Это было странно. Он чувствовал, что когда-то имел представление о том, что представляют собой час и минуты, но теперь, когда он оставил пространство и время, чтобы перейти в вечность, эти понятия утратили для него всякое значение. Концепция памяти, отказываясь возвращаться в сознание, затаилась где-то в темных уголках мозга, посмеиваясь над усилиями хозяина извлечь ее оттуда. Он изнурял ум тщетными попытками вернуть утраченное восприятие, пока вдруг не обнаружил, что понятие пространства, как и понятие время, аналогичным образом исчезло, поскольку увидел свою знакомую, мисс Иду Соулсби, которая должна была присутствовать на том же сеансе, что и он, торопливо шествовала птичьими шажками по тротуару напротив. На мгновение забыв, что теперь он бесплотный дух, он предпринял попытку усилием воли привести себя в движение и догнать ее, но обнаружил, что одного усилия воли оказалось вполне достаточно, чтобы он переместился на тротуар рядом с ней.
- Моя дорогая мисс Соулсби, - сказал он, - я как раз направлялся к миссис Камбербетч, когда поскользнулся и был раздавлен насмерть. В этом не было ничего неприятного, мгновенная головная боль...
Он говорил вполне естественным образом, пока не вспомнил, что невидим и неслышим для тех, кто пока еще пребывает внутри тленной оболочки, и замолчал. И хотя было вполне очевидно, что ни одно произнесенное им слово не достигло довольно больших ушей мисс Соулсби, кажется, она все же ощутила его присутствие каким-то шестым чувством, поскольку неожиданно вздрогнула, покраснела, и он услышал, как она прошептала:
- Странно... Удивительно, почему это мне так живо представился дорогой Тедди?..
Мистер Тилли испытал приятное потрясение. Ему уже давно нравилась эта леди, и вот теперь, считая, что ее никто не слышит, она называет его "дорогой Тедди". Это сопровождалось кратковременным сожалением о том, что он мертв: если бы он обладал этой информацией раньше, то срывал бы благоухающие цветы, следуя по пути ухаживаний, куда бы он ни привел. (Его намерения, естественно, были самыми благородными: этот путь привел бы их обоих, в случае ее согласия, к алтарю, где благоухающие цветы обратились бы в прекрасные плоды). Но сожаление его было весьма кратковременным, ибо, хотя алтарь в настоящих условиях оказывался недоступным, путь ухаживаний все еще оставался открытым, благодаря спиритическим сеансам, поскольку многие медиумы, которых он знал, сохраняли самые нежные отношения со своими духовными наставниками и друзьями, которые, подобно ему самому, покинули этот мир. Когда он был жив, эти невинные и даже возвышенные романтические отношения всегда казались ему лишенными всякой прелести; но теперь, когда он очутился по другую сторону, он увидел все их очарование, - они давали возможность в какой-то мере снова ощутить себя в том мире, который он покинул. Он пожал руку мисс Иды (точнее, представил, что действует именно таким образом), и смутно ощутил исходящее от нее тепло и упругость кожи. Это было приятно, поскольку показывало, что, хотя он больше не является частью материального мира, но все еще остается в контакте с ним. Еще более приятно было наблюдать, как загадочная улыбка, - свидетельство испытанного ею приятного ощущения, - скользнула по хорошенькому личику мисс Иды, что он приписал своему присутствию: быть может, она всего лишь улыбнулась собственным мыслям, но даже в этом случае, именно он послужил их причиной.
Ободренный этими мыслями, он решился на несколько более интимный знак своей привязанности, и позволил себе поцелуй, правда, в высшей степени почтительный, но тут же увидел, что зашел слишком далеко, поскольку она сказала себе: "Тише, тише!", и ускорила шаг, словно бы стараясь как можно быстрее оставить позади соблазнительные мысли.
Он чувствовал, что понемногу начинает приспосабливаться к тем новым условиям, в которых оказался в настоящее время, или, во всяком случае, получает о них хоть какое-то представление. Время больше не существовало для него, не существовало также и пространство, ибо одно лишь желание оказаться рядом с мисс Идой мгновенно перенесло его туда, и с целью дальнейшей проверки он пожелал очутиться в собственной квартире. Он оказался там столь же быстро, как меняются сцены в кино, и понял, что известие о его смерти уже достигло слуха его слуг, поскольку это событие живо обсуждали его кухарка и горничная.
