Беда, постигшая детское тело, оказалась единственным, что злой клоун мог предложить ему, и предложить в качестве хомута - от мысли, что в нем нуждаются, ему всегда становилось теплее, но в этом, особенном случае, под горлом только холодело: Джек хочет сделать из него своего пса.

- Теперь ты трахаешь меня, - не успокоился бесстрастный обвинитель, ловко пробивая каменный панцирь героя. - Ты оказался не слишком-то благородным, мм? И я трачу на тебя время только потому, что пристрастился и теперь жажду смачно заглотнуть херца поэлитней, не думаешь?

- Не думаю. Прекрати, - из последних сил попросил Брюс, обтирая костяшками пальцев кровоточащие слюной-спермой губы: под ребрами у него теперь был метафорический, но нож, ржавый и заразный, от удара, который он наконец пропустил. - Я знаю, чего ты добиваешься. Немедленно перестань.

- О чем ты? Мой рот - сток для кончи, - особенно злобно выдал Джокер. - Спасибо за то, что выбрали нашу фирму. Обращайтесь еще. Оставь деньги на тумбочке, сладкий.

Иные орудия не стоило использовать, и Брюс крепче стиснул зубы: не привычная уже невозможность достигнуть другого человека, а именно этого - ядовитая - разгромила его; все, что прежде виделось ясным, затемнилось.

- Джек, возьми эти слова назад, - перебил он мелочный монолог-расчет, бездумный и тупой. - Я делал подобное. Твоя очередь.

Добившийся наконец своего злодей беспечно, победно захохотал: Бэтмен умоляет, наконец-то - вот это номер…

========== Глава 117. ==========

В точке соприкосновения - под пальцами, под рукавом - тлело простое тепло, ничем не примечательное. Чудесное, почти невозможное. Никому не нужное.

- Я уже г’оворил, Бэ-этмен, - легкомысленно повел плечами Джокер, еще не замечая ничего из того, что в действительности наделал, и вызывающе осмотрел крепкий захват на своей руке, не предприняв, однако, попыток освободиться, - выйду за порог и буду убивать, пока меня не скрутят спецназом, пока не попаду в блаженную покойничью нору с конфеткой под языком, просто потому что могу, мм? Это и есть свобода: самая глубокая яма, в которой ты находишься по собственному желанию. Вот и потолок: я узник скуки, ты - труда, и как заполучить ключи от наших камер? Что я пытаюсь сделать? Продемонстрировать тебе реальное положение вещей. Мой добрый друг, мой верный, омерзительно честный герой, ты нисколько не адекватней меня, ты тоже только раб собственного рассудка!

В наступившей тишине ему никто не ответил, да еще смуглые пальцы, прежде цепкие и твердые, размякли, расплылись-разжались.

- Брюс? - возмутился упускающий внимание публики артист оригинального жанра, аккуратно сбавляя обороты. - Ты слышишь?

- Слышу, - тускло отозвался уязвленный в самое тонкое место Брюс, не скрывая особенного, духовного измождения. - И у меня есть, что тебе ответить, шутник.

- Мм? - привлеченный особенным тоном Джокер-зверь опустил плечи, заурчал у выставленной шеи, хитро щуря свои прекрасные глаза: примеривается к открытому горлу. - Не скупись на реакцию. Не говори только, что…

Он действительно хотел услышать подтверждение - он будет центром этого праведного внимания, даже если это центр гнили - и Брюс был готов удовлетворить его желание, но предварил это внезапным нападением: острый локоть удобно лежал в его пальцах - ох, как он был тонок и крепок, и как тяжела, но хрупка его твердая плечевая кость, как желанна, как лакома - и застать придурка врасплох посреди привычно отвратного, но небывало грандиозного выступления оказалось не очень сложно.

Захват, который он произвел, мало походил на любые их прошлые свалки - теперь все четыре опасные клоунские конечности, включая заживающую, были бесповоротно надежно зафиксированы, и придавленный критичной тяжестью тела Джокер остался растерянно злиться опрокинутым на спину.

- Нет, этого не скажу, - просипел Брюс, изнывая от гнева, вглядываясь в лицо, обезображенное сопротивлением. - Меня довела до ручки твоя жалость к себе, Джун Мун. Поверить не могу, что ты можешь быть таким. И я хорош - разнежился, словно баба, когда узнал меру твоей зацикленности на мне. Кто мог знать, что это и правда только бросание грязью? Кто мог знать, что ты такой… обычный человек. Смешно, ты прав. Смешно.

