Но с каждым кругом катиться становилось все легче и легче, и Халлдор скоро совсем забыл о своих страхах, растворившись в восторге. Каток оказался просто потрясающей идеей для совместного отдыха — не приходилось искать темы для разговоров, не нужно было прятать лицо и делать вид, что все в порядке. Они с Хенриком практически не общались, только ездили наперегонки или вместе смеялись над чем-то. С ним было легко, намного легче, чем с Андрессом, но Халлдор был слишком поглощен новым для себя видом отдыха, чтобы сокрушаться по этому поводу.
Время, на которое они взяли коньки в прокат, незаметно подошло к концу, а обсудить то, ради чего, собственно, Халлдор и согласился на встречу с Хансеном, так и не получилось. Эрлендсон переобулся в свои ботинки и подошел к ожидающему его Хенрику весь раскрасневшийся, еще не до конца остывший после катка, но с весьма растерянным выражением лица. Он пытался вернуть себе самообладание, но в его голове никак не желали укладываться те противоречивые чувства, которые он испытывал.
— Ты, кажется, хотел поговорить, — заметив его смятение, сказал Хенрик. — В торговом центре есть несколько кафе, и, если ты не против, мы могли бы все обсудить в одном из них.
— Думаю, это будет удобно, — кивнул Халлдор, с трудом вернув себе прежнее хладнокровие.
Хенрик все еще оставался человеком, который изнасиловал его брата. Относиться к нему лучше, только потому что с ним весело и легко, было бы глупо и наивно. Отложив эмоции и здраво все рассудив, Халлдор понимал, что Хенрик не заслуживает его хорошего отношения, и максимум, на что ему следовало бы рассчитывать, — это жалость. И давать ему что-то большее Халлдор не собирался.
Кафе, в которое его привел Хенрик, оказалось совсем не таким, каким он его себе представлял. Зная Хансена можно было ожидать чего-то грубого, воинственного или пиратского, а то и вовсе — слишком романтичного, но местечко оказалось светлым, уютным и просторным. Внутри было немноголюдно, что, учитывая время, в которое они пришли, не было такой уж неожиданностью, но все равно приятно удивило Халлдора. Самое то, чтобы поговорить обо всем без каких-либо препятствий.
Милая девушка-администратор на входе осведомилась, какой столик они хотели бы занять, и Хенрик попросил место возле окна. Она проводила их в дальний край кафе, где совсем не было посетителей, и отошла, а ее место тут же заняла приветливая официантка с меню.
Меню в кафе было стандартным, но Халлдор все равно не знал, что заказать. Спрашивать совета у Хенрика он не стал и, когда подошло время делать заказ, просто указал в несколько пунктов меню наугад, надеясь только, что порции не будут слишком большими — есть ему практически не хотелось.
— Итак? — дожидаясь, пока их заказ будет готов, Хенрик оперся подбородком на скрещенные руки и с улыбкой посмотрел на Халлдора.
Как бы он ни готовился к этому разговору, начать говорить было достаточно тяжело. Все-таки он собирался выдавать чувства и секреты своего любимого брата человеку, который превратил его жизнь в сущий кошмар, а такие вещи просто не могут даваться так уж легко.
— Это об Андрессе, — кашлянув, сказал Халлдор.
— А как же, — Хансен усмехнулся, но он успел заметить болезненную гримасу, исказившую его лицо.
— После того, что случилось, — Эрлендсон посмотрел в окно, чтобы не видеть лица Хенрика на этих словах, — он стал другим человеком. Окончательно замкнулся в себе, перестал разговаривать — вообще, совсем, — отвечая на удивленный взгляд пояснил он. — Я сделал все, что было в моих силах, чтобы помочь ему, но этого оказалось мало.
Халлдор замолчал, не зная, как высказать остальные свои мысли, и Хенрик воспринял это как окончание его монолога. Он помрачнел и тоже отвернулся к окну.
— Если ты пришел, только чтобы сказать мне это, — его голос дрогнул.
