— Люблю.

Хенрик совсем не разбирался в астрономии, не знал названий звезд на небе и путал созвездия. Он назвал Регул Венерой, нашел с десяток доселе неизвестных созвездий и рассуждал о черной дыре в центре Галактики и путешествиях в параллельные вселенные. И это совсем не раздражало Халлдора — он любил ночное небо и любил говорить о нем. Он остановился возле ворот и нашарил в сумке пропуск, но не тронулся с места, продолжая глядеть на звезды. Хенрик перевел взгляд с неба на него, и его глаза все еще сверкали.

— Ну, — он едва заметно покраснел. — Ты не пожалел, что пришел?

— Может, всего один или два раза за вечер, — отвернулся Халлдор.

— Довольно неплохой результат, как по мне, — Хенрик рассмеялся.

Вместо ответа Халлдор ткнулся носом ему в плечо и замер, стиснув пальцами толстовку на груди. Он слышал, как Хансен шумно сглотнул, а потом почувствовал его пальцы в волосах. Хенрик гладил осторожно, как тогда, во сне, и Халлдор порадовался, что сейчас не видно его лица. Через какое-то время движения замедлились, и ладонь остановилась на затылке.

Халлдор понимал, что обнимает Хенрика слишком долго, что еще несколько секунд — и это станет действительно неловким, но не мог заставить себя отстраниться. С ним было легко, тепло и уютно, спокойно и комфортно, и поэтому вместо того, чтобы отпустить Хансена, Халлдор прильнул сильнее.

— Халле… — выдохнул Хенрик.

Он крепче прижал Эрлендсона к своей груди, и только это помогло тому спрятать всхлип. Халлдор не хотел разжимать объятий. Его разрывало на части изнутри, и требовалось время, чтобы взять себя в руки. Но он должен был отпустить, должен уйти от Хенрика — от его тепла и легкого запаха парфюма, от атмосферы, которая возникла между ними.

— Я поговорю с Андрессом снова, — сказал он, чтобы разрушить тишину. — В этот раз вышло не очень хорошо, но…

— Нет, наоборот, — Хенрик осторожно отстранил Халлдора от своей груди и заглянул в глаза. — Я рад, что это был ты.

Халлдор поспешно отвел взгляд.

— Я тоже.

— Увидимся? — Хенрик тоже посмотрел в сторону.

— Ага, — отозвался Халлдор. — Я пойду.

Отстранившись, он быстро чиркнул пропуском по считывателю и скрылся за воротами. До самого входа в общежитие он чувствовал на своей спине взгляд сверкающих голубых глаз.

По уровню неловкости сегодняшний день по праву заслужил первое место в списке самых стыдных вещей, которые Халлдор когда-либо делал, а ведь в школе на утренник его однажды нарядили в костюм пингвина! У Андресса до сих пор где-то завалялась фотография с того памятного дня.

Халлдор осторожно приоткрыл дверь в блок и, разувшись, прошел в комнату. Как он и предполагал, Андресс еще не спал — читал свою книгу и удостоил его разве что небрежного взгляда. Эрлендсон тяжело вздохнул и опустился на кровать рядом с братом.

— Я хотел извиниться, — просто сказал он.

Он действительно хотел — за их ужасный разговор, конечно, тоже, но больше — за все, что произошло после.

— Ничего, — Андресс отложил книгу. — Я не имел права тебя удерживать.

Ложь. Снова ложь. Но Халлдор проглотил обиду.

— Андресс, а ты, — он набрал побольше воздуха в легкие, — ты все еще любишь его?

Тот, кажется, поперхнулся воздухом и обескураженно посмотрел на брата.

— С чего вдруг такие вопросы?

— Он, кажется, любит, — тихо ответил Халлдор и отвел взгляд.

— Не думаю, что мои чувства когда-то были настолько серьезны, — вздохнул Андресс. — Это не успело, — он усмехнулся, — зайти слишком далеко.

— Вот как.

Самоирония — это не так уж плохо, если бы она была хоть малость убедительной. Если бы чувства Андресса действительно не были такими сильными, он никогда не позволил бы Хенрику сделать то, что тот сделал. Он любил его и, возможно, до сих пор любит — поэтому избегает, врет и прячется.

— А… — Халлдор бросил на брата робкий взгляд. — А меня?

