– Да нет. Бодрая и веселая была, как всегда.

Он помчался дальше. Благо, мать не любила крупных магазинов. Прошел по ее маршруту след в след. Удостоверился, что она побывала везде и чувствовала себя прекрасно. И точно добралась до дома, потому что еще минут десять болтала в их дворе с продавцом газет из киоска.

– Купила у меня журнал с рецептами заготовок на зиму, мы еще обсудили с ней пару способов засолки. А потом Софья Станиславовна пошла к подъезду. – Седая голова продавца высунулась в окошко. – Мне же отсюда видно. В подъезд она вошла и больше сегодня никуда не выходила.

Игорь натянуто улыбнулся:

– Могли и просмотреть.

– Никогда! Такую женщину не заметить?..

Смутился, умолк. А Игорь побрел к своему подъезду.

Что имел в виду этот старый мухомор? Уж не засматривается ли он на его мать? Ха! Безнадежно. Мать после смерти отца каким бравым генералам, отцовским соратникам, от ворот поворот давала. А тут продавец из киоска. Смешно.

– Мама! – громко позвал он с порога. – Мам, ты почему не отвечаешь?

Мобильный в самом деле лежал в прихожей на полочке, здесь Анна Ивановна как сквозь стену смотрела. И туфли, в которых мама ходила, стояли слева от двери. Аккуратно так, носок к носку. Тапочек не было. Значит, дома. Или задремала у себя и телефон не слышит, или на кухне чем-то увлеклась, и ей не до телефона.

Он знал прекрасно, что это не так. Она бы никогда не оставила телефон просто на полке. Не забыла бы, потому что сын может позвонить. И она не могла хоть раз в день не спросить, как у него дела. Он точно все это знал, но продолжал надеяться на чудо. Открывал одну дверь за другой и звал ее.

Она сидела в кухне. В его огромной кухне-столовой с модной дорогой мебелью, большим угловым диваном и удобным креслом у балконной двери. Мать любила в нем отдыхать с каким-нибудь журналом. И сейчас сидела в нем, и советы по заготовкам были у нее в руках. Только вот…

Только вот глаза, смотревшие на страницу, были неживыми. Даже если бы он не был врачом, хорошим врачом, он все равно понял бы, что ее больше нет.

– Мама, мама. – Игорь всхлипнул и упал перед ней на колени. – Как же так? Что же ты наделала, мама?

– Бессонова! – крикнул Кошкин ей в спину. – Срочно вернись!

Она вышла на минуту за кипятком. Всего на минуту. Полдня просидела за столом не вставая. Проделала колоссальную работу, а никто как будто не видел. С композиционным портретом предполагаемого отравителя уже работают, разослан по отделам. Благодаря кому? Ей, само собой. Дама в черном платье оказалась весьма полезным свидетелем. Мало того что приехала в отдел для дачи показаний, так еще и сообщила много нового. Даже приметы подозреваемого сумела вспомнить. И что?

А ничего. Ни слова похвалы. А этот гадкий красавчик Денис Рыжков ее вообще, кажется, возненавидел. За что? Непонятно. Кошкин ни так ни сяк, просто ее терпел. Саша Стешин проявил понимание. Но тоже не мог идти против всего отдела.

Снова Маша осталась одна. Одна за столом в своем отделе. Одна дома. Одна во всем городе.

– Товарищ майор, можно я кипяток налью? – Маша умоляюще посмотрела на Кошкина, потрясла пустой чашкой. – Я без обеда.

– Ладно, давай, только пулей. Там у нас человек дожидается. Займешься его заявлением.

Десять баллов, Денис.

Человеком, о котором говорил Кошкин, занимался сначала Рыжков. Маша не прислушивалась, но поняла по обрывкам, что мужик не может смириться со смертью матери и пытается обвинить весь свет. Рыжкову хватило десяти минут, чтобы понять, что дело безнадежное, и по-быстрому слиться. Теперь, понятно, шеф спихнет все на Машу.

А у нее нет выбора, придется разбираться. Не разберется, значит, мало опыта. Разберется? Так точно.

Но в этом деле, кажется, без вариантов. Кое-что она все же слышала краем уха.

Налила кипяток, подергала за ниточку чайный пакетик. Пока дойдет обратно, чай заварится.

В отделе, кроме посетителя, уже никого не было. У всех нашлись неотложные дела. А ее неотложное дело – вот оно. Напротив стола на стульчике, сгорбившись, сидит.

