- Блять, - Джокер обозрел хлещущую из ее горла кровь и предсмертные судороги, пытаясь зажать его руками. - Сломалась? Сломалась.

Он вдруг понял, что наделал, и опустился на траву, рядом с развороченным мертвецом без ног. Копошащиеся личинки мух в животе трупа могли бы подсказать ему его ошибки, но он был слеп, безумен, раскорежен.

Это снова тропический остров? Среднеазиатская пустыня? ЮАР?

Когда он почуял приближение черного-черного рыцаря, он уже думал, что это к лучшему.

Он что-то кричал ему - ну, разумеется - потрясая его презренным телом, оскверненным телом, бессильным телом.

Джокер изо всех сил пытался вернуться в сознание.

Когда Бэтмен начал успокаиваться и со скорбным лицом закрывать глаза мертвецам… Эта медлительная красота помогла ему очнуться.

- Благородство, - прохрипел Джокер, окровавленный, пустой и отвратительный. - Это ты есть. Суть твоя…

- Заткнись! - молвил прекрасный рыцарь - живой, настоящий, прямой.

- Эти свиньи сами выбрали стезю. Они заслужили.

Джокер склонился перед кевларом - о, темнота - и сплюнул сгусток крови в сторону.

- Ты предал меня, - возразил Брюс, не смотревший на него - еще бы, плевок под его прекрасными ногами. - Ты чудовище. Из-за Гильотины. Ее ты тоже убил?

- Что? Нет. И это не правда…

- А что случилось? Критические дни?

- Прекрати.

Еще можно было попытаться уползти в лес. Он нескромно сравнил себя с раненым хищником, почти теряя сознание.

Бэтмен схватил его сзади за плечи, сильно встряхнул, разъяренный, и Джокера вырвало коктейлем из крови и таблеток.

- О, циркач с Юга… Снова фокусы? - это презрение невозможно было терпеть.

Рвота была крепко связана с каким-то болезненным воспоминанием, запрятанным глубоко в подсознании, и теперь он был в ужасе.

В ужасе, смертельный номер. Перед ним ясно встала Луна, и истаяла, бесполезная.

Бэтмен за его спиной вдруг оказался без костюма, в невинной мягкой темно-синей одежде, холодный, мертвый, окровавленный…

И Джокер проснулся.

Комментарий к Глава 35.

*нервничает*

========== Глава 36. ==========

Комментарий к Глава 36.

*упала на колени перед зрительным залом* прости меня, читатель, дуру грешную.

Но ничего не получалось.

Джокер очнулся в чертовых колючих кустах. Бэтмен был тут же - черный, кевларовый, живой - и холодно смотрел на него, плотно сжимая губы.

Он не мог рассмотреть его глаз, мешала маска. Но он тут, и реальность прочно натянулась, и можно было поверить в нее.

- Джек? Твою мать, какой же ты мудак… - прошипел Брюс, когда увидел, как Джокер дезориентировано огляделся.

- Почему ты в костюме, Бэтс?

Джокер решил, что скорее всего довел себя до припадка, представляя себе во всех красках уничтожение Лиги. Тело было словно из ваты, неповоротливое; рецепторы отрубились.

Весьма ожидаемо, но Крейн мог бы навертеть и менее опасных таблеток.

Он обнаружил себя без грима и лишенным привычного арсенала.

- Я шел убивать, - виновато признался он, глядя на мечеломы на кевларовых предплечьях.

- Я знаю.

Это прозвучало с таким отвращением, что Джокер подскочил, оскальзываясь пятками о влажную молодую траву.

- Бэт?

Если очень постараться, можно объяснить ему…

- Я все убрал: растяжки, солнечные пятна. Ты предал меня? - обвиняюще продолжил прекрасный черный рыцарь, но имел значение не его гнев: в уголках губ горько притаилось разочарование.

- Но я не…

- Забудь о том, чтобы приближаться ко мне. Забудь о моем существовании.

- Не хочу.

Пальцы Бэтмена обнаружились на шее Джокера - содранные пуговицы рубашки, порванный ворот футболки - и теперь тяжело давили, сжатые в кулак.

- Что тебе было нужно, Джек? Попасть в подвал? Разоблачить меня?

Вряд ли это можно было назвать недопониманием, хотя Джокер отдавал себе отчет в том, как мало его эмоциональные системы отвечают хотя бы минимальным требованиям нормального.