- Ух, да ты остряк! Раздразнил я тебя, мм? Во-первых, не называй меня так. Мне не нравится вспоминать о времени, когда батут был мне по шею. Во-вторых… - Джокер попытался захихикать через муть удивления, но рот ему закрыла плотная, горячая рука.

Конечно, он был уязвлен: где-то слажал, но это представление вряд ли можно было отыграть лучше, и никого ему не было жаль, даже себя.

В это возмущение Брюс Уэйн мог бы смотреть вечно - слишком приятно.

- К черту и твои мемуары. Ты не слушал меня. Это недопустимо. Думаешь, мне по вкусу роль дурака, впустую кричащего твое имя, в то время, как ты упиваешься собой? Но я что-то больше не испытываю желания играть по правилам, Джокер. Не хочу утирать тебе сопли, рассуждая о том, врожденная или приобретенная у вашего Величества социопатия, и сколько настоящей ответственности за тебя несет этот мир. Ты прав, тебе не кажется: это презрение. И исправить прошлое… теперь у меня нет такого желания, - желчно продолжил он, так низко склоняясь, что трогал губами крупный клоунский нос. - Видишь, теперь я могу говорить, верно? Так вот, и что же я хочу, чтобы ты узнал. Меня кое-кто раздражает очень сильно - скользкий тип. Подлый и хитрый. Собственный враг. Самый большой засранец из всех, кого я знаю. Нет, не отвлекайся, я не закончил, - прошипел он, когда острые зубы впились в мякоть его ладони.

Джокер томно замычал что-то нежное, и сжал челюсть еще туже, сладостно прокусывая кожу, посылая ему взгляд, полный нового, живого веселья.

- Знаешь, что делают с псами, попробовавшими человеческую кровь? - иронично заметил Брюс, но ярость помешала ему вложить в голос достаточно нейтрального чувства. - И это не флирт, как ты сейчас самовлюбленно подумал. Хватит. Надоело. Обожрался тобой, ты мне противен. Слабак, верно, ты слабак. Я всегда искал в людях лучшее, а вот в себе не мог. Однажды мне показалось, что еще немного, еще чуть-чуть… Нет. И в тебе не смог найти что-то живое, как ни старался. Иногда ты созидаешь ради разрушения, и я тщетно, но пробовал обойтись этим… Да так даже хуже, чудовище. Как можно быть таким мудаком?

Он вдруг, так же внезапно, как и возложил, убрал руку, но только чтобы подкрепить себя и свои слова жадным, влажным поцелуем с захватившим его в плен драконом, не боясь пораниться - не могло быть хуже, он уже был истерзан - но клоунские клыки только слегка оцарапали его язык, не нанеся достойного урона.

- Мм… Вот я встрял, мм? Продолжа-ай, - довольно разрешил получивший право голоса Джокер, часто дыша - получилось невнятно, хлестала слюна, но его поняли. - Умеешь заинтересовать, ладно уж. О, я знаю, кого за дело надо вздернуть на ближайшем дереве! Хочу знать, чем закончилась история про того скользкого подонка. Ненадежного. Вертлявого, гениального ловкача с большим…

Его перебил кулак - тот, что еще мгновение назад был надкусанной ладонью - шмякнулся с усилием в плоть матраса у его уха.

- Заткнись. Думаешь, меня волнует теперь твое мнение? - прорычал Брюс, придавленный отчаянием, и сжал пальцы на скульптурной плечевой косточке, твердеющей под сиреневым батистом, чтобы было удобнее сорвать зубами хотя бы пару пуговиц рубашки, молчаливо принявших на себя негодование, предназначающееся их владельцу. - Но в этот раз ты угадал. Это повинность, а не веселый анекдот - помнишь, когда-то я был благороден, и мог предупредить тебя? Так вот, я думал, осознав после всех твоих липких ловушек, что для приязни нет и не может быть причин, и ты мне друг, а раз так, я смогу принять и себя. Тебя же я принял. Тебя же я старался понять. Но это была ошибка, я только и делал, что ошибался. Я так долго пер в гору с этим чертовым камнем, но я такой, каким хочу быть. Почему же меня это не может удовлетворить? Теперь я знаю причину: в одиночку это просто невозможно.