– Извините, что заставила вас ждать. – Маша кивнула на чашку. – Проголодалась немного.

– И это весь ваш обед? – Он недоуменно поднял брови.

– К счастью, нет. Есть еще салат и творожная запеканка, – улыбнулась она.

Зачем ему об этом знать? Ему интересно, что ли, что она в следующие десять минут проглотит?

– Сами делали?

– Что, простите? – Маша выудила пакетик из чашки, швырнула в корзину для бумаг.

– Запеканку творожную сами делали?

– Да.

– И салат тоже? Не покупали?

– Да. – Она растерялась.

Чудак, оказывается, еще тот. Рыжков его раскусил за десять минут.

– Это хорошо. – Посетитель вздохнул. – Это правильно. Магазинные салаты есть нельзя, так мама говорила. Она великолепно готовила.

Маша промолчала, присмотрелась внимательнее.

А он хорош собой. Респектабельный, успешный, судя по одежде и парфюму. Модная стрижка. Щетина, правда, запущенная, но здесь все ясно: у него горе. Глаза печальные, умные. Не похож на истерика, слетевшего с катушек из-за ухода матери, неожиданного и несправедливого.

– Да, я не сумасшедший. Вы правильно подумали, – ответил он ее мыслям.

Игорь Новиков, успешный хирург. Заведует хирургическим отделением – в свои-то тридцать лет.

– Поэтому сочинять небылицы, как вы понимаете, не могу.

– Вы о чем?

Ей жутко хотелось есть. Перед походом за кипятком она успела открыть контейнер с салатом. Пахло вкусно.

– Ваш коллега решил, что мое заявление – следствие истерики. Запоздалое раскаяние сына, который мало внимания уделял матери. Это не так. Послушайте, Мария Ивановна, – он вытянул руку и указательным пальцем постучал по столешнице, – у вас там салат. Так дивно пахнет. Почему вы не едите?

– Простите, но…

– Меня стесняетесь? А зря. Ешьте на здоровье. И знаете что? – Он как-то неожиданно странно улыбнулся. – Если бы вы были не против и угостили, я тоже отведал бы вашего салата.

Она опешила.

– И запеканки. За кипятком я схожу. Есть еще чашка?

Чашка нашлась в шкафу, и к ней пара тарелок и разномастные вилки. Пока он ходил за кипятком, Маша разделила салат на двоих. Ели почти не разговаривая. Потом пили чай с творожной запеканкой с вишней и шоколадом.

– Очень вкусно. Очень! – восхитился он, когда Маша убрала посуду со стола. – И салат, и запеканка. Если вы так превосходно ищете преступников, как готовите… Простите. Знаю, что звучит глупо.

– Итак, приступим, Игорь Валентинович. – Маша взяла в руки его заявление, пробежала глазами по строчкам. – Вы утверждаете, что вашу мать убили. Так?

– Совершенно верно.

– Откуда такое заключение? – Она кашлянула и поправилась: – Почему вы так решили?

– Это не я так решил. А наш патологоанатом. – Впервые с той минуты, как вошел сюда, он распрямил спину. Посмотрел на нее печальными глазами. – Я даже подумать не мог. Даже не мог представить! А он нашел след от инъекции. Спросил, лечилась ли мама от чего-то. Я сказал, что нет. Случались, конечно, возрастные недомогания, но в общем она была здорова.

Он замолчал, опустил голову. Дыхание сделалось тяжелым и прерывистым.

Борется со слезами, догадалась Маша.

– В тот день, – заговорил он через минуту, – она мне не позвонила. Ни разу до пяти вечера.

– А так не должно было быть?

– Мама хотя бы раз за смену звонила всегда. Ответил я, не ответил – не важно. Она не могла не позвонить. А тут я после операции, после всяких дел в отделении замотался. Беру телефон, а от нее ни звонка. Звоню ей – не отвечает. На домашний – не отвечает. Позвонил соседке, попросил зайти. Она сходила. Говорит, слышно, как звонит мобильный в прихожей. Вроде видела, как мать уходила, но еще до обеда. – Новиков снова замолчал, собираясь с мыслями. – Я сорвался и, не заезжая домой, помчался по всем местам, где она бывает. Магазины, рынок. Дошел до газетного киоска у нас во дворе, оттуда виден наш подъезд. Так вот, продавец сказал, что мама с покупками давно зашла в дом. Они еще перед этим поболтали, как обычно. Я домой. А она… – Снова пауза. – Сидит в кресле у балкона. Потом…