На следующий день писать Артуру уже не было никакого смысла — он наверняка увидел, что Альфред был в сети. Керкленд тоже не спешил налаживать контакт, и от этого Ал ненавидел себя еще сильнее. Он подвел Артура. Он обманул его доверие и даже не нашел в себе смелости признать это и извиниться. Альфред считал свою причину уехать достаточно веской, но она все равно не оправдывала его страх и молчание в течение стольких дней. Артур наверняка успел составить свою версию произошедшего, и вряд ли Ал выглядел в ней меньшим мерзавцем, чем он себя ощущал.

Еще через неделю случился третий приступ.

Фрэнк остался жив благодаря тому, что он все еще был в больнице — врачи среагировали немедленно и буквально вытащили его с того света. Его подключили к системе жизнеобеспечения, и пока ему ничего не угрожало, но никто не мог сказать, как долго продлится это состояние. Врачи разводили руками — они уже сделали все, что было в их силах.

— Вам стоит обратиться в эту клинику, — посоветовал врач, протянув Лоре визитку. — Они используют новейшие методики и их оборудование новее и точнее нашего. Конечно, стоить это будет дороже, но так у вас будет шанс сохранить жизнь мужу.

— Сколько времени у нас есть? — Альфред искренне восхищался своей мамой — даже в такой ситуации она не проронила ни слезинки.

— Месяц, — после недолгой паузы ответил врач. — Может, два.

Для Альфреда не стояло проблемы выбора: жизнь отца стоила любых денег. Даже если бы им пришлось продать дом и ценности, он бы не задумываясь сделал это. Поэтому страшные цифры он просто выбросил из головы. У него самый лучший и самый сильный отец. Он справится. Он выкарабкается, и тогда они смогут поговорить, и Альфред расскажет ему о своих планах, и все будет хорошо.

Его тогда не пустили к отцу, к нему разрешалось входить только по одному, и Альфред уступил маме. Она вышла из палаты в слезах, но на все вопросы Ала отмахивалась и переводила тему.

Альфред сгорал на работе. Он был слишком неопытен, его максимализм и привычка справляться со всеми проблемами самостоятельно только усугубляли ситуацию — заместители и директора свалили на него большую часть работы, подняли самые старые дела, которые давно нужно было закончить, а сами наслаждались зрелищем. Поначалу Ал не понимал, во что вляпался, а когда понял — гордость не позволила ему отступить и сдаться. Коллеги Фрэнка догадывались, что раз Альфред вышел на замену отцу, с тем не все в порядке — и в версию с отпуском никто не верил. Они хотели задавить Ала, уже делили компанию в разговорах между собой и открыто насмехались. Альфред брал документы домой, сидя в приемной к отцу — строил таблицы и сводил счета, он почти не спал и как-то справлялся — хотя сил порой хватало только открыть глаза.

В короткие перерывы на отдых, закрыв глаза, он видел Артура, вспоминал все, что с ними случалось — как им было хорошо и уютно вместе, как они порой ссорились, но быстро мирились, как спорили, как занимались своими делами и смотрели друг на друга, думая, что этого никто не замечает. Альфред скучал, ужасно скучал, но он сам все испортил. Он решил, что как только все наладится — отцу сделают еще одну операцию, теперь уже в другой клинике, они вместе уладят все дела компании и, наконец, поговорят по душам, — тогда он и расскажет Артуру.

Это были одни из тех планов, которым никогда не суждено сбыться.

— Почему тебя до сих пор не перевели в ту клинику? — Альфред забежал в больницу во время обеденного перерыва.

Он грыз яблоко — их привезла Лора, — сидел на стуле возле кровати отца и всем своим видом изображал оптимизм и непосредственность. Надо сказать, после стольких лет тренировок и практики получалось это у него просто отменно. Даже мама до сих пор не догадалась, как обстоят дела у Альфреда на работе.

— Я отказался от операции, — переглянувшись с Лорой, ответил Фрэнк.

— Что?

— Мне не нужен перевод, потому что я не собираюсь делать операцию.

Альфред отложил яблоко и вытер рот тыльной стороной ладони.

— Врачи сказали, что она тебе не нужна? — уточнил он.

— Нет, — покачал головой отец. — Я отказался. Эти слишком дорого нам обойдется, Альфред.

