И чуть не ахнул, когда пальцы всадились в него, раскруживаясь теперь без сомнений.

- Я больше не могу, - хрипло провозгласил Джокер, опровергая его неосторожные предположения о своей потерянности.

Напоследок совершив какое-то особенно смелое движение крюком пальцев - словно манил к себе жертву? - он отнял огненное проникновение.

Это стало неожиданным разочарованием.

Джокер такие вещи, конечно, всегда отлично читал, и в качестве приманки прижался ближе, снова потерся губами о мощную трапецию, и пустился, шумно дыша, быстро заласкивать скользкими от слюны подушечками пальцев болезненно возбужденную вершину члена, которому желал услужить, передавая чужому телу пульсы и токи.

Укладываясь между геройских ног переполненной плотью.

Тиснул член между ягодиц, неведомым образом обильно смазанных гелем - очередная ловкая выходка - прижал волшебную конструкцию ладонью, тяжело дыша, быстро выглаживая навершием пронзительную ласку в резком животном ритме.

- Твою мать, Джек… - возмутился неблагодарный Брюс. - Джек…

- О, Брю-юс, я тебя не понимаю, - самодовольно охладил его Джокер, направляя себя рукой, и его прохладный от геля орган на секунду унял болезненный огонь в самой, пожалуй, сокровенной точке рыцарского тела. - А если не расслабишься, я буду вслух комментировать происходящее, мм?

Брюс пропустил момент начала спора, пораженно ощущая, как..

- Думал ли ты раньше, сученыш, что я буду водить хером между твоих булок, а ты будешь только стонать, мм? - прорычал выкопавший сам себе яму чудовищный клоун, исходя темнотой: не умея справиться с чем-то неопознанным, рвущим ему гортань, дал слабину и поспешно заменил это привычным взвериванием.

И правда издавший низкий дистиллированный стон герой сразу пожалел его, уложил руку на белое, дрожащее от собственного уродства бедро, и аккуратно выгладил горячечную кожу.

- Бедняга, - просипел он, провоцируя. - Своим поведением ты увеличиваешь вероятность того, что это я буду между твоих ног. Ты предпочитаешь поглубже, Нэпьер, и побыстрее, и я тебе это устрою. Жаль, потому что я не хочу этого. Не сейчас.

Побежала паутина иной боли, раскинулось сухое жжение: пальцы вернулись, совершенно травматичным образом вскрывая его.

Осаженный Джокер втянул воздух через зубы и, окончательно ярясь, вдавился в горячее тело, не встречая сопротивления - зачем, если есть тот, кто готов проявить отвагу, и не важно, кому надо помочь - Готэму или переломанному безумием страннику…

Не слишком аккуратно - из-за нервно дрожащих рук - ввел головку до венца, воспаленно толкаясь вперед-назад, и вдруг без предупреждения отвел плоть в сторону в болезненном растягивании; потер стенки, где мог дотянуться, подбавил геля, неожиданно разумный, продолжая свое жаркое, небывалое дело.

Клоунское горло издало недвусмысленный хрип.

- О, не плачь, тебе понравится, - поднажал Брюс, изо всех сил пытаясь достойно перенести неожиданное одиночество: с ним говорило безумие Джокера, не гордое или величественное, рожденное его высотами, а реальное, выметенное его подсознанием прочь - пустота глупца, отчаяние зверя.

Пиковый жар пронзил его, разодрал, и он запрокинул голову, стиснул зубы, тут же разочарованно понимая, что это всего лишь треть трети возможностей чужого тела.

Но никаких сомнений у него самого тоже больше не было.

И он вдруг стал водой - размякла каждая кость в теле - поплыл, пропуская в себя темноту поглубже, хотя приятные ощущения куда-то испарились и можно было остановиться уже на данном этапе.

Чудесная рука Джокера, пленившая его руку и достоинство, и так не прекратившая механических поглаживаний, вдруг застыла.

Брюс обнаружил, что это неприемлемо: следовать за ним, подчиняться ему было сейчас необходимым.

- О, я тебя отмолочу, клоун… - пообещал это, и прозвучало это как безусловное признание чужого влияния.

Этого рыка хватило, и Джокер смягчился, пораженно чувствуя, как в его собственном животе разгорается странный огонь - нечто отличное от возбуждения, совершенно иное.

