…едва слышный стук незавязанных шнурков предупредил его, и он избежал удивительно сильного удара в голень.

- Нетерпеливый глупец! - в восторге ожесточился он, пропустив только боковой по ступне и, низко выставив локоть, с приличным размахом, нещадно и крепко всадил кулак промеж клоунских ребер, целя в солнечное сплетение.

В награду он получил гримасу боли - выкатившиеся глаза, уязвленно округлившийся рот - и фонтан слюны, брызнувший бесконтрольно и обильно.

Но и его удар не был достаточно эффективным: плавная змея вражьего тела изогнулась, сбивая прицел, и разумно окаменела - мышцы донельзя напряглись, гася урон, и он оказался далек от того, чтобы вырубить безумца.

Стоило проконтролировать себя и пощадить хрупкие кости - но времени думать об этом не было.

Агрессивно сложенные крюком пальцы покусились на его зрение в однозначном намерении затуманить его, и он дернулся, чтобы поставить блок - но сделать этого не смог: запястье удерживала в воздухе беззвучная и прозрачная паутина лески, тянущаяся откуда-то из-за спины серебристым потоком, и он поднырнул под безумца, несуразно и совершенно по-дурацки размахивая потерянной рукой.

Выпрямляясь, он улыбался, жалея только, что понимает, отчего чертов клоун так беснуется.

Новое лассо устремилось к его шее, но от этих пут он увернуться смог, удачно каменея до ледяной угрюмости, так часто спасавшей ему жизнь, услужившей ему и сейчас, да и тот удар, что он пропустил, извиваясь, пришелся лишь по загривку, пусть жгуче, но не критично, и он, преданно глядя в сияющие злым оживлением глаза, резко дернул сковавший его поводок, выдавливая из Джокера чудесный стон поврежденности - кожа на левой руке, которой чертов клоун осмелился пытаться управлять им, лопнула, впуская в себя острую нить.

Брюс крепко держал его за поводок, не давая сократить дистанцию, хотя, чего скрывать, мечтал вышвырнуть его за шкирку на дуэльную дорожку куда сильнее, чем в самом начале.

- Три покушения за вечер, мисси, - он разрешил себе отдышку и, прижав психа к стене, лихо установил колено между его ног, принимаясь ласкать губами твердую раковину порозовевшего от натуги уха, еще сладко отдающую пижмой и ладанником шампуня. - Сперва на мою душу, потом на мой кодекс, теперь - на мое тело. Но что с тобой? Чего ты добился в результате? Я тебя не узнаю. Спасовал, надо же. Неужели тот, кто громче всех кричал о бесстрашии, сам испугался?

Не скрываясь, он любовался яркой досадой от поражения - краснота пошла из убежища сиреневого ворота по шее и щеке, окрашивая бесцветного циркача хоть как-то живо, чего не могли сделать все его яркие одежды…

- Может, я немного опасаюсь травы в жопе и песка на зубах, если ты в курсе, к чему я клоню, - заобезьянничал Джокер, подобострастно подергиваясь. - Но, Бэт… Даже я не могу всегда улыбаться. С некоторых пор я вообще самый унылый говнюк на свете. С того момента, как узнал тебя быть может, мм, - он вдруг утробно засмеялся - звук, выходя из недр его грудной клетки, приятно тревожил ребра Брюса, будто ласковый отбойник, и тот сомкнул веки, едва не теряя волю к жизни. Обрыв был так близок… Тихие убийства выходили у Джека Нэпьера не хуже, чем те эффектные выступления в прошлом, где жертвой был кто угодно в отдельности и весь город полностью, но только не Бэтмен.

А теперь они остались один на один.

- О, Джей, - фыркнул он, как можно больнее для болтающейся на крючке добычи натягивая леску, но ему не удалось скрыть жалости в голосе, - не думай, что я тебя не понимаю. Не говори только, что я отравил тебя. Не говори. Я сам давно потерял счет всем этим глупым шуткам, из которых, как оказалось, состоит моя жизнь, потому и ты прими достойно спокойное и безмятежное, что нам не получить, имей мужество назвать клетку Аркхема клеткой, а не стратегическим постом. Я знаю, что с тобой. Какая боль, какая душная тяжесть мучит тебя. Со мной то же самое. Но все закончится, когда я всажу тебе пулю в сердце. И никто меня не остановит. Для тебя я сделаю исключение.

