Я так боюсь потерять тебя!

На самом деле мне не нужны ответные чувства. Я просто хочу знать, что с тобой все хорошо, что ты счастлив. Просто хочу иметь возможность обнять тебя и погладить по голове в трудную минуту. Я всего-навсего хочу оставаться с тобой всегда, несмотря ни на какие беды и лишения. Я просто хочу любить тебя, только и всего.

Грязными руками я убрал со лба мешающуюся челку, взял еще один баллончик, теперь уже с красной краской. Нерешительно взглянув на свою работу, я встряхнул его и снова взялся за свое.

Я такой трус. Я прячусь за спиной своего брата от осуждения, за друзьями — от сплетен и слухов. За братской любовью я прячусь от своей болезненной страсти, а за картинами — от реальности. Всю свою жизнь я просто убегаю и скрываюсь от проблем. Я улыбаюсь, когда меня предают и оскорбляют, я удивленно приподнимаю брови, когда говорят о катастрофах мирового масштаба, и прошу братика объяснить мне все потом. Как же я жалок в этом стремлении защитить себя. Как я ничтожен в своем бессилии.

Но знаете, есть кое-что, что я могу еще сделать. Забившись в самый дальний угол своего кокона, своего футляра, этой глупой оболочки, под которой прячется та пустота, что поглощает меня сейчас изнутри, я закрываю глаза и вижу то, чего никогда не случится. Горящие белым золотом крылья за моей спиной расправляются, я выпрямляюсь и с улыбкой на лице отрываюсь от земли. Я парю в небесах вместе с птицами, я улыбаюсь солнцу и купаюсь в облаках. Я сажусь на радугу и любуюсь открывшимся мне пейзажем. Я знаю, что в этом мире нет тебя, мой дорогой Ловино. Но я знаю кое-что еще.

Я знаю, что этот мир — я.

Тут все просто дышит тобой, все наслаждается тобой, все ловит каждый твой взгляд, каждое твое слово. Ловино, ты не мог бы заглянуть сегодня ко мне? Я был бы так счастлив. Так счастлив, что придумал бы тебя здесь, рядом со мной, такого, какой ты есть на самом деле.

Этот мир я придумал для нас двоих, но пока я тут совершенно один. Все великолепие его сокрыто от твоих глаз за сотней печатей моего кокона. Ты никогда не узнаешь, что я бережно храню в своем сердце.

Этот мир — я.

Этот мир — ты.

Этот мир — моя любовь к тебе.

И когда-нибудь я нарисую этот мир.

__________

¹Роберт Рождественский «Человеку надо мало»

²Золотая Пластинка — имеется в виду Золотая пластинка «Вояджера», диск тридцатью сантиметрами в диаметре, покрытый золотом для защиты от эрозии. На ней записана основная информация о нашем мире (по большей части звуковая). Пластинка отправлена в космос как послание внеземным цивилизациям с целью установления контакта в 1977 году.

========== Действие второе. Явление III. Сиеста ==========

Явление III

Сиеста¹

Просыпаться по утрам — это очень тяжело. Нет, бывают, конечно, исключительные случаи легкого пробуждения, когда душа поет, сердце бьется в ритме диско, и хочется перевернуть мир, но ведь из любого правила есть исключения. Поэтому остановимся на том, что просыпаться все-таки очень тяжело. Мало того, в большинстве случаев просыпаться — это еще и не самое приятное занятие. Ведь нужно не просто как-то открыть глаза, но и постараться не закрывать их, чтобы снова не погрузиться в сон.

Именно это и пытался сделать Ловино, ожесточенно протирая глаза и силясь их приоткрыть. Он лег спать совсем даже не поздно, но совершенно не выспался. В тихом полумраке комнаты было так тепло и умиротворенно — здесь царила атмосфера покоя и неподвижности, и это заставляло оливковые глаза Ловино закрываться вновь и вновь, стоило им только слегка приоткрыться.

А еще, говорят, после пробуждения нужно подняться с кровати. Про зарядку уже никто и не заикается, но нужно хотя бы сесть. И иногда даже лучше сначала сесть, а потом пытаться открыть глаза.

Ловино, собрав в кулак всю свою волю, сделал отчаянный рывок из-под одеяла, но как только оно соскользнуло с его груди, он мигом зарылся обратно. Как бы тепло ни было в комнате, под одеялом оставалось намного теплее, и покидать этот сказочный мир казалось Варгасу худшей идеей на свете.