- Не двигайся, - зашептал он, вжимаясь поглубже, помаргивая: пот застилал ему глаза.

Задрожал: Бэтмен был в полной его власти.

Или нет? Как это определить? Невозможность проникнуть в него по-настоящему почему-то лишала воли. Отчаяние сдавило горло, и он прижался ближе, нуждаясь в чем-то так сильно…

Преодолев лживое сопротивление, грубо ухватил геройский подбородок, повернул, словно рычаг, соединил их губы, чтобы осуществить десяток-другой тайных касаний языками, вскользь поражаясь готовности гордого рта подчиняться и ждать.

Сжимая зубы, сильно прихватил скользкую плоть - мощное тело отозвалось, заходили плотные бугры мускулатуры, задвигалась махина родственной сути.

Брюс, уже почти не чувствующий ладонь - она слишком долго наглаживала белую кожу - отстранился, когда он застонал ему в рот.

- Джокер?

Голос блеснул, высек искры; раскрылась хитрая пасть, оскалилась.

- О, черт, Джек… - поспешил добить его Брюс, щедро рискующий своим самолюбием, чтобы не допустить его падения.

Сам подался назад, раздираясь, не сдержался, окаменел, и потребовалось явить к жизни мысль о чужой боли, чтобы прекратить сжатие.

Совсем рехнулся…

- Проклятье… - тем не менее зашептал необманутый, жесткий Джокер, основательно теряющий связь с правой рукой, прижатой тяжелым телом.

Почти печально приподнял гладкое, истекающее потом геройское бедро повыше, и качнулся, просаживаясь по нагретой до кипятка смазке в ждущее нутро.

Забирая чью-то самость. У него самого никакой чести отродясь не было…

- Не отвлекайся, - почуял его мысли Брюс, жалеющий только о невозможности маневрирования: пожар боли, но и удовольствия добрался до поясницы, и каждая полуфрикция напоминала ему предыдущую, где он был по другую сторону стекла, и реальность исказилась, двуликая - ничего подобного прежде не существовало; одновременно с этим, слитность эта была ему отлично знакома: пытаться возвыситься над этим человеком с помощью таких неподходящих на роль нагаек и кнутов поцелуев и прикосновений было бессмысленно.

В склонении же, как оказалось, заключалась изрядная доза власти.

Ожидать сюрпризов не было необходимости, но их внезапно обнаружился массив массивов: тридцать три сорта приятной боли - острой, сладкой, ясной, тянущей, порочной - и несколько сортов тревожной.

Джокер его уже не слышал - высоты и низины его тоже поразили, что он застыл, пораженно ощущая, как ровно в том месте, где соединились тела, разгорается жар безусловного восторга.

Но важно было не прогадать, и именно теперь он вдруг терял почву, а не когда, казалось, опускался… Что-то невозможное? Прежде он никогда не знал, что…

- Твою мать, Джек… Я сейчас встану, сломаю тебе челюсть и возьму тебя сам, если ты не прекратишь дремать.

Не ко времени философски настроенный Джокер вздрогнул и, успокаивающе водя губами по шее нестандартно эмоционального Бэтмена, заскользил в его теле.

Жжение приобрело священное значение: примета доверия, знак внимания.

Брюс логично ждал боли гораздо большей - насколько, конечно, мог судить теперь, обладая знанием о ином первенстве - чем сам причинил когда-то Джеку, неумело зажимая его впервые, принижая его в правах, отказывая ему в гордости, в достоинстве… Но дискомфорт продолжался недолго - тертый умник мастерски поглаживал самые горячие места, пока насаживал его, нажимал на правильные точки, не скрывая вожделения.

Плечи стучали о плечи дрожью в почти больной пляске; в геройский затылок раздавалось рычание, текла взбитая дрожащим ртом слюна…

Что может служить большей гарантией, чем доверчиво продемонстрированная слабость?

Между тем Брюс обнаружил, что его пощадили ровно на пятьдесят процентов твердости.

- Джек? - пораженно позвал он, сипя отчего-то пересушенным горлом.

- Ты лучше всех… - жарко зашептал чертов гениальный клоун в его ухо. - Не сдерживайся. О, ты такой узкий…