С задержкой он применил эти слова на себе: когда бы он смог сказать такое, только в минуты душевных нужд… Да ладно, он не стал бы просить о помощи.
Оставалось надеяться, что такой момент никогда не наступит - если бы Альфред, как единственно дорогое его сердцу сокровище, попросил бы чего-нибудь особенно серьезного (не жертвовать собой ради его жизни, оставить его в болезни, принять последнее) - что бы он стал делать?
- Однажды я позову тебя, - сурово выдал Эллиот, и подался ближе - так, что его печальный, серьезный друг снова почувствовал запах его одеколона. - И ты мне не откажешь. Не откажешь?
- Нет. Не откажу, Румпельштильцхен, - подтвердил Брюс, и закрыл рукой лицо в жесте фальшивого стыда, поняв, что пообещал: указательный и средний пальцы на дружественной руке сложились в знак победы, насмешливо указывая на одноименный бордель. - Я понял-понял. Иди уже.
Когда он, вложив руки в карманы брюк, провожал взглядом отъезжающую машину друга, облегченно улыбался.
========== Глава 92. ==========
Комментарий к Глава 92.
Экшн со сл главы, совсем забыла про вот эту часть
Снова скучный рабочий день - как только опустились сумерки - но Джокера наполняла какая-то странная легкость: чертов Бэтмен (тянущая боль, белозубая улыбка, опущенные ресницы) уже должен был уехать из города, накинувшись на брошенные сахарной костью координаты.
Схема, по которой он продает ушлого киллера - живого или мертвого - за большие деньги, провалилась, и даже если совершенно неясно было, за каким хером денежный мешок всея Готэма откупился от него, всрав отличный план к черту, это дыру нужно было заткнуть. Конечно, это его разозлило - заплатить за него, какая глупость…
Но куда больше его взбесил легкий доступ к царственному телу.
С таксистом пришлось расплатиться почти музейной демонстрацией выкидного ножа: в карманах не было и пресловутой двадцатки.
В Ангаре было ужасно сыро и холодно - мерно плескались чернила Черного озера, разбавленные желтоватыми пятнами неугасаемых городских огней - и его затряс озноб дрянной погоды и недоедания.
Его облепили взгляды - легкость испарилась, словно дурной газ, шарик сдули.
Это были неуважительные взгляды.
- Ничего не понял! - воскликнул он игриво, и дрожь пришлось унять, а от по-пьяницки покрасневшего носа и посеревшего лица его укрывал грим. - Почему меня никто не встречает, мм? Ну-ка, давайте еще раз: “Добрый вечер! Как вы поживаете!”. И улыбнуться не забудьте. Я очень люблю, когда детишки улыбаются. Во! - он взмахнул полой пальто, и оттуда, вслед за ободранным белым пером, легко опустившимся на металлическую обшивку пола, камнем выпал мертвый голубь с окоченевшими алыми лапами. - Упс. Ну вы поняли: фокус. Мм.
Ближайший к нему криминальный работяга некрасиво вывалил нижнюю челюсть.
- Нет? Нет. Тогда… Хозяина мне, - злобно прошипел Джокер, обиженный недостаточным вниманием публики.
Единственно достойно отреагировавший - тот самый удивленный, какой-то макаронник, плотный, низенький и молодой - жестами провел его к невзрачному проходу, хотя рядом были коридоры поприличнее.
Ангар - торговый комплекс для мелкой индивидуализированной преступности - содержал в себе мрачные бутики с полузапрещенным в штате или, напротив, легальным, но экзотичным огнестрелом и холодняком; многочисленные аптеки с массово поражающим ядовитым шлаком (некоторые поделки Крейна тоже хранились тут, ожидая покупателя), сосудами с огнем и кислотой, с цветными леденцами вечного горя и краткосрочного счастья, лавки с ящиками, полными мощных разрывных патронов, и многим другим, разрешенным, но левым, а потому дешевым - и, конечно, центром своим имел кассу ростовщика.
Контингент месту соответствовал в превосходных степенях.
Ходили слухи, что хозяин, Тит-процентщик-Карпентер в этом деле уже больше пятидесяти лет, поэтому стоило быть повнимательнее: мало кто был способен провести в этом городе столько времени в гнилом преступном подполье, и не отправиться кормить аллигаторов в канализации.
За толстенной дубовой дверью, обитой железом, кто-то кашлял, сморкался, шуршал бумагами и строчил клавиатурными очередями.
Когда Джокер приблизился, улыбаясь малозаметному глазку камеры под потолком, перед ним образовалось два дюжих, отборных молодца под два метра ростом.
