- Никогда больше не смейте смеяться над моими дощечками, - сказала она. - Я услышала совершенно фантастическую историю от Мод Эшфилд - ужасную, но страшно интересную.

- И что же именно она рассказала? - спросил Хью.

- Здесь действительно был садовник, - ответила она. - Он жил в этом маленьком коттедже около пешеходного мостика, и когда семья находилась в Лондоне, он и его жена жили здесь и присматривали за домом.

Мы с Хью взглянули друг на друга; затем он отвернулся.

Я уверен, что мы подумали об одном и том же.

- Его жена была значительно моложе его, - продолжала Маргарет, - и постепенно он стал ужасно ревновать ее. И вот, в один прекрасный день, в порыве страсти он задушил ее своими собственными руками. Те, кто через некоторое время пришли в коттедж, нашли его рыдающим над ее телом и пытающимся вернуть ее к жизни. Они отправились за полицией, но когда вернулись, обнаружили, что он перерезал себе горло. Разве это не ужасно? При всем том довольно любопытно, что на дощечках появилось слово "садовник". "Я садовник. Я хочу придти. Я не могу найти ее здесь". Вы же видите, я ничего о ней не знала. Сегодня же вечером я предприму еще одну попытку. Господи, через полчаса нужно отправить почту, и мне нужно подготовить несколько писем. На будущее, Хьюго, относись к моей планшетке с уважением.

Как только она вышла, мы обсудили создавшуюся ситуацию; но Хью, до конца не убежденный и все еще не желающий признавать, что нечто большее, чем простое совпадение, скрывается за "ерундой с дощечками", по-прежнему настаивал, чтобы Маргарет ничего не узнала о том, что мы видели и слышали в доме прошлой ночью, ни о странном посетителе, который, как мы заключили, снова нанес нам визит сегодняшним вечером.

- Она будет напугана, - сказал он, - и ей начнет мерещиться. Что касается планшетки, то она как обычно будет выводить каракули и закорючки. Что это? Да-да, войдите!

Послышался резкий отрывистый стук. Мне не показалось, что он исходил со стороны двери, но Хью, не получив ответа на свое приглашение, вскочил и распахнул ее. Сделав несколько шагов в холл, он вернулся.

- Вы ничего не слышали? - спросил он.

- Слышал. Никого нет?

- Ни одной души.

Хью вернулся к камину и раздраженно бросил в него только что зажженную им о каминную решетку сигарету.

- Довольно противное ощущение, - заметил он. - И если вы спросите меня, ощущаю ли я себя комфортно, то я отвечу, что никогда в жизни не чувствовал себя менее комфортно. И, если хотите знать, думаю, что вы тоже.

У меня не было ни малейшей причины это отрицать, и он продолжал.

- Мы должны сохранять самообладание, - сказал он. - Нет ничего более заразительного, чем страх, и Маргарет не должна почувствовать ничего подобного, исходящего от нас. Вместе с тем, есть нечто большее, чем наши опасения, как вы понимаете. Что-то проникло в наш дом, причем помимо нашей воли. Никогда прежде я не верил ни во что подобное. Посмотрим правде в глаза. Как вы думаете, что это?

- Если вы хотите знать мое мнение, - отвечал я, - то мне кажется, это дух человека, который задушил свою жену, а затем перерезал себе горло. Но я не понимаю, чем он может навредить нам. Нам и в самом деле стоит больше всего опасаться собственного страха.

- Мы находимся в затруднительном положении, - констатировал Хью. - Что он собирается предпринять? Господи, если бы я только знал, что он собирается делать! Но, увы, я этого не знаю. Хорошо, пора одеваться к ужину.

Весь вечер Маргарет испытывала необычайный подъем духа. Ничего не зная о происшествиях, случившихся за последние двадцать четыре часа, она полагала захватывающе интересным то, что ее планшетка "догадалась" (это ее собственное слово) о садовнике, а также своим успехам в покере, как известно, требующим молчания, за который мы сели сразу после ужина. Естественно, она не догадывалась, что мы старались со своей стороны сделать все, чтобы удержать ее подальше от планшетки. И все-таки, заметив, что вечер стремительно надвигается, она отложила карты.

- А теперь на полчаса устроим сеанс, - заявила она.

