новой обстановке он, как придирчивый эксперт-хироптеролог, не мог.

Самодовольный Брюс Уэйн - длинные ноги нахально выставлены в проход между стульями, на плечах нагло улегся мерзкий неоновый свет - обнаружился в самом людном месте, в середине вип-зоны.

По крайней мере фальшивая улыбка означает, что он еле терпит местные красоты.

Джокер усмехнулся и сменил дислокацию, ревниво оглядывая иные угрозы, способные встать перед этим человеком помимо него самого.

Он ожидал увидеть новую красотку-на-вечер и поэтому не удивился, увидев руку Бэтса на ее плече… Это что, юноша?

Это же неимоверно забавно, особенно если попадет в газеты. Какое поле для подколов…

Или нет, не так уж и забавно - грязная шлюшка вполне сошла бы за его собственную имитацию - шесть из восьми параметров под черный пакет - есть даже отупелые от наркоты карие глаза.

Это подобие показалось важным: это что-то означало?

Что это за чувство? Он с недоверием понял, что это что-то вроде покровительственного расположения.

Не обычное удовольствие от занятных вещей, подтверждений собственной силы, темных мыслей, возможностей повлиять на этот мир, пусть и с помощью насилия.

Это напоминало… Как если бы он узнал, что им известны одинаковые вещи? Что-то не то. Общность интересов? Нет.

Скорее, признание его существования. Доказательство влияния.

В Джокере вдруг возникла какая-то странная снежная буря, даже буран: опасения, прежде никогда не возникающие в нем, вдруг ясно встали перед глазами.

Обостренное чувство ответственности, особое видение справедливости - совершенно безумное - вся эта чушь не угрожала никаким планам, и в расчет не принималась: прежде не касалась его самого.

Это ему совершенно не понравилось.

Идея исследовать Айсберг была глупа до уродливости.

На следующий день у Брюса Уэйна было много времени осознать все глубины своей глупости и всласть насамобичеваться: его дневное воплощение было обречено присутствовать на скучных человеческих сборищах ровно семь рабочих часов.

Он выслушивал специалистов, стараясь не отвлекаться, но, к сожалению, это было невозможно.

Вернулся домой, скинул пиджак, растирая пальцами виски и походя пытаясь забыть навсегда о игривом мальчишке - полутьма ресторана, тонкая косточка плеча, хрупкого, словно крылышко птички - который десять странных минут занимал его, потому что смутно напоминал о чем-то, и был с ужасом изгнан, когда Брюс понял, о чем.

Он определенно был болен уже много месяцев. Это его отвращало? Если бы.

Иронично хмурясь, вошел в холл, наткнулся на дворецкого и попытался избежать пристального взгля…

- Ваш гость вернулся.

Брюс сжал челюсть и излишне прытко устремился в северную библиотеку. Вместо тревоги, или гнева, или что там приличествовало случаю, он чувствовал какое-то болезненное биение под желудком.

Джокер - привычный, но никаких зеленых волос, никакого грима, только кожа позолотилась солнцем еще сильнее - окаменел в неудобной позе на библиотечном диване, живой, прямой, настороженный.

Игнорирующий его появление.

Когда тень от коридорных ламп появилась на его пути, он повел плечами в старом-добром жесте удовольствия.

- Важное заседание, - вместо приветствия сказал уязвленный английским прощанием и новым витком каната Брюс. - Мог бы послать кого-нибудь вместо себя, но это про приют для стариков.

- Купить тебе этот приют? - насмехаясь, его незваный гость сложил свою книгу (какой-то атлас по военно-полевой хирургии), и нахально откинулся на спинку чертового дивана, умудряясь в одно движение перетечь из камня статуи в нахальнейшую, вызывающую желейную позу.

- Если было так просто. Благотворительность всегда привлекает полчища крыс, за мои же деньги и добрые намерения.

- Полчища крыс! Беззаботное детство, - умилился Джокер. - Тут еще должна была быть шутка про флейту…

- А как же Шекспир, Джек? - быстро перебил его высокомерный герой, определенно не желающий слушать очередную мерзкую шутку про чью-нибудь флейту. - Надоел?