Если бы только Йонг Су знал обо всем — как бы он вел себя тогда?
— Хочешь, я тебя до конца года обедами кормить буду? — Им заискивающе заглянул в глаза, оказавшись вдруг непозволительно близко. — Только спой, Мэтти.
— Не стоит, — отстранился Уильямс. — Я не люблю петь на публику.
— Но мне же ты пел?
Конечно, пел. Мэтти заливался краской при одном воспоминании о той поездке в горы. Они с Йонг Су забрались в палатку раньше Артура с Альфредом, возле костра заливалась гитара, и им обоим совершенно не хотелось спать.
— У тебя потрясающий голос, — нависнув над ним, сказал тогда Йонг Су, сверкая глазами. — Я мог бы всю жизнь слушать, как ты поешь.
Мэтт, все еще опьяненный очарованием вечера, закрыл глаза и запел. Под звуки его голоса, Йонг Су лег на свое место, и Уильямс бросил на него взгляд украдкой. Вместо того чтобы отвернуться к стенке, Им сжал руки Мэттью в своих и посмотрел прямо ему в глаза. Тогда Мэтти был слишком рад, что Йонг Су вообще считает его своим другом, и не слишком задумывался о других чувствах, поэтому просто улыбнулся в ответ. Он боялся представить, что мог бы натворить, окажись сейчас в похожей ситуации. Он бы все отдал, только бы снова в ней оказаться.
— Ты не просто публика, — тихо пробормотал он.
На секунду — когда Йонг Су неловко улыбнулся уголками губ — Мэттью проклял себя и свои глупые чувства, которые уже с трудом мог сдерживать. Но потом Им рассмеялся, хлопнул его по плечу, как ни в чем не бывало, и потащил в класс.
От бессилия хотелось плакать.
Как Мэтти и ожидал, на обеденном перерыве оба агента куда-то испарились. Судя по всему, Альфред действительно нашел для них подходящий номер, и Мэттью позволил себе немного расслабиться. Если у Йонг Су будет куча дел, то про него он даже не вспомнит. В последнее время у него и без кучи дел это прекрасно получалось.
О том, как сильно он заблуждался, Йонг Су сообщил ему на следующей же перемене.
— Почему ты так не хочешь петь? — он присел на парту к Мэттью и посмотрел на того сверху вниз изучающим взглядом.
— Чувствую себя неуверенно, начинаю запинаться, забываю слова, — Мэтт слабо улыбнулся и развел руками. — Я не хочу испортить концерт.
— Как же ты тогда выступаешь в драмкружке? — нахмурился Йонг Су.
— В драмкружке я не один, — парировал Мэттью — он сам удивлялся своей сноровке.
Им задумчиво почесал голову.
— Хочешь, — он вдруг покраснел, — я выйду с тобой? — Мэтти вздрогнул от этого предложения, и его сердце забилось чаще. — Буду держать микрофон, или изображать дерево, или… — Йонг Су замялся. — Постой-ка, у меня есть идея получше! Что, если аккомпанировать тебе будет наша группа? Хотя нет, стой, не нужно никакой группы, — он замахал руками. — Попросим учителя Эдельштайна нам помочь!
— Что? — только и смог выдохнуть Мэттью.
Йонг Су просиял, почувствовав, что жертва дала слабину. Он тут же приобнял Мэтта за плечи и воодушевленно затараторил.
— Если ты нервничаешь, когда выступаешь один, мы просто можем найти тебе компанию, и никто лучше музыканта с этим не справится. А кто у нас в «Кагами» главный специалист по музыке? — Уильямс промолчал. — Правильно, Родерих!
— Йонг Су, прошу тебя, хватит, — взмолился он. — Для выступлений драмкружка мне не приходится вытягивать ноты, но я и там не всегда могу держать себя в руках. Пойми, я не могу петь для широкой публики.
— Пой не для широкой, — пожал плечами тот и улыбнулся как-то уж слишком скверно. — Ты же сам говорил, что я не просто публика, — Мэттью пришлось кивнуть. — Тогда спой только для меня, Мэтти.
Этому он уже не мог сопротивляться.
Йонг Су собирался сходить с ним на первую репетицию, чтобы убедиться, что эта покорность — не какой-то хитрый прием, чтобы от него отделаться, но перед дверью в кабинет музыки Мэттью остановился.
— Я не сбегу, не волнуйся, — улыбнулся он. — Но пусть моя песня будет для тебя сюрпризом, ладно? Иначе какой смысл мне петь ее перед всеми?