- Я всажу тебе пулю в сердце, - прилежно кивнул Джокер, - и некому меня остановить. Звучит так, будто ты знаешь, о чем говоришь. Но ты не знаешь, не пробовал, сраный девственник! - он заскрипел зубами, зашумел дыханием, стремительно разрушаясь - и как иначе, он натолкнулся на скалу, на самый жаркий, раскаленный солнцем утес. - Ты всеми обманут, и дал мне обмануть тебя, словно я ничего не стою, но это твоя вина. Тебе все равно, кого я касаюсь, все равно, какой грязи я касаюсь, Брюс. Ты словно ребенок, надувающий презерватив, брошенный обдолбанным хиппи после разнузданной оргии с хлюпающими гонорейными дырками на День Земли. Чтобы только сделать красивый твистинг в виде собачки, чтобы только сымитировать праздник. Ты каждому подставляешь горло. Ты подставляешь горло, и я… О, как ты невинен, как невинен… Тебе не стоит брать в руки оружие, когда не собираешься… стрелять…

Его затрясло - изнывая от невозможности навредить герою, он впал в острую жалость к себе и истерично захихикал, борясь с десятком пузырящихся на языке насмешек, нехитрых и гадких, да и то, как он сейчас стоял у стены, было забавно - тень расстрела.

- Спасибо за науку, профессор Клоун, это неоценимый совет, - вздохнул Брюс, без особых проволочек изымая кукловодовы нити, чтобы выбросить катушку в дальний угол комнаты. - Как я раньше жил без твоей мудрости…

Сильные руки потекли, обвили его шею угрожающе и практично: небольшое усилие и смертоносным пальцам легко выбить пару важных позвонков.

Раздался какой-то змеиный рокот досады, и он не сразу понял, что это человеческая речь.

- А чего это ты так спокоен, мм? - шептали злые губы у его плеча, расцеловывая наливающийся укус на закаменевшей трапеции. - Вздумал обдурить меня? Пфф. Ты можешь признать поражение, разрешаю: не хочу видеть, как мой кровник спускает в землю.

- Не увидишь, - не купился Брюс, беспомощно отмечая, как молниеносно твердеет заново, но теперь только в ответ наливающейся твердости Джека, доверчиво прижатой к его бедру. - Отпусти меня, или я выбью тебе зубы. Посмотрим, как ты будешь нести свою мутную херню без них. Может, что-нибудь еще все-таки отломаю, как думаешь? Хотя меня немного пугает, как много в последнее время я тебе даю обещаний, клоун мой, и как мало я их выполняю…

- Как ты будешь жить без этого чего-нибудь, мм? - продолжил притворяться Джокер, просовывая между стиснутыми какой-то неведомой силой притяжения телами руку, на ладони которой узким ртом зиял порез от проволоки, и принялся по-животному вылизывать рану, тщательно, но лениво. - Ах, ты так часто брал на себя все - разве я могу доверять тебе? Говорил, что не забудешь, что я такое. Брал ответственность, как всегда ты это делаешь. Бери и тут: подчинись мне.

- Конечности, - удивился Брюс, рассеянно глядя, как острый зверь ласкает собственную плоть: ему было досадно, ведь разделить это угощение его не пригласили. - Я имел в виду твои чертовы конечности, Джекки. Без них ты будешь куда удобнее. Так просто будет с тобой управляться, да?

Карие радужки, в которые он всегда так внимательно смотрелся, матово заблестели - раньше он принимал это выражение то за расчетливость, то за страдание, а это была всего лишь крепкая, неразбавленная похоть - похоже, придурок воспринял его слова куда серьезнее, чем следовало, и утек по пути неудобоваримых фантазий.

В паху стало почти больно - препарированный, обезволенный Джокер, беспомощный, ждущий, мягкий, безвинно похороненный в подвале, не способный существовать без него - и он отяжелел, утешаясь лишь тем, что готов лечь с ним не только на простыни, но и в могилу.

- Осади, - почти испуганно понизил он голос, судорожно ощупывая пятерней липкую от холодного пота щеку, блистающую потемневшей раной Улыбки, потому что испугался вдруг, что эта злая плоть может растаять с рассветом, убежать туманом, рассеяться. - Спасибо. Спасибо, что дал мне выбор покончить с тобой ради них, но я готов обменять на твою жизнь весь Готэм до кирпичика. Готов самолично разнести здесь все в бетонное крошево, если они тебе что-нибудь сделают. В любом случае этот город и сам справится с самоуничтожением и без тебя. Все под контролем, верно? Все нормально, все как надо? Как ты хотел.