- Похер уже. Можем и так, - жестко перебил его Джокер, придирчиво осматривая, насколько тверды серые глаза. - Но лучше покинуть пределы твоего гнезда: старик может нам помешать.

- Да. Мой бедный старик с разбитым сердцем… Пойдем, - опять согласился Брюс и, пользуясь случаем, чувственно присосался к отмеченному неровным голубым синяком клоунскому кадыку, лаская пальцами горячую поясницу, под тканью рубашки сладостно увлажненную испариной.

- Твою мать, Брюс, хватит сливаться! - разгневался Джокер, не понимая причины задержки.

Его просто хотят обмануть, обвести вокруг пальца, оставить ни с чем…

- Я вовсе не сливаюсь, - рассмеялся Брюс, потираясь щекой о левый шрам Улыбки, - просто скоро ничего не станет. Знаешь, я думал, касания станут ценнее, особеннее, хотя бы приятнее от этого, но ничего не изменилось. Ничего не стало лучше, Джек, все так же неизменно чудесно, как и прежде, - продолжил он, прищуриваясь, когда на его объятья стали неловко, но отвечать. - Жаль, мне так жаль, но я свое слово держу. Но есть одно условие: не хотелось бы видеть твою смерть. Я тоже не новичок, ты же знаешь. Так что постарайся уползти сдыхать в лес прочь с моих глаз, когда я тебя уделаю.

Не считаясь с приличиями - не с этим человеком, не в такой ситуации - потерся пахом о фиолетовое бедро, присел, ухватывая худое тело под спину, чтобы привалить к себе, имитируя обоюдные объятья.

В его обнаженные плечи болезненно вцепились бледные пальцы.

- Ты меня обманываешь, Бэт, - обиженно вывел Джокер, хмурясь, когда его шея подверглась тщательному вылизыванию. - Ты никуда не собираешься. Стрелять-то умеешь?

- Собираюсь. Думаю, не страшно, если мы не станем одеваться, просто накинем пальто, - невозмутимо отмахнулся Брюс, и подтащил его к шкафу, не прекращая поглаживаний и полупоцелуев.

- Без шта-анов пойдешь? - с нескрываемым сомнением протянул Джокер. - Интересно.

Брюс только фыркнул, набрасывая на плечи старый синий френч, старожила гостевого шкафа.

- Да, почему нет, - излишне важно, чтобы скрыть настоящий тон, ответствовал он, теряя терпение. - Давай, бери свою куртенку. Тридцать восьмой подойдет? В дальнем сейфе есть пара посерьезней, но это через весь дом тащиться.

Голову повело от болезненной слабости заключенного под капельницей - может, он и правда в коме? Но есть за что держаться в реальности… просто у этого плеча он всегда дурел до слабоумия.

- Подойдет. На один выстрел мне довольно и рогатки, - в похожем сомнамбулическом ритме ответил изрядно удивленный Джокер. - Я не собирался оскорблять тебя или мериться с тобой силой, - вдруг сообщил он, отчего-то разъяренный вне всяких пределов. - Не теперь. Обычно люди не знают, где будет их могила. Я вот - не знаю.

Брюс не сдержал смешка - иногда чертов клоун бывал невыразимо наивен.

- Ох, как пафосно. Отличная попытка, но меня тебе не уравнять, я-то об этом знаю. О своей могиле. Нет, не в семейном склепе, - предвосхитил он понимание в медном взгляде, прикладывая руку куда-то к клоунскому желудку, - тут. Вот тут, Джек, прямо тут.

- Ох, как многозначительно! - завистливо захлебнулся слюной его сумасбродный мучитель, без нужды шмыгая носом. - Мне начинать угадывать, или ты станешь заливать, что я все-таки могу тебя сожрать?

- Можешь попробовать, - не менее расплывчато увильнул Брюс, кривясь от того, как много удовольствия ему доставляет эта пикировка, поэтому отошел и, пока безумец подвисал, был уже у двери. - Хотел бы прогуляться туда с тобой, но раз уж я мешаю Вашей Милости сосредоточиться, подожду на месте, - непохоже на себя чопорно объявил он. - Встретимся в роще, по дороге в город. Там есть огромный явор, пожилой, ему, наверное, уже лет сто - в детстве я часто залезал на него, и у корней мы с Томми и Рейчел провели так много времени…

- Я знаю это дерево, - сумрачно глядя, сообщил Джокер: с этого клена он обозревал окрестности в утро побега, отдаленное от нынешней действительности настолько, что казалось вековой давности.

