- Похоже, Бэт… Похоже на то…

Начался новый поцелуй, и чертов псих закрыл глаза и затих, совсем сдаваясь.

Оторваться от горячего горького рта было не слишком легко, да и теперь уже были доступны поглаживания шрамов, но Брюс лихо позабыл обо всем, жадно оглаживая живот странного своего гостя - тазовые косточки, острую линию жестких, почти прозрачных волос, ямку пупка - безусловное подтверждение его человеческой природы.

Правда ли красив этот ужасный мужчина, или это просто иллюзия?

Теперь его руки были сжаты в кулаки - совершенно неуместный жест, совершенно точно вызванный насильственным избавлением от белья - и Брюс по очереди разжал пальцы злым, властным жестом, с трудом отрываясь от вожделенной генеральной линии.

Никто прежде не страдал в его постели.

На безликих ладонях бледные ногти выдавили красные лунки следов - знак не страсти, но преодоления - и он разгладил их подушечками пальцев, безнадежно надеясь стереть.

Прошелся по каждому губами, разлизал…

Джокер низко застонал - совершенно невозможный для него звук - и Брюс отпустил его, опасаясь сожалений.

Он сходил с ума, и в этом их взаимодействии не было ничего романтичного: все было только логичным продолжением натяжения, выраженного единственно доступными низменными инструментами.

Привстал, ласкаясь ладонью о дрожащее от сбившегося дыхания горло, ясно давая понять, что собирается делать дальше.

- О, да ладно, Бэтти, ты не серьезно…

- Скажи, и я перестану. Ты можешь уйти. Уходи. Я так сильно хочу тебя. Ты сводишь меня с ума…

Джокер захохотал, вытягивая шею, чтобы ладонь не мешала ему предаваться сомнениям: он был удивлен, как и многие дни прежде.

Но пока существовало только соприкосновение.

- Я словно попал в бордель при монастыре. Ты самый забавный человек в этой стране, Уэйн. Погоди, я уже говорил это? Пользуешься тем, что у меня сейчас нет обострения, как некрасиво.

- А ты унылый, Нэпьер. Ужасный, ледяной, мрачный. Тебе надо сделать что-то с этим, потому что я вижу тебя насквозь, теперь уже точно.

Брюс наклонился, завладел чужой ногой, чувствуя пальцами камень костей под бледной кожей, и провел сухими, сжатыми губам по покрытой тонкими волосами голени.

Поднялся выше и поцеловал колено, которое прежде не мечтал даже погладить. Не смог удержаться и провел языком по шрамам от железных когтей Крока, со стыдом предчувствуя собственную грань: все это было слишком волнительно. Совершенно необыкновенно.

- Попытаешься убить меня позже, ладно? - торопливо сказал он, внимательно наблюдая за возможными изменениями в настроениях Джокера.

Тот судорожно втянул в себя воздух, вид у него был беспокойный и нервный. Он раньше много подчинялся; никогда это не было легко, или приятно, или хотя бы не приносило боли. Но теперь он был достаточно силен, чтобы делать только то, что хочет.

- Лучше прекрати. Ты же потом пожалеешь. Как всегда, - угрожающе прошипел он, но горло ему сжимало дикое желание и тяжесть руки Бэтмена, и вышло очень неубедительно.

Они снова встретились взглядами, совершенно ничего друг о друге не поняли, и Брюс, прикрывая печаль властностью, молча развел тощие колени и начал с того, что проследил губами белое бедро, заласкивая пальцами указанную в полумольбе ригидность - растирая навершие через тонкую преграду кожи; словно безумный нарцисс, придирчиво прослеживая длину и обхват, потирая пальцами основание члена, вдавливая ласку в тонкое, чувствительное место.

Горло под его левой ладонью трепетало, вибрировало от какого-то не доведенного до конца звука, и он пожалел, что у него только две руки. Это место пришлось оставить в покое, но пальцы еще помнили прикосновения к тонким косточкам, кадыку, гладковыбритому подбородку, и он утешился этим, пылая.

Чего он хочет? И еще надо было решать, что он теряет.

