Гилберт сидел на переднем сидении такси, а сзади, за стеклянной перегородкой, скрадывавшей голоса, сидели Феликс и Торис. Они молчали, но Феликс чувствовал, что его друг очень хочет сказать ему что-то. Это желание висело в воздухе всю дорогу до травматологического отделения, и все то время, что они пробыли внутри, пока Торису делали рентген, кололи обезболивающее и делали фиксирующую перевязку. К счастью, ему не потребовалась операция, и после неприятных, но недолгих процедур, Ториса отпустили домой.

— Вы помирились, да? — с улыбкой нарушил тишину Лоринаитис, когда они остались одни перед общежитием.

Гилберт сказал, что ему нужно кое-что обсудить с Брагинским с глазу на глаз, и ушел в здание школы, отправив ребят в их комнаты высыпаться.

— Типа того, — смущаясь, кивнул Феликс.

— Когда ты сказал днем, что не готов к отношениям «сейчас», я думал, у меня еще есть шанс, — не скрывая печали, продолжил Лоринаитис. — Но то, как он смотрел на тебя…

— Я пошел к нему сразу после разговора с тобой. Я просто, типа, думал извиниться, ну, за свои слова, — Феликс хотел объясниться, но Торис перебил его:

— Не хочу, — он покачал головой и пояснил, отвечая на удивленный взгляд. — Не хочу я быть для тебя просто другом.

Торис быстро сократил расстояние между ними, накрывая губы Феликса своими и не давая ему вырваться слишком быстро. Когда он отстранился, Лукашевич успел заметить, как за высокими дверями общежития скрылся знакомый силуэт. Но впервые за весь день на губах Ториса сияла искренняя улыбка.

Феликсу только начало казаться, что в его жизни наконец-то все стало налаживаться. Но Торис своим поцелуем разрушил его идеальный мир: «Не хочу» — вот так просто! Разве можно говорить это человеку, которого ты сам мучил своей дружбой столько лет? Разве можно так подло ранить того, кто доверял тебе? Разве можно быть таким?..

А каким?

Феликс не знал, что сказать, путаясь в словах и мыслях. Но в одном он был уверен на все сто процентов: тем, кто сделал все только хуже, в этот раз был не он.

========== Действие девятое. Явление II. О вреде секретов ==========

Явление II

О вреде секретов

Знакомо ли вам то ужасное чувство, когда в душе борются невыносимое и ничем не подкрепленное желание рассказать что-то и сдобренное горой нерушимых аргументов понимание, что рассказывать это ни за что нельзя? Спорю, что знакомо. Тот самый случай, когда «и хочется, и колется», ведь ничего страшного не случится, если просто рассказать, так? Можно, в свою очередь, тоже попросить никому не рассказывать, так же, как просили до этого тебя, и надеяться, что другой человек окажется более надежным. Ничего страшного — верно? Но в голове есть отчетливая установка: «не рассказывай», и пойти против самого себя ты не можешь. Потому что знаешь, что случится, если ты расскажешь. Потому что не можешь обмануть чужого доверия. Потому что ты — Герой, а Герои никогда не сдаются, даже если на них осуждающе смотреть внимательными зелеными глазами.

Йонг Су должен был остаться вместе с Альфредом, чтобы помочь ему убрать в зале драмкружка после репетиции, но Артур сказал ему, что сам все сделает, и Им, лукаво подмигнув Алу, скрылся за дверью быстрее, чем тот успел среагировать. Поступок Артура наложил свой отпечаток на скорость его реакции, учитывая, что он избегал Альфреда уже добрых полгода.

Ал постарался не подавать виду, что он удивлен, — мало ли, какие дела могли быть у Керкленда в зале драмкружка, — но все-таки искоса пялился на него. Артур же, в свою очередь, не удостоив его и взглядом, убирал со стола посуду и несколько помятых копий сценария. Альфред хотел сказать хоть что-то, но боялся ляпнуть глупость и вообще открыть рот — они ведь решили прекратить общение и все такое.

— Так и будешь стоять на месте? — голос Артура отвлек его от грустных мыслей. — Я отпустил Йонг Су, а не тебя.

— Д-да, точно! — Ал неловко рассмеялся и растрепал себе волосы. — Извини, просто задумался.

