Литмир - Электронная Библиотека

«Спокойной ночи».

Пока Хенрик спал, Йенсенн сделал уроки на завтра, а потом приготовил себе хлопья с молоком. Немного подумав, он посмотрел на время и насыпал хлопья в тарелку Хансена, а потом налил стакан молока и перенес все в комнату. Не успела тарелка опустеть, как прямо на ухе Хенрика — коварная месть свершилась! — прозвенел будильник. Упав с его головы, когда Хансен подскочил от неожиданности, он продолжил надрываться где-то в недрах его постели. Хенрик озирался по сторонам, оторопело моргал и выглядел еще глупее, чем обычно. Андресс едва сдержался, чтобы не рассмеяться — в такие моменты он начинал понимать любовь Хенрика к подобным приколам.

— С добрым утром, — выдавил он.

— Берегись, мелкий, — мрачно пропел Хансен и, нашарив в кровати будильник, безжалостно швырнул его в сторону Андресса. — Неужели ты действительно меня так ненавидишь?

— Ага, — Андресс кивнул и ловко увернулся от смертоносного снаряда.

— Ну за что-о-о? — простонал Хенрик, воздев руки к небу, роль которого, за неимением лучшего, выполнял потолок.

Йенсенн только дернул плечами, невозмутимо дожевывая хлопья. Хенрик заметил, что на столе его дожидается собственная порция, и прекратил дурачиться. Он вылил молоко из стакана в тарелку, размешал нехитрое блюдо и с аппетитом засунул ложку в рот.

Андресс медленно пил свое молоко, пока Хенрик торопливо подъедал все, что было ему предложено. Затем он отправился в душ, а Йенсенн наконец раздвинул шторы и впустил в комнату кислород, которого ему так не хватало. Чувствуя себя примерной женушкой, он отправился мыть посуду, ругая себя за это на чем свет стоит.

Когда он, перемыв гору посуды, оставшуюся еще со вчерашнего утра, вернулся в комнату, то обнаружил Хенрика нагишом на своей кровати с телефоном в руках. Стараясь не смотреть на достоинство соседа, Андресс вырвал из его рук столь личную вещь и кинул на пах утащенное с кухни полотенце.

— Не читай сообщения моего брата в таком виде, — строго потребовал он.

— Какая разница? — Хенрик демонстративно сбросил полотенце на пол. — Ты все равно не позволяешь мне их читать.

— Потому что ты идиот, — вздохнул Андресс. — Других состояний я за тобой не замечал. Ты когда вообще учишься?

— Я много чего делаю, пока ты спишь, Андресс, — томно проговорил Хенрик, поднявшись с кровати, и залез в шкаф в поисках одежды.

— А еще больше ты делаешь, когда думаешь, что я сплю, — усмехнулся Йенсенн.

Шкаф отозвался смехом, а после из него показался Хансен — немного помятый, но зато одетый. Андресс снова посмотрел на него, как на идиота, и закатил глаза. К его удивлению, Хенрик не стал отшучиваться, а сел за стол.

— Драмкружок же собирается в восемь, так что у меня есть время тебя удивить, — улыбнулся он.

И, о, святая святых, он нацепил на нос очки! Андресс готов был поклясться, что за все время их сожительства он ни разу не видел даже очечника на столе Хенрика, не говоря об очках! Лукавые глаза Хансена за этими узкими стеклышками казались еще светлее и ярче, и, господи, как же это было… эротично. Слово назойливо вертелось на языке, и Андресс очень не хотел его признавать, но оно идеально описывало произошедшие с Хенриком метаморфозы. Не всем идут очки, и Йенсенн не мог сказать, что они очень уж шли Хансену, но… Это было эротично. И он никогда бы не сказал Хенрику об этом.

Андресс пытался сосредоточиться, читал свою книжку, выискивая в ней интересные для себя моменты, но его взгляд то и дело возвращался к Хансену. Тот сосредоточенно жевал карандаш, сидя над домашкой, и не замечал ничего вокруг. К чему говорить, что за все то время, которое они провели вот так, в тишине, Андресс едва осилил пару страниц?

Но к счастью, Хенрик быстро расправился с уроками, снял очки, убрал их куда-то в недра своих завалов, и Йенсенна отпустило. Перед ним был все тот же идиот-Хансен, ничуть не эротичный и ни капельки не умный. И этот идиот настойчиво требовал, чтобы он, Андресс, начинал уже собираться.