- Прекрати, - он обнаружил, что близость новой истерики небывало пугает его.

Быть рядом с ним в таком состоянии никогда не входило в его планы. Нельзя показать ему эту слабость.

Брюс, похоже, считал свои обвинения полностью оправданными.

- Почему? С чего бы мне стоило пощадить тебя? - издевательски спросил он, отражая пустотой линз уходящее солнце.

- Я обещал. Тебя не трону. Я не заслужил…

Новая волна тошноты подхватила его, и он крепко стиснул зубы.

- Конечно, нет. Ты слишком слабый. А все те люди, которых ты убил, они заслужили? Когда тот человек вставил тебе лезвие в рот и изуродовал тебя, ты этого тоже не заслужил?

- Ты ничего не знаешь об этом, - белея от отчаяния, Джокер снова попытался встать, но был еще слишком слаб. - Просто не надо.

Он сам ничего не знал об этом - не помнил.

- Как же так, мы же так похожи: я знаю, что ты ненавидишь меня, был этому свидетелем. Чего же ты ждешь - выпусти мне кишки.

И не давать ярости охватить себя порой так сложно..

- Прекрати. Просто оставь меня тут.

- Нет, правда, Джокер. Ты хотел бой на смерть - вот, я тут, перед тобой. Вдруг сможешь убить меня. Вот это будет весело, да? Мертвое тело. Можно сделать, что захочешь. Показать, где на латах замки? Или ты уже все разнюхал?

Джокер содрогнулся, словно от ощутимого удара. Это было слишком: он бы не сделал ничего, просто не смог бы…

- Не говори так… Черт, мне что, больно?

Брюс постарался не дать себе смягчиться этим необычным полупризнанием-полувопросом. Зубы, конечно, уже болели, так долго он сжимал челюсть.

- Это потому, что ты ничтожество. Я куплю тебе костыли до Луизианы: спрячься там в болотах, в какой-нибудь топкой яме, и больше никогда не показывайся мне на глаза.

Он находил, что сам не меньшее ничтожество, чем этот жалкий безумец.

Бэтмен отправил чертового психа на частном самолете на все четыре стороны, закончил с Лигой - жалкой, бледной тенью прошлого - и вернулся в Штаты. То сожалел о поспешном решении избавиться от добровольного присмотра за придурком, то радовался, как щенок, что остался снова один.

Успешно пережил двадцать шестую годовщину смерти родителей, уныло катая с этого момента во рту число “двадцать шесть” - двадцать шесть лет, двадцать шестого шестого месяца.

Покрывался пылью в меноре, стараясь не думать, что без его покровительства выскочка-клоун стал слишком уязвим для Короны.

Через неделю оцепенения, четвертого июля, во время праздника он услышал залпы салюта и вдруг захотел его увидеть.

Да, безусловно, без всяких сомнений - недостойное желание.

Снова забившийся в отцовское кресло, небритый и грязный, он лелеял свою обиду и сожаления.

Проклятая бессонница, тяжелая, жаркая; чертов дом, холодный и пустой. За всю свою жизнь он не бывал так наполнен невысказанным, не бывал так возмущен.

До этого момента он не нарушал обещаний так легко и бездумно.

Джокер, белый от тошноты, цепенеющий в яркой зелени травы. Его глаза до того обмякли, что кажутся только сферами из мяса. Растерянный, а потому беззащитный - одно из самых жутких зрелищ на его памяти.

Поддался ярости, чтобы утешиться; это была… Неуверенность в себе? Желание сломать его? Желание увидеть, как его сражает та же беда, те же сомнения?

Но на самом деле он знал, что такие, как этот преступник ничего не чувствуют. Никогда.

Думать иначе было бы ошибкой.

В городе опять громыхнуло, и он против воли представил себе шум радостной толпы, дым от шутих, привкус сассафраса, мягкую, теплую материнскую руку - беззаботное детство.

Ему снова стало мерзко.

Он тяжело поднялся и отравился в подвал, к защищенному телефону: собирался поступить по-мужски и признать свою неправоту - нарушенное обещание провести придурка, подставить ему свой локоть.

Пока набирал номер, понимал, что делает очередную глупость. Он должен оставить этого человека в покое до того момента, как он выкинет очередную глупость. Что-то не так? Не должен спускать с него глаз, чтобы сдержать свое обещание провести его.