- А может быть, сыграем еще партию? - осведомился Хью. - Мне никогда не было так интересно. Планшетка может подождать.

- Дорогой, если садовник снова захочет с нами пообщаться, я уверена, скучать не придется, - отвечала она.

- Но ведь это же совершенная чушь, - сказал Хью.

- Ты грубиян! Я вижу тебя насквозь.

Маргарет уже достала планшетку и лист бумаги, когда Хью встал.

- Пожалуйста, не надо этого делать, Маргарет, - сказал он.

- Но почему? Если не хочешь, то можешь не присутствовать.

- Тем не менее, я очень прошу тебя этого не делать, - настаивал он.

Маргарет внимательно посмотрела на него.

- Хьюго, ты что-то знаешь, - сказала она. - И не хочешь мне об этом сказать. Мне кажется, ты нервничаешь. Ты полагаешь, здесь творится нечто странное. Что именно?

Я видел, что Хью колеблется, сказать ей или нет, а затем понял, что он сделал ставку на бессмысленные каракули.

- Пусть будет по-твоему, начинай, - сказал он.

Маргарет колебалась; она явно не хотела досаждать Хью, но его настойчивость, по всей видимости, казалась ей глупой.

- Хорошо, всего десять минут, - сказала она, - и я обещаю больше не думать ни о каком садовнике.

Но стоило ей положить руку на планшетку, как голова ее упала на грудь, и планшетка начала двигаться. Я присел рядом с ней, и смотрел, как на бумаге появляются ровные строки.

"Я пришел, - читалось совершенно отчетливо, - и все же не могу найти ее здесь. Вы ее спрятали? Сейчас я обыщу комнату, в которой вы находитесь".

Что там еще было написано, но было скрыто дощечкой, я не узнал, так как в этот самый момент по комнате пронеслось дуновение ледяного ветра, а в дверь, - на этот раз никакой ошибки быть не могло, - постучали, громко, требовательно. Хью вскочил.

- Маргарет, очнись, - сказал он. - Кто-то пришел!

Дверь открылась, в проеме возникла фигура человека. Он застыл, поводя головой из стороны в сторону, внимательно вглядываясь в каждый уголок комнаты взором, в котором, казалось, читалась бесконечная тоска.

- Маргарет, Маргарет, - снова позвал Хью.

Глаза Маргарет были широко открыты; она не отрываясь смотрела на ужасного посетителя.

- Спокойно, Хьюго, - произнесла она, и голос ее понижался по мере того, как она говорила. Призрак теперь смотрел прямо на нее. Губы его, посреди густой, цвета ржавчины, бороды, шевелились, но не доносилось ни звука. Он поднял голову, и, - о ужас! - я увидел на одной стороне шеи зияющую красную рану...

Как долго тянулась эта пауза, когда мы застыли, объятые смертельным холодом и неподвижностью, не в силах ни двинуться, ни издать хоть единый звук, я не имею понятия. Наверное, не более десятка секунд.

Затем призрак повернулся и удалился тем же путем, что и пришел. Мы слышали его шаги по паркетному полу, затем звук отодвигаемых засовов на входной двери, и грохот, потрясший дом, когда она захлопнулась.

- Все кончено, - сказала Маргарет. - Господь да помилует его!

Теперь читатель вправе сам представить себе объяснение, которое считает наиболее подходящим, этому визиту с того света.

Он не должен обязательно считать, что имело место действительное возвращение с того света; вполне возможно, на том месте, где совершились убийство и самоубийство остались в некотором роде своеобразные записи, которые при определенного рода обстоятельствах могли превратиться из невидимых в видимые. Волны эфира, или нечто вроде того, сохранили эти сцены, проявившиеся затем подобно тому, как мы видим появление осадка в первоначально прозрачном растворе. Но он вправе считать и то, что дух покойника и в самом деле необходимо должен являться на месте совершенного преступления для своего рода духовного покаяния. Естественно, ни один материалист ни на мгновение не допустит возможность подобного объяснения, но мы вряд ли сможем указать существо более упорствующее в заблуждениях, чем материалист. Как бы там ни было, но страшное событие имело место, и нельзя сказать, чтобы последняя фраза, произнесенная Маргарет, была бессмысленной.