— Нет! — они одновременно посмотрели друг на друга, когда Халлдор не смог сдержать возмущенный вскрик, и Хансен не смог отвести взгляд от его покрасневших щек. — Я пришел не поэтому, — с трудом вернув голосу прежнее хладнокровие, продолжил он. — Дело в том, что ты ему нравился тогда, — это был закономерный вывод из всего того потока мыслей и чувств, которые вывалил на него Андресс. — Но он не такой открытый, как ты, и не мог признаться в чем-то подобном даже самому себе. Я думаю… Нет, не так, — Халлдор покачал головой. — Я знаю это, потому что он сам сказал мне: он позволил тебе сделать это с ним. И я думаю, что это был его способ показать тебе свои чувства и одновременно избавиться от них.
— Быть не может, — покачал головой Хенрик. — Я сделал это, я заставил его. Он не мог не «позволить» мне, — его голос дрожал, и Халлдор боялся представить себе, каких усилий ему стоило сказать это.
— Он сам сказал мне все это, — официантка принесла заказ, и им пришлось на некоторое время замолчать. — Андресс не винит тебя в случившемся, — заметив, что Хансен собрался возражать, Халлдор продолжил. — То есть, конечно, он винит, ты, все-таки, воспользовался его доверием и его телом. Но он так же осознает и свою собственную вину. Ты ведь жил с ним все это время, должен понимать, что он не сдался бы так легко, если бы дело было только в тебе.
Ни один из них не притронулся к еде. Халлдор внимательно наблюдал за Хенриком, а тот, в свою очередь, не сводил с него глаз. В его глазах было столько эмоций, и они читались так легко, что Эрлендсон чувствовал, будто тонет в них с головой. Он понимал, как трудно должно быть поверить во все, что он сказал, но это было правдой, и Хансену предстояло смириться с этим.
— Если так, — Халлдор с трудом заставил себя отвлечься от чужих чувств, так явно отражавшихся на лице, — то что мне делать?
— Хороший вопрос, — спагетти с морепродуктами были как нельзя кстати, чтобы не смотреть больше на Хенрика. — Об этом я и хотел поговорить с тобой. У меня есть одна мысль…
Халлдор рассказал Хансену о своем плане, и тот, без лишних сомнений, согласился. Его не беспокоила собственная судьба, и он готов был на все, чтобы помочь Андрессу больше не просыпаться по ночам от кошмаров, главным героем которых был он сам. Его решимость и непреклонный взгляд, такой, словно бы он только что увидел свет в конце долгого и бесконечно-темного тоннеля, заставили Халлдора смутиться и покраснеть. Кажется, несмотря ни на что, Хенрик до сих пор что-то испытывал к Андрессу, и это что-то никак нельзя было назвать чувством вины.
Они покинули кафе одними из последних, практически перед закрытием. Халлдор старался не смотреть на Хенрика, потому что все его доводы о том, насколько ужасен и отвратителен человек перед ним, меркли, стоило только вспомнить сегодняшний день. Он просто не мог сделать того, что сделал.
— Не хочешь сходить? — он настолько погрузился в себя, что совсем перестал обращать внимание на окружающий мир, и голос Хансена вывел его из этого состояния.
Хенрик стоял возле постера, рекламирующего какой-то новый голливудский блокбастер. Что-то претенциозное и масштабное, как раз в духе Америки вообще и империи грез в частности, и совершенно не представляющее никакого интереса для Халлдора. Но он пожал плечами, и Хансен воспринял этот жест как согласие.
Они купили билеты, и только взглянув на время начала сеанса, указанное на них, Эрлендсон понял, насколько сейчас поздно. Он боялся даже подумать, что сделает с ним Андресс, когда он вернется, но, с другой стороны, — а что он вообще мог сделать? Обязанности старшего брата, которые он благополучно свалил на Халлдора, больше не могли оправдать его постоянную опеку.
Так что он просто поймал улыбку Хенрика, ставшую чуть более искренней с их памятного разговора, и зашел в зрительный зал. Кроме них внутри практически никого не было, и раньше Халлдор обязательно задумался бы о своей безопасности, прежде чем идти на ночной сеанс с Хансеном, но после того, что тот сказал ему, был уверен, что с ним все будет в полном порядке.
Лента, скучная поначалу, постепенно набирала обороты, и к середине фильма Халлдор уже полностью погрузился в предложенный мир, искренне сопереживая героям и беспокоясь за их дальнейшую судьбу. Сюжетные повороты вызывали неоднозначную реакцию, и он действительно хотел потом обсудить этот фильм с кем-нибудь, а не оставлять все впечатления внутри, как это происходило обычно.