Кислые лица отражали скуку, и он совсем рассвирепел, взмахнул рукой…
- С ума сошли?! - прокаркал кто-то за дверью заглушенно, по-стариковски надсаженно. - Впустить его.
И его впустили.
За дорогим столом, в красивом кресле восседал престарелый Санта-Клаус, настолько каноничный и классический, какого только можно было себе представить, добродушный и усталый, и разве что к своему образу с окладистой белоснежной бородой и голубыми глазками над пухлыми куперозными щеками не соизволивший добавить красного тулупа и широкого черного ремня.
Крохотная конторная комнатка состояла из двух ярусов - нижнего, чистенького и светлого, всего в дубе и изумрудных тканевых обивках дивана, мощного кресла и старомодного стола - и верхнего, где за бронированным стеклом, имеющим, между тем, кассовое оконце выдачи, белел от переизбытка чувств прилизанный молодой человек в круглых очках, с легкой шутовской руки моментально нареченный рождественским эльфом.
Джокер готов был поклясться, что они с простыми стеклами.
- Неплохо тут у вас, - вместо приветствия проворчал он, похлопывая по плечу одного из облепивших его охранников. - Уютно! Не какой-то там шалман с пивом и чипсами, мм? Люблю подобные заведения.
Молодой человек вздрогнул и отвел взгляд к монитору компьютера, склоняясь у монитора компьютера, у которого до того что-то активно набирал, выщелкивая клавишами кантаты и дроби.
Джокер лучезарно (как он, по крайней мере, думал) улыбнулся, облокачиваясь на твердый бок секьюрити.
- Ну че, - развязно продолжил он, - заключим сделку? Чего тянуть, верно? Мне нужны деньги - немного, человек на тридцать-сорок. Чтобы дела пошли еще лучше, мм. Все вложил, все в де-ело, все работает - тра-та-та, ну, вы как думали, мм…
- Стой тут и заткнись, - пусто глядя на свои колени, наконец заговорил Санта, и извлек из-под стола простой тонкостенный стакан и бутылку дерьмового портвейна. - Сколько?
Джокер наклонил голову, прошел вперед и, рухнув на кресло для посетителей, укладывая ноги на красивое зеленое сукно его пафосного стола.
Жидкая желтоватая грязь пустыря, окружавшего подходы к Ангару, флегматично стекала с ботинок на толстые подшивки бумаг.
- Процентов пятьсот, - лихо ухнул он, удивляя мальчишку за стеклом, - отдам выручки. А это вообще кто? - повернулся он в сторону возвышения. - Твой придворный маг?
Настала смятая пауза, в которой мальчишка печатал, а старик пялился в свой стакан с вином.
В дрожащем свету ламп колыхались блики, отраженные стеклами и хромированными балками бельэтажа.
- Ти-ит, мужик, - раздраженно позвал Джокер снова, разминая свои фиолетовые пальцы. - Кто этот старик, говорю, мм? Может, нам стоит поговорить наедине, нет?
- Ух ты! - по-детски весело воскликнул молодой процентщик, вставая. - Вот это тот самый Джокер, которого мы так все уважаем! Как ты догадался?
Джокер скривился, всасывая убегающую слюну.
- Делов-то, - равнодушно бросил он, обнимая себя руками на все тот же манер смирительной рубашки. - Время, делец. Пошевеливайся.
- Ну расскажи-и, - заныл Тит, и вдруг отпер дверь своей защитной камеры. - Это и правда только мой глухой и слабоумный дядюшка.
Охрана переполошилась и загудела басом.
- Это же Джокер, - надменно отстранил их управляющий, и неспешно спустился вниз. - Он не станет брать на себя лишнюю работу, верно? А вот будете тупить, берегитесь: он ведь… не железный! - он сел рядом с посетителем, жеманно сдвигая колени, будто кокетка. - Я твой давний поклонник. Еще со времен твоих нью-йоркских похождений, - легко признался он, щурясь от удовольствия. - Стажировался в банке моей семьи, который ты громко ломанул. Ох, сколько же ты наворотил, сколько делишек обстряпал! Только тогда ты еще не был Джокером, но твоего лица мне не забыть никогда, уж извини пожалуйста. Это был наш банк, понимаешь? Мой отец был очень зол, но потом ты не менее громко ломанул кое-чей сейф тут, у наших конкурентов, и он впервые засмеялся. Я очень люблю папочку, и потому - спасибо! Мы - настоящая семья, не эти мафиозные дуболомы - интеллигентный бизнес. Я тебя очень уважаю. Эй, вы, - махнул он амбалам, в этом жесте выражая всю свою натуру - мелкую, не знающую света, но от хорошей жизни веселую и невесомую, а от ума еще и бесстрашную. - Поклонитесь человеку, которого я уважаю.