Они подошли к залу драмкружка с небольшим опозданием, но никто и не думал ругаться. Ребята, все в нарядных юкатах, сидели за столом, пили чай и что-то лениво обсуждали. Удивительное дело, но Андресс и Хенрик пришли позже всех, хотя опаздывать было больше в духе Ловино и Антонио.

— А вот и наши голубки, — пропел крайне довольный Франциск. — Не спешите садиться, у меня для вас кое-что есть.

— Это обязательно, Андресс, — торжествующе ухмыльнулся Хенрик. — Потому что ты идешь вместе с этим помешанным на костюмах французом.

— Всегда можно отказаться, — резонно заметил Йенсенн.

— Отказать Франциску? — Хансен самодовольно приподнял бровь. — Если ты не заметил, он уговорил даже Артура.

— Так что не ломайся, милый, — обворожительно улыбнулся Бонфуа, демонстрируя ребятам две синих юкаты: одну более темного оттенка с черным цветочным узором, а вторую — светлую, с белыми снежинками-звездочками.

И вроде было в этом что-то детское, но Андресс, облачившись в юкату, вовсе не чувствовал себя неуютно. Рядом с ним была толпа таких же сумасшедших, и это было весело.

— Идите скорее сюда, время желаний! — позвал из-за стола Каррьедо — на нем красовалась ярко-алая юката с золотым тиснением.

Андресс, бросив критический взгляд на наряд Хенрика, подошел к столу следом за ним. Там же вместо привычной кипы сценариев, эскизов и записок лежала куча нарезанных прямоугольников цветной бумаги. Андресс уже знал, для чего они: на Танабату японцы загадывали желания — самые разные, — записывали их на таких вот прямоугольниках, а потом привязывали к веточке бамбука. Считалось, что в следующем году эти желания обязательно исполнятся. Йенсенн, конечно, не очень-то в это верил, но ему нравилась сама церемония — что и говорить, это ведь прекрасные и удивительные японские традиции.

— Как вы могли заметить, у нас нет своего бамбука, поэтому мы повесим их прямо в городе. Так что не забудьте взять свои желания с собой, — напомнил Артур, одетый в зеленую юкату, украшенную черными птицами.

— Сначала давайте перекусим, — Кику в пестрой черно-белой юкате наполнил чашки чаем и поставил на стол вазочки с печеньем.

Ребята, забыв ненадолго о празднике, погрузились в теплую домашнюю атмосферу. Пряный чай согревал их сердца, раскрывая простор для желаний, так что по окончании церемонии все бодро растащили цветные листочки и начали писать. Андресс, конечно, последовал примеру остальных. Ни на секунду не задумываясь, он вывел на желтом прямоугольнике самое заветное желание, которое терзало его в последнее время все сильнее.

«Хочу, чтобы брат всегда был рядом».

Хенрик едва удержался, чтобы не заглянуть Андрессу через плечо, даже глаза прикрыл. Когда же он распахнул их, Йенсенн уже изучающее смотрел на Артура, сложив свой листок пополам, так что Хенрик мог безбоязненно написать свои заветные строчки. И когда он стал желать только этого? Ведь было еще совсем недавно «меньше пить», «лучше учиться», «найти себе девушку»… А что сейчас? К черту все! «Я хочу только…

… чтобы Андресс поменьше думал о брате».

Увидеть, что вывела его слабовольная рука на этом ядовито-зеленом клочке бумаги, оказалось для Хенрика чем-то вроде признания себе. Все внутренние барьеры были легко преодолены и сломлены, защита уже не пыталась сдержать наступление противника. Пах регулярно подвергался бомбардировкам из изучающих взглядов и невинных прикосновений, руки изнывали, связанные за спиной, как сотни рабов, которых взяли в плен данные самому себе обещания. Ноги подгибались, не в силах нести такую ношу, словно бы сама основа медленно исчезала, а голова совсем не соображала, прекратив даже пытаться придумать план спасения. Вражеские войска окружили сердце, и сейчас, глядя на слова, написанные, несомненно, его рукой, Хенрик понял, что отдал им ключ. Защита возле столицы-сердца пала, клапаны открылись, и он сдался чувствам, склонился перед глубокими синими глазами.

«Хочу, чтобы в столовой продавали гамбургеры!»

Ребята двинулись в центр пригорода к реке по украшенным к празднику улицам. Сегодня все казалось идеальным: и свет звезд, и веселый смех людей, и тихий стук сердца, отбивающего единицы измерения жизни. Даже в такой глуши, как у них, жители устроили ярмарку, где каждый мог себя проявить. Они тут же разбежались, кто куда, едва успев договориться, где встретятся перед полуночью.

29
{"b":"599529","o":1}