Артур скептически хмыкнул, выражая свое скромное мнение об умственных способностях Джонса, но промолчал и продолжил уборку. Альфред сходил в подсобку за шваброй и, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, елозил ей по полу. Когда Артур ушел, чтобы помыть посуду, он выдохнул и мысленно улыбнулся самому себе. Это был их первый разговор наедине за последние — сколько? — Альфред не помнил, когда вообще они оставались вдвоем так долго. И он был счастлив, как последний дурак, хоть и смущен замечанием, но искренне счастлив.

Артур закончил со своей частью уборки, когда Альфреду оставалось вымыть немногим меньше половины пола, и, дожидаясь его, присел за стол. Ал, краем глаза следящий за манипуляциями Керкленда, почувствовал, как к щекам приливает кровь, а сердце начинает биться быстрее. Он постарался ускориться, чтобы не заставлять Артура ждать, и, если уж быть совершенно честным, чтобы поменьше думать о том, какой разговор им предстоит. Свои подозрения о том, почему Артур остался, у него, конечно, были, и, если они были верны, разговор обещал состояться не самым приятным.

После того, как пол был вылизан до блеска, а швабра и ведро были возвращены в подсобку, Альфред сел напротив Артура за столом. Тот, словно бы очнувшись от каких-то своих мыслей, взглянул на него и, кивнув самому себе, без каких-либо прелюдий задал единственный возможный вопрос:

— Что случилось?

— О чем ты? — Ал попытался улыбнуться, стараясь сделать вид, что ничего не понимает. — Все в полном порядке.

— Джонс, прекрати, — Артур поморщился. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

— Все в порядке, Артур, — Альфред почувствовал пока еще слабое желание рассказать правду, но он прекрасно понимал, что Артуру не стоит ее знать. — Тебе не стоит обо мне беспокоиться.

— И не думал, — отрезал тот. – Но, если у тебя какие-то проблемы, ты можешь рассказать мне, — он отвел глаза, а на щеках появился легкий румянец, — и я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь.

Это становилось опасным. Артур был так мил, что предложил Альфреду свою помощь, несмотря на свое собственное решение больше с ним не общаться, и Ал с трудом удерживал себя от желания рассказать ему, что случилось. Потому что это не имело, вообще-то, отношения ни к нему самому, ни, тем более, к Артуру, но он, и Альфред был уверен в этом, точно вмешается, как только узнает. В этом они были похожи.

Этим утром, когда Альфред, сонный и помятый, плюхнулся на свое место за партой, Йонг Су, тут же развернув свой стул на сто восемьдесят, заговорщически наклонился к нему. Его взгляд обещал невероятные приключения, и это быстро разогнало сонливость Альфреда.

— У меня горячие новости, агент Эф, — страстно зашептал он.

— И вам доброе утро, агент Уай, — Альфред хотел улыбнуться, но зевнул, и улыбка вышла смазанной.

— Отставить сон, — Им потянул его за щеку, чтобы ухо Альфреда оказалось как раз рядом с его губами. — Ученик второго «Б» класса Торис Лоринаитис сегодня утром был замечен пробирающимся в свой кабинет с перевязанной рукой.

— Что? — Ал высвободился из захвата, и во все глаза уставился на друга. — Торис повредил руку? Как?

— А вот это, агент, никому не известно, — грустно вздохнул Йонг Су. — Я спрашивал у него, но он сказал, что просто упал. Упал! — воскликнул он возмущенно. — Такая наглая ложь не может обмануть меня, ведь я из Кореи, а уж мы там умеем определять, когда человек говорит правду.

— Тогда мы просто обязаны узнать, что случилось! — Ал решительно протянул Иму руку. — Вы со мной, агент Уай?

— Конечно, агент Эф, — Йонг Су подмигнул Альфреду, пожимая его руку.

— А вдруг ему кто-то угрожает? — предположил Джонс. — Или он вляпался в неприятности с мафией, как Ловино?

— А может и чего похуже, — кивнул Йонг Су. — Вдруг он узнал какую-то государственную тайну, и теперь за ним охотится вражеская разведка?

Звонок оповестил их, что занятия начались. Не успел он смолкнуть, как дверь в кабинет открылась, и вошел строгий учитель математики, одним взглядом из-под своих очков-половинок заставивший все разговоры смолкнуть. Ребята поднялись, чтобы поклоном поприветствовать преподавателя, и, лишь когда он вызвал нескольких учеников для проверки домашнего задания, Ал наклонился к Йонг Су, чтобы прошептать: