Охрана поклонилась, но Джокер головы не повернул.
С некоторых пор приобретенная привычка поскрипывать зубами его даже смущала.
- Ты был сверху, - нехотя объяснил он, желая покончить с одним из самых неприятных последствий своей популярности, неизменно преследующим его - где бы он не объявлялся, чертовы шрамы мешали ему “обстряпывать свои делишки”, даром, что сперва он пытался работать в сплошных масках. - Кто сверху, тот и главный.
- Ты прям экстрасенс! - восхитился Тит. - Но денег мы тебе не дадим.
Джокер равнодушно скривился, пытаясь скрыть, как его неприятно удивило это категоричное заявление.
Играть роль изгоя было не в новинку, но впервые он касался такой грязи, как настоящее унижение попрошайки: он совсем позабыл, что грохнул имидж ночного ужаса ради образа идеального предателя.
Но все можно купить за деньги: их трусливые задницы, настоящее уважение, их жизни - целиком и с потрохами.
Ни один сейф этого города не был достаточно оберегаем от него, но времени не было.
- Не изображай из себя альтруиста, - прорычал он, захлебываясь отвращением и стыдом, преследующим его слишком, слишком долго.
- Как ты мог такое подумать, Джокер! - возмутился юный банкир. - Но тебе нечего мне предложить. Дело превыше всего, понимаешь? Ты истрепался под ноль. Ты отлично зарабатываешь, но ведь я отлично считаю. Учился этому в Сорбонне, если хочешь знать, и прекрасно осведомлен о том, что у тебя ничего не осталось. Ты банкрот, и единственное, что ты можешь - пойти возделывать нивы других городов-миллионников. Вот Финикс, например…
Джокер картинно оскорбился, будто у него когда-то что-то было.
- в Финиксе я насрал так, что тебе и не снилось, сосунок, - проворчал он устало. - Оплата будет такой, какой вы не заслуживаете, - сдал он важный рубеж, даже осознавая, что это просьба, но продолжил распинаться. - Как насчет тысячи процентов?
- Не, - просиял управленец. - Не будет никакой оплаты. Переоценивай себя сколько хочешь, но позволь сказать тебе одну вещь: никаких торгов, никакого доступа. Нигде. У тебя ужасная репутация, и воспользуйся моим хорошим отношением к твоей силе, не суйся даже к барабану, тебя выпнут ногой под зад еще до того, как ты пролезешь к ресепшену. Не хотелось бы, чтобы мой кумир протирал задницей асфальт, залитый слезами лудоманов. Ты эти суммы называешь только потому, что знаешь, что платить тебе не придется, вот и все.
Джокер встретил новое препятствие с неизбывной тоской волка, вожделеющего в зоопарке толпу поросей за заграждением: чертовы товарно-денежные отношения.
Платить он и правда не собирался.
Распорядитель был не прав, не каждое казино отказало бы ему; но те, в которых он мог бы быть принят, принадлежали человеку, не заслуживающему привилегии снабжать его средствами: Брюсу Уэйну.
Наивный герой мог сколько угодно пересчитывать двадцатки - однажды Джек Нэпьер затолкнет пачку ему прямо в глотку или куда пониже.
- Не дерзи мне, сопляк, - неосторожно разъярился он (глотка или пониже смутили его дух), и заплатил за это проскользнувшим по нему сочувственным взглядом.
Хуже поражения в этой дыре представить себе было сложно.
- Послушай, Джокер, ты мне нравишься, - вздохнул приказчик подпольного банка. - Правда. Ты профессионал, но ты теперь - жертва, понимаешь? Если хочешь знать мое мнение, то тот твой заклятый дружок из тени, за которым ты волочишься со времени своего возвращения, в этом не виноват. Да-да, и об этом я знаю, мы работаем и с информацией. Просто не стоило так уж громко нарушать принципы беспринципных, вот где ты облажался. Даже если бы ты мог заплатить проценты, мы не смогли бы помочь тебе, не стали бы связываться с тобой: ты пария.
Джокер захихикал, уверенно отбрасывая предложенные ему сомнения в себе.
Даже если забыть те месяцы в застенках, в которые он добровольно тянул, чтобы не марать рук о этот мир, он бы не смог - они, должно быть, подозревают его в верности Брюсу. Ну точно, он запятнал себя этим, притворяясь невинным белым барашком…
- Я могу принести тебе голову Бэтмена, - весело пообещал он, потому что и правда мог и обещать, и принести. - Как тебе такое, мм?
Молодой делец помрачнел, честно уязвимый в своей некрепленой цинизмом юности.