- Бедный мистер Тилли! - говорила кухарка. - Какое несчастье! Он никогда бы и мухи не обидел, а тут этот громадный трактор давит бедняжку. Надеюсь, они отвезут его на кладбище сразу из больницы: я бы не смогла вынести, если бы его мертвое тело доставили сюда.
Крупная, сильная горничная погладила ее по голове.
- Я не уверена, - заметила она, - что все для него сложилось так уж плохо. Он постоянно возился с духами, всякие стуки и переговоры, - я иногда ужасно боялась подавать ему ужин в столовую. Теперь он, возможно, среди них, таких же ненормальных. Но мне его все-таки жалко. С ним не возникало никаких проблем. Он был джентльменом. Всегда вежливый, и жалованье платил день в день.
Эти слова сожаления и похвалы вызвали у мистера Тилли легкий шок. Ему казалось, что его замечательные слуги относятся к нему с любовью и уважением, как к какому-то полубогу, и роль бедняжки-джентльмена, по его мнению, подходила ему менее всего. Но это была истинная оценка, услышанная им из их уст, и хотя сейчас уже не имело никакого значения, что они о нем думают, такая оценка вызвала у него сильное раздражение.
- Никогда в жизни не слышал большей дерзости, - сказал он (как ему показалось), довольно громко, и, все еще не избавившись от земных привычек, был изумлен, увидев, что они никак не отреагировали на его слова. Он повысил голос и обратился к кухарке с едкой иронией.
- Вы бы лучше перенесли огонь вашей критики с моей скромной персоны на свои кастрюли, - сказал он. - Без сомнения, они ее оценят по достоинству. Что же касается организации моих похорон, то я уже изложил их порядок в своем завещании, и в ваших советах не нуждаюсь. А сейчас...
- О Господи! - сказала миссис Инглис. - Мне кажется, я как будто слышала его голос, бедного маленького джентльмена. Хриплый такой, будто у него кашель. Наверное, мне лучше прикрепить к моему чепцу черную ленту. Скоро здесь объявятся юристы и наследники.
Это предположение совершенно не понравилось мистеру Тилли. Он все еще сознавал себя вполне живым, и поведение его слуг, как если бы он был мертв, в особенности после сказанных ими слов о нем, было обидно до чрезвычайности. Ему захотелось представить им неопровержимые доказательства своего присутствия, способности видеть, слышать и действовать, а потому он изо всех сил стукнул рукой по столу, еще не убранному после завтрака. Он стукнул таким же образом еще два раза, и был рад заметить удивление, появившееся на лице горничной. Лицо миссис Инглис осталось совершенно спокойным.
- Мне показалось, что я слышала нечто вроде стука, - сказала мисс Телтон. - Только не понятно, откуда они доносились.
- Ерунда! Это потому, что ты боишься, - сказала миссис Инглис, подцепив вилкой оставшийся тонкий ломтик бекона и отправив его в свой широкий рот.
Мистер Тилли пришел в восторг от того, что ему удалось немного расшевелить хотя бы одну из этих бесчувственных особ.
- Телтон! - вскричал он.
- Вот опять, - сказала мисс Телтон. - Мне кажется, я слышу его голос. А вы, миссис Инглис? Говорю вам, что я снова слышала его голос.
- Это полная ерунда, дорогая! - спокойно отвечала миссис Инглис. - Прекрасный бекон, хорошо, что у нас есть достаточный запас. Ты же вся дрожишь!.. Это все твое разыгравшееся воображение.
Внезапно мистера Тилли осенило, что он может найти себе более достойное занятие, чем пустая трата сил на убеждение горничной в своем присутствии, и что сеанс в доме медиума, госпожи Камбербетч, мог бы предоставить ему больше возможностей для контактов с обитателями земного мира. Он еще несколько раз ударил по столу и, едва услышав слабый вскрик мисс Телтон, - реакцию на его удары, - очутился в доме миссис Камбербетч на Вест Норфолк стрит, отстоявший на милю от его собственного.