— Ты же мой драгоценный младший братец, — Андресс потрепал его по голове. — Я всегда буду относиться к тебе по-особенному. А теперь прими душ, и хватит на сегодня этих глупых вопросов.

Младший стянул куртку, бросил свитер и джинсы на спинку стула, взял полотенце и смену белья, и, улыбнувшись Андрессу, скрылся за дверью. Устало вздохнув, тот достал смартфон Халлдора из его сумки и без особого труда отыскал номер Хансена. Забив его в память своего телефона, он вернул гаджет брата на место.

«Если ты действительно сожалеешь, сделай мне одно, последнее одолжение. Никогда больше не приближайся ко мне и моему брату».

Как-то так, да? Андресс покосился на куртку Хенрика, которую Халлдор так небрежно бросил на кровати, и почувствовал, как короткие ногти впиваются в ладонь. Как ногти раздирают ему грудь изнутри. Он делал то, что должен был сделать. Так будет правильно. Когда брат ушел, Андресс много думал об этом, и его действия не были спонтанным проявлением чувств. После его сообщения Хенрик постепенно исчезнет из их жизни, и Халлдор тоже сможет о нем забыть. Потом, спустя время, он поймет, что Андресс был прав. И, может быть, тогда альтернативная вселенная, в которой они счастливы и любят друг друга, сольется с этой.

Но ведь Халлдор выглядел таким счастливым, когда вернулся.

Отправить.

__________

¹ Триггер в психологии — событие, вызывающее у больного посттравматическим стрессовым расстройством приступ. Тут используется скорее в ироничном смысле, ПТСР у Андресса если и есть, то не столь явно выраженное, чтобы называть громкими медицинскими терминами.

² Такие станции и правда существуют, но на другой линии железных дорог. Да здравствует альтернативная Япония!

========== Действие двенадцатое. Явление V. Hallelujah ==========

Явление V

Hallelujah

В начале ноября в «Кагами» разразился ураган. Не буквально, конечно, — сезон дождей давно прошел, а до ветреной зимы оставался месяц с лишним. Ураган этот прошелся по классам, посеял переполох и смятение в сердцах учеников, перепугал учителей до полусмерти и остался незамеченным лишь для трех человек — для членов комиссии. В отличие от своих американских собратьев, он носил не прекрасное женское имя. Его звали Гай Кассий, и он, что было самым прискорбным фактом среди всего произошедшего, все еще оставался директором.

Гай был встревожен. Его ученики за полтора месяца не нарушили ни одного запрета и вели себя, как примерные котята. Никого не поймали за курением, медицинское обследование не обнаружило следов алкоголя или наркотиков даже среди учителей, и даже вечно потрепанные из-за тренировок спортсмены выглядели так, словно сошли с обложек модных журналов. Самым серьезным нарушением были долгие отлучки с территории школы — некоторые ученики возвращались после полуночи, и члены комиссии на следующее же утро отвозили провинившегося в ближайшую клинику на тесты. Те, как ни парадоксально, не давали никаких результатов. Но Гая беспокоило вовсе не примерное поведение учеников — он прекрасно знал, каким убедительным может быть. Еще, конечно, помогали учителя и дежурные — они отлавливали провинившихся и укрывали от комиссии. Директор Кассий лично беседовал с такими учениками, и суммы на штрафах ставил настолько астрономические, что это напрочь отбивало у провинившегося желание хоть когда-нибудь снова брать в руки сигарету или напиваться вечером в баре. Нервничал Гай из-за членов комиссии.

Ни разу за все время, что он любезно предоставил им свою школу для проверки, они не сообщили ему о том, как идут дела. Все результаты и исследования отправлялись напрямик в министерство, и Гай мог только грызть ногти, гадая, что им предстоит. И у него были основания предполагать, что не все пройдет гладко. Если бы комиссию все устраивало, они не оставались бы в одной школе так долго — им предстояло обойти с проверкой еще половину района. Их постоянное наблюдение нервировало учеников — те и так с трудом держались без привычных способов расслабиться и снять напряжение. Гай был уверен, что если комиссия не уйдет из школы через неделю, кто-нибудь обязательно сорвется — и тогда скандала не избежать. И с прессой, и с министерством, и с советом попечителей. Проблем будет…