- Бэтмен наш партнер в одном из направлений, Джо-керр, - с досадой сообщил он, снова делая ему одолжение, непрошеное и намеренно стыдное. - Именно он намекнул мне на твоего таинственного врага. Я сделал все, что мог, осталось последнее… - он покосился в сторону, на своего убеленного сединами и вымоченного в вине подручного. - Выведите его пожестче. Прощай, антигерой, оставь столько автографов на моих людях, сколько сможешь.
И Джокер, разумеется, не стал оповещать никого об очевидном заблуждении, в которое они впали, наивные: Бэтмен не якшается с преступниками, не заключает с ними договоров или союзов, не подпускает их к себе за спину, и все это - обман.
- А я? - весело пропыхтел он, болтаясь во вражьих руках вертко, как шарнирная кукла. - Чем я хуже? Сколько он вложил?
- Два с лишним миллиона, - холодно бросил Тит-младший, не поворачиваясь.
Джокер нахмурился, потому что сумма вполне подходила под уйэновы масштабы.
Его поволокли под руки, чтобы не марать бойней кабинета управляющего - повредит имиджу - и когда его вытаскивали, он видел, как этот дерзкий юноша, хлопоча, протирает со столешницы клетчатым носовым платком грязь его ботинок.
Разбивая костные остовы, зарезая свиней, отрубая головы петухам и фазанам, он настороженно изучал неожиданно найденную информацию - кто-то их обманул, кто-то смог их обмануть.
Полчаса спустя, отирая кровь из разбитого носа - тот минимум повреждений, который он мог позволить себе получить - он не смог обнаружить в себе большего, чем досаду, как ни пытался, хотя знал, что эта бесчувственность однажды убьет его.
Смерть он желал встретить на своих условиях.
На ногах остался только тот толстяк-коротышка, проведший его, валуноголовый, безшеий, курносый.
Смотреть на него - вниз и вширь - было неудобно, но забавно.
- Ты разбил мне лицо, - строго выговорил Джокер этой местной шавке и, игриво покачиваясь, двинул ему кулаком в живот, хотя жертвой были предприняты все меры предосторожности, чтобы избежать этого. - Мое прекрасное лицо! Как тебя звать?
Толстяк покачнулся, но не упал, и только смотрел на него своими круглыми глазами.
Покашливая, из темного дверного проема подсобки вывалился мрачный, небритый уборщик - закурил, пусто глядя на подкинутую ему молодым хозяином работу - мертвецы улыбались небу щербатыми после клоунской руки ртами, готовились втечь под землю, насквозь, кое-кто из них даже глядел еще открытыми глазами, просто уже ничего не видел.
- Тебя зовут Роберт Форд, - решил проигнорировавший мусорщика Джокер, укладывая свою фиолетовую руку на покатое плечо странного силача. - Робби, ты ведь мой мальчик? Так вот, делай все, что я говорю, а я в ответ сделаю тебе имя. Обнимемся? Нет? Даже если мне та-ак грустно и одиноко? Все равно нет? Стеснительный. Ладно, пошли.
Он развернулся и отправился вверх по улице, устало горбясь, мерзлявый, иззябший, непроницаемый для тепла, охлопывая себя по бокам в попытке согреться, устремляясь через арку, через проулок, пропахший пусть чистейшей и влекущей дождевой сыростью, но и ядовитой, кислотной мужской мочой, стреляным порохом и гниющими овощными очистками.
“Робби” поспешно отправился за ним, так и не издав ни звука.
Джокер одобрительно скуксился, лениво следя за преданно мельтешащей по асфальту серой тенью.
Дождевые капли прошивали его почти насквозь, стуча по шерстяной фиолетовой шкуре спины и обтянутой бледной, мертвецкой кожей шее, состоящей лишь из сухих позвонков - он чувствовал на себе взгляд, и знал, что эмпатия состоит в ловле и обработке чужих намерений, их желаний, их мыслей: что они видят вместо него? Чего бы они видеть никогда не хотели?
- Он говорит: “Потому что брал?”. Брал! - пожаловался он своему молчаливому сопровождающему, когда они достигли угла улицы, и тот заозирался в поисках кареты для своего нового господина. - Я брал? Я?! Да я побирался! Будто я мог что-то у него отобрать. Возьми тачку с индусом, ирландцы с нас шкуру спустят. Слушай, а ты правда немой, или у тебя голос как валторна, и ты пытаешься это скрыть? Было бы неловко. И чем это так мерзко все время пахнет…