— Звучит интересно, — подмигнул Йонг Су. — Я согласен с твоими условиями.
Они пожали друг другу руки, и Им тут же исчез в переплетении коридоров, а Мэтт остался один на один с дверью. Он мог бы сбежать сейчас, но совесть и бесконечное чувство вины перед Йонг Су наверняка заставили бы его вернуться. Поэтому Мэттью, постучав, заглянул в кабинет.
— Учитель Эдельштайн? — позвал он.
Тот оторвался от заполнения бумаг и посмотрел на Мэтта своим фирменным «зачем пожаловал, уходи» взглядом.
— Я хотел бы спеть на прощальном концерте, — помявшись немного, продолжил Уильямс. — И, если вас не затруднит, вы могли бы мне аккомпанировать?
— Твое рвение похвально, Мэттью, — Родерих поднялся из-за стола. — Но сможешь ли ты выступить достойно? — он подошел к фортепиано и, откинув крышку, сыграл простенькую мелодию. — Знаешь эту песенку про звездочку?
— Знаю, — Мэтт подошел ближе и встал у учителя за спиной.
Родерих кивнул ему, перебрал ноты для второй руки и заиграл. Мэттью вступил, когда мелодия начала повторяться.
— Twinkle, twinkle, little star, — он мягко протянул окончание. — How I wonder what you are! Up abo…
Родерих остановился и повернулся к нему с выражением искреннего недоумения на лице.
— Как долго ты собирался скрывать свой талант? — строго спросил он. — С такими данными ты мог бы!..
Мэттью знал, что он «мог бы» — все учителя твердили ему об этом в один голос, — но он никогда не распоряжался собственной жизнью на самом деле. Родерих, видимо, подумал о том же, потому что оборвал себя на полуслове.
— Какую песню ты бы хотел спеть? — спросил он вместо этого.
— Честно говоря, я не думал об этом, — Мэттью невольно покраснел под строгим взглядом учителя. — Мой друг попросил меня спеть, и я не смог ему отказать.
— Вот как, — Родерих приподнял брови. — Тогда о чем?
— Мне все равно, наверное, — пробормотал Уильямс. — Что-нибудь достаточно грустное, только и всего.
Родерих подавил тяжелый вздох.
— Слушай, Мэттью, — он поднялся со своего места и положил руки Мэтту на плечи. — Я знаю, ты не хотел оказаться в этой ситуации, — тот кивнул. — Но раз уж ты в ней оказался, постарайся извлечь для себя как можно больше выгоды. Вырази в своей музыке все то, что не можешь выразить словами.
— Но я ведь сам не знаю, — растерялся Мэттью. — Как мне подобрать чужие слова, если я и собственные не могу?
— Любовь? — вздохнул Родерих.
Мэттью залился краской.
Эдельштайн вернулся за фортепиано, прикрыл глаза и сидел какое-то время, вслушиваясь в тишину. А потом, легко коснувшись пальцами клавиш, сыграл до боли знакомую мелодию. И Мэтти понял, что Родерих попал в точку.
***
В день концерта в зал забилась без преувеличений вся школа. Для членов комиссии выделили самые лучшие места перед сценой, предложили подушки и пледы, а перед их креслами поставили столик с закусками и напитками. Наиболее удачливым ученикам и учителям удалось отвоевать сидячие места, но многие все равно теснились вдоль стен. Мэттью достался стул возле прохода — Альфред и Йонг Су уступили ему в награду за сегодняшнее выступление. Сами они уже благополучно скрылись за кулисами, а Мэттью предстояло прождать почти целый вечер — его песня значилась в списке одной из последних.
Номера, полные отчаяния, светлой грусти и неуместной драмы, сменяли друг друга. Джонс и Йонг Су выступали на подтанцовке у группы младшеклассников. Их номер рассказывал историю влюбленных, которые никак не могли быть вместе из-за разделявшей их стены. Под конец Мэттью и сам растрогался — история не слишком хорошо завершилась для всех.
К моменту, когда ему предстояло выйти на сцену, Мэтт пребывал в не самом подходящем для выступления настроении. Как тут петь, когда глаза на мокром месте? Да еще и Йонг Су с Альфредом так и не вернулись после своего номера, а ведь Мэттью согласился на это только из-за их просьбы.
— Ты выглядишь не слишком здоровым, — прищурился Родерих. — Все в порядке?