Под горлом пестро заворочалось удовольствие - уничтожить уничтоженное, спалить сожженное - никакой дружбы ему, никакой любви, и на всей планете - только они вдвоем.

- Вот и отлично, - кивнул Брюс, и отвернулся к выходу, с мазохистским интересом представляя себе черноту жирной парковой земли на белой-белой коже.

Его рассудок был верен чести, которой чужды мольбы и испытывать жалость… не было доблестью.

Он уже потянулся к дверной ручке, когда на его плечо легла неожиданно тяжелая рука.

- Брюс, - требовательно раздалось в его затылок.

- Джек? - сердито откликнулся он, останавливаясь: кое-кто тут понятия не имел о волевых решениях.

Пауза затянулась, тишина и ток кровяного давления облепили уши, и мучительная головная боль была так сильна, что и правда следовало завершить все к чертовой матери…

Под ухом задрожал воздух от свирепого дыхания, клоунские пальцы пошло скользнули под резинку белья, огладили спину, крестец, каждую округлость и жилку, тщательно проинспектировали промежность, плавно толкаясь и пощипывая кожу.

Непроходящее возбуждение от этих касаний начало спадать, повинуясь с новой силой разгорающемуся отвращению.

- Ты прав. Ничего особенного. Все, как раньше, - сипло вывел Джокер, и отстранился, ледовитый, темный и пустой. - Ничего… такого. Ничего. Ничего.

Брюс понимающе улыбнулся и шагнул назад, прижимаясь спиной к его ходящей вздохами груди, мстительно прикладываясь волосами к его губам, ягодицами - к паху, и прошитое судорогой радости тело за его спиной вздрогнуло от приступа самозлобы.

- Никто не может так приблизиться ко мне, Джек Эн, - укоряюще произнес он равнодушной дубовой двери, улыбаясь их странным воспоминаниям о пригороде, - только ты. Кошмар, как далеко я зашел с тобой, чертов ты клоун. Это не проклятье, не обреченность знать друг друга, никакая не чертова судьба. Это - созидание. Это - то, что ты создал. Поэтому не отворачивайся, смотри. В качестве наказания.

Нет никакого смысла щадить его и тут: сам он был готов служить вечерню их телам, заутреню, что угодно - кадить жаром, кропить семенем, слюной и потом. Наоборот, никогда больше не касаться голой кожи, смотреть издалека - хоть в городе, украдкой, в плену амнезии, на барную стойку напротив, хоть через решетку или через стол в комнате для посетителей дурдома, или на соседнюю крышу, сквозь бензиновое зарево.

Видеть его читающим, раскинувшим ноги. Наклонившим голову, изучающим совершенно непознаваемое для его ограниченного разума явление, вроде ничего не значащего дружеского жеста. Наблюдать его притворщиком, симулянтом, бракоделом, перфекционистом, циничным, настоящим, чернейшим, отмороженным, безумным. Оккупировавшим турник, гадким, сгорбленно шагающим, злым, сонным, простуженным, усталым, придумавшим очередную глупую проделку, за дело сгорающим на кострах страсти…

Белые пальцы, все еще пребывающие на его плече, сжались, запредельно утяжелилось дыхание.

- Давай. Давай же, отпусти меня, - глухо проговорил Брюс, внезапно теряя всю бережно накопленную энергию. - Нам пора. Проверка на прочность? Не тянем. Что ж, бывает. Я вот могу признать это, в отличии от тебя. Я не каменный, я обычный человек. А вот ты иной раз кажешься мне призрачным, Джек Нэпьер, и это сводит меня с ума… Да нет, я все понимаю. Тут никого, я один, поэтому-то все эти разговоры так неловки - я веду их сам с собой. Это шизофрения.

Джокер зарычал, вдруг навалился на недрогнувшую спину, зажимая его в углу. Воротник пальто был не слишком аккуратно содран к плечам, и в шею впились желтые зубы.

Черт знает где по его мнению снова провинившийся Брюс благосклонно застыл, позволяя десятку секунд истечь в нервных руках, в клыкастой пасти.

- Зубы вполне настоящие, признаю, - хохотнул он, щурясь от удовольствия, успокаивающе охлопывая бедро под фиолетовой тканью смутно знакомым жестом. - Ты довольно жутковатая галлюцинация, надо сказать. Задиристая.

Челюсть его цепкого зверя, пожалуй, разомкнуться сама бы не смогла, и тогда он поднял руку, сбросил своей уже фирменной системой оглаживаний сжатие, развернулся, открыто ступил навстречу, попирая свою гордость, хотя от жгучего шипа гнева, крепко и сладко застрявшего в его горле, так и не смог избавиться.