В голове мигом стало пусто.

— Ты шутишь? — Ал обернулся к маме. — Он ведь так шутит, да?

— Альфред, — отец положил свою руку поверх его. — Прошу, выслушай. Мои шансы выжить после операции — меньше двадцати процентов. И если вдруг это произойдет, я останусь недееспособным инвалидом. Я даже отлить без чьей-то помощи не смогу! — фыркнул он. — Мы обратились к ним слишком поздно. Даже после второго приступа все еще могло наладиться, но не сейчас.

— Но мы должны хотя бы попытаться! — Ал вскочил на ноги. — Нельзя же сдаваться так просто. Мам? Ну хоть ты ему скажи…

— Это решенный вопрос, Альфи, — избегая смотреть ему в глаза, отозвалась Лора.

Он недоверчиво посмотрел на нее.

— Разве вы не любите друг друга?

— Именно поэтому, — мама поджала губы и подарила Альфреду легкую улыбку. — Я уважаю его решение.

— Но ведь…

— Не заставляй меня снова переживать это! — всхлипнула она. — Просто попытайся понять!

У Лоры дрожали губы, и она с трудом сдерживала слезы. Альфред покачал головой:

— Никогда не пойму.

В тот раз он выбежал из палаты, давясь рыданиями, и еще минут сорок провел в туалете, пытаясь успокоиться. После этого он не заходил к Фрэнку и не разговаривал дома с Лорой. Он понимал, как глупо себя ведет и как больно делает таким отношением своим близким, но ничего не мог поделать. Если родители решили похоронить Фрэнка раньше времени — это их выбор, а он, Альфред, будет бороться до последнего. Потом они еще скажут ему спасибо.

В первую очередь Альфред разузнал у врачей все о болезни отца: после их слов он еще больше уверился в своей правоте. Статистика — страшная и опасная ложь, которая становится истинной только для больших чисел. Когда речь идет о жизни одного конкретного человека — все зависит от него самого. Но Фрэнк уже отказался от перевода и операции, и все, что Альфред мог сделать — это уговорить его хотя бы не отказываться от лечения у местных специалистов. Как только выдалась свободная минутка, он тут же забыл про свои обиды и, виновато понурив голову, проскользнул в палату отца.

Тот выглядел совсем скверно.

— Обдумал? — спокойно спросил он Альфреда.

— Ты ведь не сдашься? — вопросом на вопрос ответил Ал. Отец кивнул. — Тогда я буду рядом, чтобы поддержать тебя.

— Спасибо, — слабо улыбнулся Фрэнк. — Ну, рассказывай, — Альфред непонимающе приподнял брови. — Как дела в твоей любимой школе?

Если бы отец задал этот вопрос не в больничной палате после двух сложнейших операций, это была бы идеальная возможность все ему рассказать. Но Альфред не хотел расстраивать Фрэнка — тому от таких новостей могло стать хуже, — поэтому не знал, что сказать.

— К началу учебного года мы ставили «Лавку чудес», — неуверенно почесав затылок начал он. — Мы боялись, что после истории с кладом бабушки Ловино директор Кассий вообще распустит драмкружок, но он только похвалил нас за смелость.

— Клад? — переспросил Фрэнк, заинтересованно прищурив глаза.

— Разве я не рассказывал?

Постепенно, слово за слово, Альфред рассказал отцу обо всем, что произошло с ним за последний год. Про клад, который оказался и не кладом вовсе, а самой настоящей капсулой времени; про концерт на выпускной — как Ловино вытирал слезы и материл их, на чем свет стоит, когда драмкружок устроил ему прощальную «репетицию»; про Рождественский концерт и счастливые улыбки, про увольнение учителя Брагинского и первую ссору Йонг Су и Мэттью. Потом вспомнил, как в мае Уильямс лежал у него на плече, тихо напевая что-то тоскливое из любимых песен Йонг Су, и рассказал Фрэнку и об этом тоже — тот только хмыкнул и ничего не сказал. Где-то в глубине души Альфред надеялся, что реакция отца даст ему толчок и силы рассказать и про свои переживания, но Фрэнк был не слишком чувствителен. Или наоборот — слишком хорошо знал Ала.