На правом фланге войска выстроился пятитысячный полк князя Андрея Полоцкого, усиленный боярскими дружинами из московских уделов. К конным тысячам вплотную примыкали ряды хорошо вооружённых пешцев. Левым флангом они упирались в большой полк и служили опорой для конницы полка, составившей его основную силу, - крылья войска должны быть особенно гибки, чтобы парировать удары вражеских конных масс, ведь крылья - это руки рати. Даже опытные глаза воевод с трудом различали русские и литовские дружины: одинаковые шлемы и щиты, одинаковая одежда, славянские лица, вот только мечи у большинства русских - кривые, а у литовцев чаще - прямые. В Литву много оружия шло с запада, там лишь начинали убеждаться в превосходстве кривого меча, более прочного и лёгкого. Русы применяли сабли ещё до Святослава, на себе их преимущество изведали в битвах с Ордой. И хотя кривые мечи ковать труднее, московские оружейники давно отказались от прямых.
-Что, Дмитрий Михалыч, нравятся тебе наши воины? - князь Андрей осматривал конные и пешие шпалеры полка, протянувшегося на полверсты.
Боброк, щурясь на холодный блеск панцирей и кольчуг, вслушиваясь в конский храп и приглушённый говор воинов, ответил:
-То в битве увидим.
-Увидишь, княже. Нет другого такого войска ни до нас, ни при нас, ни после нас...
Боброк промолчал. Он готов был в это поверить, но он знал лучше других, что и в Орде слабых воинов нет.
-Ты вот что, Андрей, - произнёс он, наконец, - тыльные сотни держи ещё правее. Как двинемся и выйдем к Нижнему Дубяку, чтобы между полком и опушкой побережного леса - никакой щели... Знаю, труднее будет поворачиваться, как начнём татар отбивать, но коли татары в эту щель свой клин вобьют - иные кровавые труды тебя ждут.
-Может, в лес поставить отряд?
-Ты был в том лесу? Ещё нет? Загляни. Там чёрт копыто сломит. Поставь туда малый заслон пешцев, того - довольно. Главное - не дать им прорваться краем леса. А коли и дальше пойдём на Орду, всё равно не отрывайся от берега, помни: Дубяк - твой щит справа, не теряй его.
-Постараюсь, Дмитрий Михалыч, - Андрей улыбнулся, и в его глазах прошла грусть, будто вспомнил князь о таком далёком, что казалось неправдоподобным, ибо оно лежало по другую сторону ещё не начавшейся битвы. Но тут же иная забота отразилась на его загорелом лице.
-Пешцы в десять рядов - не жидковато ли, Дмитрий Михалыч? Для нашего-то полка?
-В большом тоже десять. Твоя главная сила - конница, ей молоти Орду. Будь у меня лишние пешцы, не пожалел бы для тебя, да нет, Андрей Ольгердыч.
-Раз нет, обойдёмся, княже. - Полоцкий вздохнул и продолжил. - Всё равно ведь бьются три первых ряда, так их у меня трижды сменить можно и ещё один ряд в запасе останется. Выстоим.
-Иного нет... Оставь за себя воеводу, поедем помогать Вельяминову - в большом полку и забот поболе. Ратникам вели располагаться, где стоят, пусть отдыхают да готовятся. Мамай, видно, к вечеру пожалует. То-то ему подарочек: вместо его союзников на Непрядве - московская рать!
Большой полк ещё находился в движении. Это была великая пешая рать Московской Руси, на которую в лихие годы ложилась главная тяжесть битв за отечество. Стояли здесь и опытные воины из боярских детей и дворских слуг, назначенные десятскими, стояли и бояре - начальники сотен и тысяч, но главную силу влили в полк народные ополченцы: смерды и холопы, люди городских посадов - кузнецы, медники, гончары, бондари, плотники, каменщики, огородники, кожевники, портные, кричники, скотобои, мелкие торговцы и купеческие сидельники, чернецы, скинувшие рясы и не скинувшие, ставшие в ряды войска с крестами в руках, работный люд, чьим трудом кормилась, одевалась, строилась Русская земля, - тридцать тысяч её кормильцев и защитников. Большой полк почти сплошь составляли пешцы, лишь за его флангами стояло по нескольку сотен да в центре к началу битвы станет конная дружина великого князя. Здесь поднимется большое государское знамя, здесь взовьются сигнальные стяги главного воеводы, которые увидит вся русская рать.
Ближний фланг полка начал уже обретать стройность, десятки ратников становились один к одному, с приближением Боброка и Полоцкого в рядах затихала суетня, понижались голоса начальников. Боброк сдержал своего скакуна, гнедого в тёмных яблоках, поморщился, приказал вызвать к себе боярина Вельяминова, который вертелся в середине полка на рослом буланом жеребце. Боярин подъехал рысью, грузно покачиваясь в седле, упарившийся, красный, задёрганный.