Брюс усмехнулся и начал усердно вылизывать тяжелый орган Джокера: вобрал в рот - оба вздрогнули - провел кончиком языка по уретре, дурея от вкуса предсемени, прошелся по стволу, проследил набухшие, потемневшие вены; обхватил губами головку, выталкивая на нее побольше слюны, поразительно недооцененной раньше смазки; сбился в хаотичные поглаживания уздечки, снова прошелся по протяжно и долго…

Он уже ни черта не соображал.

Позабыв обо всем, он задвигал рукой в такт своему языку, не помня, что этим сокращает долгожданную близость.

Стонов, столь жадно ожидаемых им всегда, слышно не было, но он не обратил на это внимания, умудряясь остаться эгоистом и в подобном положении.

Лавина собственного удовольствия, сосредоточенная в губах и даже в подушечках пальцев, поразила его.

- О, нет-нет, - вдруг прохрипел Джокер, и тень похоти в его голосе вызвала новую горячую волну в теле неосторожного Бэтмена. - Не двигайся. Как же ты меня достал, мышара…

Белая рука вцепилась в волосы - Брюс широко раскрыл глаза, но прилив восторга помешал ему даже думать о сопротивлении - вздернула его непослушную голову.

Бедра преступника приподнялись, слизистую обожгло сухой болью: член просадился в невинные глубины горла.

- Ну что, теперь ты… видишь… что нельзя было… - зашептал псих, через каждое слово направляя горячий рот так, как вел его гон желания, но ожидаемого ужаса не вызвал: Брюс только зарычал от нового темного, огненного прилива в паху.

Вернул себе ведущее положение, сам углубился, пытаясь ввести головку себе в горло, следуя не столько за отчаянной попыткой Джокера смутить его, сколько сублимируя собственные нехитрые желания, но мышцы его личного злодея сократились, плоть опасно дернулась, и начинающий экспериментатор чуть не сошел с ума, справедливо полагая, что для такого пока рановато.

Инициатива, которой он так опасался, оказалась сногсшибательной - он в любой момент мог подмять его под себя, сломать, но этот человек был достоин ожидания - так хорош, так непрост, так непредсказуем. Почему он сдерживался прежде? Он не мог вспомнить.

Практически сразу почувствовал признаки пика - напряженность, сжатие, биение - и с энтузиазмом усилил напор, впервые в жизни доводя ртом другого мужчину до оргазма.

В горло ему хлынула горькая волна, и он все проглотил с удивившим даже его самого удовольствием, удерживая пытающегося сбежать Джокера за бедра, удобно опустив большой палец в лунку волнующего шрама от пулевого ранения.

Тот тяжело дышал и понять его сейчас было еще невозможнее обычного.

- Все нормально? Ты что-то побледнел, укротитель, - самодовольно поддел Бэтмен, находясь на адреналиновом пике восторга.

На его языке плавились остатки горького семени, и он судорожно сглотнул, прикрывая глаза.

- Ты так потом ни один тест на наркотики не пройдешь, - прошипел Джокер, утираясь - снова злой смех, хоть что-то стабильное.

Он все еще пытался шутить, но Брюс чувствовал в его тоне что-то еще, чего он не понимает.

- Я не… - начал он, и осекся, захватывая длинные пальцы в свою неловкую горсть: снова переоценивал свое самообладание.

Сам он знал все, что надо говорить женщинам, с которыми спал, был уверен в себе более, чем был уверен кто-либо - кто угодно - другой.

Но теперь он мог все испортить.

Отер рот, решился действовать по наитию, приспустил брюки и прижал узкую, совершенную ладонь к своему перенапрягшемуся члену. Джокер полыхнул глазами и стало очевидно, что это был правильный вариант.

Возможно.

Не отнимая руки, чертов клоун вдруг лишил его равновесия, и в мгновение ока оказался за его спиной - бедра к бедрам - сдергивая ткань так далеко, как было возможно.

- Все еще не боишься? - прошептал он в удобно оказавшееся под его губами ухо, жадно растирая рукой перевозбужденный геройский орган. - Брю-юс.

Брюс только пренебрежительно фыркнул.

- О, да, выжал меня досуха. Но у тебя не так много времени, а у меня аж десять пальцев на руках, береги тыл.

След улыбки в его голосе был ярок, худое колено стыдно держало ноги раздвинутыми, жаркий рот быстро расцеловал напряженные плечи, потерся об атланту, задержался у шеи.