Кровь, разгоряченная дракой, бурлила в жилах Тони, перед глазами все немного расплывалось и мелькало, что, впрочем, практически не мешало ему — он мог полностью положиться на свою интуицию и чутье. Охранник — крупный детина с лицом, не выражающим никаких мыслительных процессов — всей своей тушей кинулся на него, неловко занеся руку для удара. Неприцельного, кстати, ибо уйти Тони смог, не глядя на него, чтобы тут же поприветствовать ударом в живот второго охранника, присоединившегося к еще одному своему коллеге, которого взял на себя Тим. Тот, не растерявшись, среагировал почти мгновенно, и скулу Тони обожгло пришедшимся вскользь ударом.
Уклоняясь от повторной атаки, Антонио позволил себе непозволительную роскошь — он забыл о самом первом своем сопернике. Тот, оклемавшись от позорного поражения в первой схватке, кажется, решил задействовать свой мозг, и крепко обхватил стоящего к нему спиной Тони, фиксируя его руки одной своей лапищей. Сообразив, к нему подключился второй: улыбаясь, он готовился нанести весьма болезненный удар в район солнечного сплетения. Каррьедо даже приготовился к нестерпимой боли, когда, словно из ниоткуда, возник де Вард, противник которого лежал без чувств и, кажется некоторых зубов, возле подозрительной двери, которая так привлекла внимание ребят тогда, в кабинете охраны.
Тим, словно танцуя, нанес державшему Тони мужчине несколько быстрых ударов, заставивших его ослабить хватку и обратить внимание на нового врага. Тони прекрасно помнил, как сам еще тогда, в детстве, выл от этих кажущихся легкими атак — Тим был непобедим, пока мог наносить их, а остановить его тоже было делом не из легких. И кое-кому большому и самоуверенному скоро придется в этом убедиться.
У Антонио не было времени наблюдать за боем друга, иначе был он с удовольствием взглянул на усовершенствованный с годами и ставший почти безупречным стиль. Он, полагаясь скорее на интуицию, чем на зрение, заблокировал резкий выпад оставшегося в одиночестве второго охранника, перехватил его руку, фиксируя ее неподвижность, заламывая и с наслаждением отмечая, как на каменном лице с чуть самодовольной усмешкой проступает гримаса боли. Медленно, зная, что их никто не потревожит больше, он ударил свободной рукой в живот противника, притянул к себе согнувшегося пополам амбала за вывернутую уже руку и, нежно дернув за волосы, пригласил его нос на свидание со своим коленом.
— Сломался? — с приторной заботой прошипел Тони, по-кошачьи щуря зеленые глаза с нездоровым огоньком в них. — Починят, ничего, — из разбитого носа охранника текла кровь, заливая пол багровыми каплями, украшая казенную синюю форму и черные штаны. — Надо было думать, во что ввязываешься, — дернув за руку, тем самым выбивая кость из сустава, Тони повернул последнего оставшегося в сознании мужчину спиной к себе. — Не предполагал, что детишки умеют драться, а?
Страдания были прерваны резким ударом Тима, одного лишь ледяного взгляда которого хватило, чтобы Антонио вмиг остыл. Он уже давным-давно так не упивался своим превосходством над теми, кто считал, что они всесильны лишь потому, что старше и крупнее раза в три. С тех пор, как в его жизни появились Тим и Эмма, а потом и драмкружок «Кагами» вместе с Ловино, он перестал драться. Перестал упиваться силой. Перестал превращаться на время драки в безумное животное, движимое одной лишь целью — выжить.
Но сейчас, когда от Ловино его отделяла какая-то хлипкая дверца и это жалкое гориллоподобное создание, старые привычки взяли верх. Он не мог больше держать все в себе, весь свой страх, свое волнение, свой гнев на всех этих людей — что посмели похитить, что посмели нападать, ранить друзей, подвергать их всех опасности, что посмели забрать его Варгаса. И пусть тот охранник, кажется, вообще не втыкал, в чем дело и за что этот мальчишка с дьявольскими глазищами так его истязает, пусть, все равно — главным было выпустить пар, чтобы потом не сорваться при тех, кто не видел его во всей красе.
