- Слуга из тебя так себе, - захихикал Джокер, поигрывая вложенным ему в руку инструментом, призванным сечь и рвать, и стоило ли говорить, что и он не желал сражаться с безоружным? - Хочешь, чтобы я говорил прямо? Вдруг тебе не понравится то, что ты можешь услышать, мм?

- О, да. Немного прямоты нам не повредит, даже если мы можем в погонях без труда следовать друг за другом по самым извилистым тропам… И так, скорее всего, и было бы, поскольку ты максимально непредсказуем, - просиял Брюс, все для себя навсегда решивший. - Чтобы эффективно взаимодействовать с тобой, клоун мой, мне надо держать себя в тонусе. Ты хочешь сказать, что пришло время отыметь тебя, да? Отмолотить. Разорвать, верно? Не оставить ни клочка. Но этого не будет. Никогда.

Именно это Джек Нэпьер и собирался сказать, чтобы смутить, опечалить, отемнить героя, чтобы прорвать тяжелую сферу своего душевного несовершенства - снова пасть как можно ниже, утягивая его за собой.

Но, похоже, пришло время для иной гибкости… Он все еще самовлюбленно полагал, что нет ничего, с чем бы он не смог справиться. Если бы захотел, конечно…

- К этому ты ведешь, к чувству вины опять… Никогда. Я так безнадежно втрескался в тебя, что ничего кроме этого не чувствую, - зашептал в его ключицу Брюс, пылая в последнем пожаре самоконтроля, улыбаясь, соединяя их лбы, плавясь и истекая.

Южная кожа пахла слишком пряно, влажные губы у его губ были гладки и припухлы, а пальцы пожимали его так, будто пробовали, и он в ответ тоже осторожно приласкался к клоунскому члену, размазывая его скользкую росу мизинцем. Он увидел, как повреждает холодную натуру не-Джека массив его серьезности, весь, и с подмешанной к чистоте горечью в том числе, выраженный в одном слове, как более безобидное существо мог бы смутить - и сам тогда пострадал, виновный.

- О, неплохо, как ты это делаешь… Джек, ты придурок, Джек… Почему ты просто не… Не хочу больше прыгать собачонкой… Или я все-таки не слишком хорош? - тогда резко хлестнул он на грани с недопустимым.

Джокер встретил новый удар беспечным и неподготовленным.

- Заткнись, - проворчал он, скрывая улыбку, и в образовавшуюся прореху паузы прорвался чей-то злой, хриплый стон, подозрительно похожий на его собственный. - Не за каждую мелочь стоит быть оскорбленным. Прекрати. Прекрати. Заткнись и дай-ка мне…

Он мог делать с этим человеком все, что угодно.

Совершить непоправимое, избавиться от наваждения и вернуться в уютную нору - и получить этим право на страдание: он такого не имел, был этого недостоин, а ведь всего день назад и годы прежде он не терпел, когда его считали неполноценным, и что могло измениться за пару часов?..

- Дать? Дам тебе пару минуток, - перебил его мрачный атлант, держащий их небо. - Или тебе надо побольше времени? О, да ты уже дрожишь. Можешь вложить всю ярость, что трясет тебя, в удар, я смиренно жду.

- Не зли меня, Уэйн. Это добром не кончится, - легкомысленно предупредил Джокер, и в самом деле дрожащий - от плохо контролируемого возбуждения, от сдерживаемого смеха - странного, легкого и почему-то исходящего изнутри, из настроения - и уже собирался одарить его крепким клинчем, но больше этот трюк не работал: его самого подхватили, водружая на крепкие бедра.

Он злобно постарался не выглядеть обрадованным, и не слишком изящно, предупреждающе вскинулся, плотно ухватывая наглые плечи, накрепко фиксируя их замком своих сцепленных за мощной спиной пальцев.

- Надо же! Ты меня обнял? - насмешливо удивился Брюс в настороженное ухо, и захват ужесточился.

- Нет! - раздраженно и абсолютно искренне отверг его Джокер, запрокидывая голову, чтобы сбросить нежданный градус: внушительный орган, ультимативно стоящий по его душу, совершенно случайно примостился между его ягодиц, и горел, будто раскаленный прут, лишая его возможности продолжать переговоры.

Зарвавшийся Брюс оскалился в лучших злодейских традициях.