Но он опаздывал. Смартфон с надрывающимся будильником отправился на свидание со стеной никак не меньше двадцати минут назад, и Ловино отдавал себе в этом полнейший отчет. Так же как и в том, что Антонио, Франциск и Артур будут ждать только его. И будут ворчать и ругаться, потому что сами точно не выспались.

К счастью для Ловино, он жил в комнате не просто с раздолбаем, наивным дурачком и художником, а с лучшим братом на свете. Феличиано, услышал будильник и последующий характерный звук, встал пораньше и, стараясь не разбудить братца, выскользнул из комнаты. Сделал он это, конечно, не просто так, а с самым наиковарнейшим умыслом из всех: он собирался приготовить Ловино завтрак. И к тому моменту, как тот осознал неизбежность пробуждения, Феличиано закончил приготовления. Пришла пора действовать.

Напевая популярную попсовую мелодию, Феличиано с подносом в руках проскользнул в их с Ловино комнату. Поставив завтрак на стол, он раздвинул шторы, впуская солнечные лучи, и они мигом разорвали сонную атмосферу, царящую в комнате. Вместе с ароматом, исходящим от блюда на столе, они вынудили Ловино открыть глаза. А Феличиано уже сидел на краешке его кровати, улыбаясь невинной детской улыбкой.

— С добрым утром, братик! — протянув излюбленную фразу, он решительно сдернул одеяло, не позволяя больше Ловино нежиться в сонном тепле. — Поторопись, а то опоздаешь, — он снова растянулся в свойственной только ему наивной улыбке. — На завтрак блинчики с джемом, и ты не получишь ни кусочка, пока не умоешься.

— Издеваешься… — простонал Ловино, поднимаясь на кровати и утыкаясь лбом в плечо младшему брату. — Смерти моей хочешь?

Но чудный аромат блинчиков, улыбающаяся мордашка Феличиано и полное исчезновение сонного морока сделали свое дело — Ловино встал с кровати, потянулся, так что рубашка его пижамы весьма недвусмысленно задралась, и отправился умываться. План был прост: принять душ, почистить зубы, умыться, стирая последние отпечатки сна — оставалось одеться, и он был готов к труду и обороне. Ну, и к завтраку, конечно. Счастливый Феличиано с удовольствием положил брату в тарелку угощение, а сам скромно присел рядом. Ненадолго. Быстро позавтракав, Ловино покидал в сумку некоторые вещи из шкафа и, коротко попрощавшись, вышел, оставляя на Феличиано приборку.

Варгас очень спешил, хотя благодаря младшему почти не опаздывал. Сейчас он еще больше радовался, что они братья, живут вместе и по-прежнему дружат. Ведь это не Антонио поднялся пораньше, хотя мог спать до полудня, чтобы просто сделать ему приятно, а именно Феличиано — родной маленький и горячо любимый братик.

— Ловино, mon douce², с добрым утром, — прощебетал Франциск.

— Какие люди, — хмурясь, поприветствовал Ловино Артур.

— Можешь на меня молиться, — махнул рукой тот и почувствовал, как его нежно обнимают со спины, утыкаясь холодным носом в макушку.

— Доброе утро, — жизнерадостно поздоровался Антонио.

— Ага, тебе того же, — мрачно пробурчал Ловино, резко вырываясь из объятий. — Ну, так чего встали-то? Я здесь, можем двигать.

— Стой, стой, — Тони забежал вперед, останавливая друзей.

Он остановился и, достав откуда-то из рюкзака камеру, быстро щелкнул не успевших ничего понять друзей. Они лишь растерянно заморгали, когда наконец сообразили, в чем дело.

— Эй, удали! — Ловино кинулся на Тони с кулаками, но тот увернулся и снова забежал вперед, успев сделать еще несколько неудачных снимков.

Франциск и Артур шли следом, держась за руки. Сейчас, ранним утром в компании друзей они могли не скрывать своих отношений, хотя обычно и старались — по просьбе Артура, разумеется — вести себя более сдержанно. Глядя на буйных Каррьедо и Варгаса, которые хоть и дрались сейчас не на жизнь, а на смерть, но зато оба были по-настоящему счастливы, Артур размышлял по поводу их с Франциском отношений и вчерашних слов Альфреда. В чем тот и был прав, так это в том, что отношениям нужны решительные поступки. Он взглянул на Франциска — тот кричал что-то развратное Тони и Ловино и то и дело порывался к ним присоединиться — и крепче сжал его ладонь, ткнув острым локтем в бок.