Единственным, кто видел и остался рядом, между тем, продолжал оставаться Тим де Вард. Он же мог привести в чувство, когда нужно, охладить пыл своего порывистого друга, вернуть ясность мысли. Он не боялся.
Теперь оставалась только дверь. Впрочем, ее тоже скоро не стало: у одного из охранников была связка ключей на поясе, и один из них прекрасно вписывался в замок на железной, выкрашенной в облезлый черный, дверь. Там, в комнате, царила темнота, которую полумрак коридора никак не желал нарушать, а еще было холодно, как в самом настоящем заброшенном русском подвале, пахло сырой землей и железом, а по низу дул ощутимый мокрый холодный ветерок, липкий, как туман.
Ребята воспользовались беззащитным положением охранников, чтобы позаимствовать у них парочку карманных фонариков и оружие. Увиденное в комнате если не поразило Тони, то заставило внутри у него все сжаться точно: в дальнем, самом темном и холодном углу, стояла клетка, доходящая ему примерно до груди. Ржавая, она буквально сочилась своим приторным железным запахом, так похожим на кровь. Внутри, что, впрочем, не удивило Каррьедо, никого не было, иначе он бы точно услышал вопли своего благоверного. «Скорее всего, — с ироничной улыбкой отметил про себя Антонио, — нерадостные». Зато на полу обнаружилось какое-то тряпье — очевидно, кровать, миска с чем-то подозрительно похожим на еду, жестяная кружка, ведро — видимо, для отходов, и — именно это его больше всего неприятно удивило — цепь с ошейником.
— Его здесь нет, — безжизненным голосом сообщил он Тиму.
— Оставили охрану возле пустой камеры? — нахмурился тот. — Похоже на какой-то низкосортный боевик.
— Вообще все происходящее мне напоминает дешевую постановку, — согласно кивнул Тони. — Охрана почти без оружия, охраняющая пустышку, открытая дверь, ключи на видном месте…
— Но они же не могли знать, что мы придем сегодня, — возразил Тим. — Не могли все это подстроить.
— Если только… — Каррьедо нахмурился, но резко тряхнул головой: нет, она бы никогда так с ними не поступила.
— Если только что? — переспросил де Вард.
— Ничего, — Тони тяжело вздохнул. — Если Ловино не в той комнате, куда отправились парни, я сначала перебью к чертям похитителей, а потом переверну здесь все до основания, но найду, где его держат.
— Я знаю, — Тим сдержанно кивнул. — Идем, нельзя терять время.
Антонио кивнул, соглашаясь, и поспешил на выход. Просто присутствовать в этом помещении было неприятно, и он представить себе не мог, как чувствовал себя бедный Ловино, которого здесь держали никак не меньше двух недель. Прикрыв за собой дверь, он понял, что боится встречи с новым Варгасом даже больше чем с тем, который был рядом последние полгода. Ну, то есть как «рядом»…
Зато Тима такие мысли не мучили. Почему-то он твердо верил, что эта комната — лишь попытка деморализовать их, просто способ напугать, поразить, показать: «Смотрите, как мы можем!» и рассмеяться в лицо. Он знал, что Ловино там не держали, но знал так же и то, что убеждать в этом Антонио сейчас — пустая трата такого драгоценного времени. Представление слишком уж затянулось, пришла пора кульминации.
— Набери Альфреду, скажи, чтобы не совались в ту комнату без нас, — обернувшись, кинул он Антоно, и тот покорно потянулся к телефону.
Знакомое имя в телефонной книге, зеленая кнопка вызова, извечная улыбка на фотографии контакта. И гудки. Они вернулись назад, к выходу, и уже прошли добрую половину пути к заветной двери, а Альфред все не отвечал. И картины перед глазами Антонио с каждым шагом становились все мрачнее и мрачнее…
— Альфред!
— Тони!
Оба оклика раздались почти одновременно: на том конце, наконец, кто-то ответил, а из затаившегося в стене спуска вниз послышался знакомый голос. Тим и Антонио остановились, вглядываясь в полумрак лестничного пролета, уходящего вниз, где сидели, как ни в чем не бывало, Франциск и Артур, а Альфред что-то протараторил в трубку — Каррьедо не слышал, что именно, он вообще ничего не слышал, просто читал по губам, как Артур повредил ногу, а Франциск — руку.