- Нет? Наверное, показалось, - простодушно согласился он, и прижался губами к свирепо надувшейся вене на белом плече. - Но я тебе все равно зачту, не расстраивайся. Или ты боишься случайно сделать мне приятно? Тогда ты должен сейчас быть в ужасе, Нэпьер. Трепещи. Вариантов-то не так много: или это, или гангрена от слишком долгого простоя. А тебя ведь даже за это и по судам не затаскать!

- Я тебя и правда на составные части разберу! - увлеченно пообещал Джокер, подаваясь вперед, уверенный в правдивости озвученных угроз…

Но знающие только резкость языки сплелись, столкнулись, и это было благо; но когда сходились губы, вот это было настоящее таинство: ни пола, ни потолка, никакого иного направления, только прямая естества, зеркало существования.

- Джек, - хрипел в перерывах на воздух Брюс. - Джек…

Когда частота поцелуев стала снижаться - какие-то технические неполадки, не иначе - Джокер был уже укрощен.

- Это… кстати… - пропыхтел тот, елозя, чтобы выбраться из невыгодного положения, но лишь усугубил его. - Вполне мое имя. Дубль. Я почти уверен в том, что меня зовут Джек Нэпьер. Поддается… логике. Фамилия так точно моя.

Он наклонился, надеясь продолжить, но вдруг оказался отвергнут.

- Так не пойдет, - невозмутимо объявил Брюс, на деле еле подавляя агрессивный рык, и встал, удерживая захваченный вес так легко, что это было даже обидно.

- Ты совсем свихнулся? - захихикал Джокер, поспешно скрещивая голени за спиной глупца и ухватывая его предплечьями под шею в чем-то дерганном, тоже слишком напоминающем болевой прием. - Колени… Эй, притормози, мышь, или давай поводья, поедем на Берлин.

- Ага. Колени. И свихнулся, - отверг его медицинские изыскания Бэтмен, размеренно добираясь до одной из пресловутых тумбочек с бэт-схроном, в одиночку казавшуюся недостижимой. - А вот теперь держись. Черт, не могу ждать, устроим привал тут…

И прислонил свою ношу к стене, хотя с опытным гимнастом на руках было даже легче, чем он предполагал.

После краткого предупреждения, выраженного в дерзком полушлепке прямо по смазанному, скользнул в вожделенное тело сразу двумя пальцами, и тщеславно оглядел искаженные в дикой улыбке шрамы, словно решал, какой из них достоин его внимания.

- О черт… - заныл Джокер, вцепляясь ногтями в плотное полотно холеной кожи на склоненной над ним спине, когда он всадил пальцы поглубже, и развел, усмехаясь. - Мог бы и вернуться обратно, я вот ждал тебя, натурал, и ничего, пока не помер.

- Не лги мне, ты такой же, - жарко возмутился перевозбужденный Брюс, вылизывая трепетно выставленное горло. - И как тебе, Джек? Подходит? Сойдет? Подхожу я тебе? Держу удар? Потому что все, у тебя ни хера больше нет выбора, понимаешь ли: я тебя уже выбрал.

- Неудачный каламбур, бледненький, но… Сойдет, - вкрадчиво протянул Джокер, не менее возбужденный, да так, что был готов был перелиться через край: его принимали, называли по имени снова и снова. - Ты просто невозможный псих, Бэтс. Одна порода… Искрометный. Настоящая ярмарка… Ох, мне так нравятся базарные дни. Салюты, все пестрое, люди так плохо следят за своими детьми и бумажниками…

Пальцы исчезли, в него, вскальзываясь, толкнулась перенапрягшаяся головка члена, под ребра ударил кистень чего-то тревожного, и он нахмурился, вдруг определяя изменение момента на что-то более решающее.

Губы снова жадно нашли губы, словно получить воздух можно было только так.

- Ты можешь разодрать меня к чертям собачьим, Брюс Уэйн, - тогда зарычал он, пылая в крепких объятьях. - Потому что никогда не будешь для меня, как они.

Брюс шумно вздохнул и углубился, раскачиваясь, рассекая плоть плотью.

- Джокер… ты… чертов клоун… ты знаешь? - сипло простонал он в ходящее ходуном кадыка горло и вдохновенно размял удобно легшие в его ладони ягодицы, проталкиваясь в долгожданные глубины. - Че-ерт… Как же хорошо… Держись…

- А я… г’оворил тебе… что не надо выделываться, - начал Джокер, почуявший слабину вертикального положения, и припечатал пяткой крестец наглеца. - Прокля-атье… Отличная практика, мм?