-Ты ровно ковшик мёду хватил с утра, Тимофей Васильич, - заметил Боброк.
-Помилуй Бог, Дмитрий Михалыч! - загудел басом московский воевода. - Али мою рожу впервой зришь? Государь вон тож встретит - эдак покосится, да и носом потянет. Виноват ли я, коли мне эдакий кабацкий лик достался?
Князь Андрей, заслонясь ладонью, хохотал, Боброк даже и не улыбнулся.
-Не тебе б ныне жаловаться: с этаким-то обличьем самое дело ордынцев пугать. Однако позвал тебя не для шуток. Непорядок вижу.
-Откуда ж ему быть, порядку-то? Только ведь строиться начали. Ты, княже, через час-другой глянь.
-Не о том - я, боярин. Эвон твои сотские и десятские, голубчики, как один, в первый ряд вылезли. Небось, и в битве так же станут? Положат татары первый ряд одним ударом - кто войском командовать станет? Мы с тобой? Да нас на две сотни лишь хватит, едва мечи зазвенят.
-Што ж делать с имя? - воевода улыбнулся. - Пример хотят подать. Грешно осаживать.
-А войско обезглавить в начале сечи не грешно? Умный ты - мужик, Тимофей Васильич, а чему потакаешь? Сейчас же призови начальников тысяч, задай им баню да прикажи: один десятский стоит в первом ряду, другой в последнем. О смене сами договорятся. Сотским неча впереди торчать, их место - в середине строя. Коли уж припечёт аль ряды дрогнут - тогда начальник впереди стань. И чтобы у каждого наместник был из добрых кметов.
-Слушаю, княже.
-Скажи: таков приказ князя Боброка, а кто не послушает - лишай должности... Да сам-то поменьше вертись середь войска, сотских не подменяй. Ты же воевода большого полка, мой помощник, под тобой ныне князья ходят. Видишь где неладно - начальника призови, с него истребуй. Плох - гони в шею, ставь крепкого человека, какой под руками. Ныне учить некогда, к битве строимся.
-Да уж и так...
-"И так"... Знаю твою добрую душу. Андрей Ольгердыч, останься, помоги боярину да государя встреть, он вот-вот будет из лагеря. Да скажите владимирскому воеводе Тимофею Волуевичу, чтобы подобрал тысячу покрепче и на самое левое крыло полка её поставил.
-А ты куда, Дмитрий Михалыч?
-В передовой полк. Вижу, не так, как надо, поставил его Оболенский.
Солнце выгнало последний туман из низин, вдали, перед фронтом строящейся рати, проглянули опустевшие хутора Дубики и Хворостянки, слева от них, на фоне Красного Холма, под развитыми сигнальными стягами в боевом порядке стоял передовой полк, белея рубашками ратников, поблёскивая сталью вооружения. На полпути к нему Боброк съехался с великим князем, тот спросил:
-Что скажешь, Волынец?
-Люди в бой рвутся, государь.
-То - и добро. Кабы не рвались, и затевать похода не стоило. Хуже смерти иго опостылело. А Мамай-то уж на Гусином Броде, в пяти верстах - только что был вестник от Семёна Мелика. Говорят, всю степь заполонил на закат от Дона.
Князья и дружинники смотрели в степную даль. Где-то там растянулись русские заставы. Там шли стычки конных разъездов, гремели погони и пели стрелы, падали в траву татарские и русские головы, но переход московской рати на правый берег Дона ещё оставался тайной для повелителя Золотой Орды. Дмитрий Иванович и Боброк не были в том уверены до конца, но по быстроте продвижения передовых туменов Орды догадывались, что Мамай спешит, надеясь первым выйти к Дону и переправиться здесь, вблизи Непрядвы.
К передовому полку приблизились с фланга, которым командовал Фёдор Белозёрский, он встретил государя, поехал рядом с Боброком, косясь на гнедого в яблоках жеребца. Ещё недавно Боброк обихаживал Белозёрского, уговаривая продать или обменять редкостного вороного с белой гривой и белым хвостом, теперь же и не глянет. Эко возгордился Волынец! Но где достал он этого огнеглазого чёрта, гнедого да в тёмных яблоках? Не идёт - парит над землёй, да ещё и пляшет! За одну масть табуна не жалко, а когда к масти этакая стать и силища, коню цены нет. Везуч Волынец - и тут ведь переплюнул конелюба Фёдора. Но, может, белогривый всё ещё люб ему? Фёдор потрепал шею своего скакуна, искоса заглядывая в лицо Боброка, тот сощурил в усмешке глаза и отвернулся. Нет, видно, о мене и думать нечего. Спросил:
