Дмитрий грустно улыбнулся:
-Скажи этой длиннокосой, что Васька в полону, - тоже, небось, выкупать побежит. Успел бы наш гонец... Успеет, так, видно, придётся после похода давать Ваське поместье в кормление. Заслужил.
Молчание нарушил Бренок:
-Государь, Авдей-то ждёт.
У Дмитрия было правило: тех, кого считал виноватее других, допрашивать последними.
-Зови. Да и Фому тоже...
Тысяцкого бояре вроде и не заметили - взгляды приковал атаман, которого каждый из присутствующих пытался когда-либо ловить. Война с Ордой поставила в одни ряды бывших колодников и святых отцов, нищих холопов и блестящих бояр, но Фома и теперь оставался Фомой. Едва он снял шапку, у многих вырвался возглас изумления: перед воеводами стоял остроглазый странник, которого они не раз встречали в Московском Кремле. С не меньшим изумлением смотрели на государя: что бы ни толковали в народе о тайной связи Дмитрия с добрым разбойником, бояре тому не хотели верить. Дмитрий и Бренок переглянулись.
Авдей кланялся, гудел баском, желая государю здравия и побед, благодарил за то, что осчастливил Коломну своим появлением.
-Погоди, Авдей, с аллилуйями-то, - оборвал князь. - Скажи мне, как это ты исхитрился лишить меня тумена татарской конницы?
Желчь кинулась Авдею в лицо.
-То брехня, государь, татарская брехня - мало ль чего мелют в народе? Лазутчики - оне, тебя убить хотели, город поджечь.
-Ты от них допытался признания?
Авдей икнул, вытаращил глаза и, наконец, нашёлся:
-Тысяцкой - я, город - на мне, народ валит, в делах каждодневно - где уж мне с каждым лазутчиком?..
-Значит, много ты их, лазутчиков, поймал?
Авдей икнул, утёрся рукавом собольей шубы - он прибыл к князю в полном боярском облачении, несмотря на жару.
-Слышал я, тебя Авдеем-бездеем кличут. Думал - для складу, ан нет, правда тут - немалая. Где - твой помощник Бастрык с иконой, что у татар отняли?
-Государь! Вот те Христос, никакой иконы не видел!
-Золота татарского тоже не видел?
Авдей покрылся потом.
-У меня оно - на войско думал отдать...
-А ты говорил - всё золото вернули татарам, - бросил Дмитрий князю Мещерскому.
-Мог ли подумать, государь, што тысяцкий!..
-Вот она, и к нам сия зараза приползла. Против неё только один способ хорош - руки рубить!
-Государь, вот те крест - на войско взял...
-Да, бояре, просмотрел я здешнего градоначальника. Коли хозяин - бездельник, в его огороде любые поганки произрасти могут. Вот они и завелись у Авдея-бездея. Да ещё и руки у тебя - нечисты. Оно ведь - одно к одному... Молчи! Кабы ты татарами занялся, не вышло бы столь позорного и преступного дела. Мыслимо ли? - в войну с Ордой приходит в город отряд татар, а градоначальник поручает их десятскому стражи! И воеводе - ни слова.
Тысяцкий молчал, утираясь рукавом шубы.
-В иное время узнал бы ты, Авдей, всю тяжесть моей руки. Ибо бездействие начальника - преступление. Ныне же сдай службу. Станешь простым ратником в ополчении.
Авдей вскочил и сорвался на вой:
-Государь, помилуй! Я - твой боярин служилый, волен я уйти с твоей службы, когда захочу...
-Не волен, боярин! - отчеканил Дмитрий. - Ибо на Русской земле живёшь, дышишь русским воздухом, пьёшь русскую воду, ешь русский хлеб, пользуешься трудами русского мужика. Без этого ты - грязь. А служить я тебе велю Русской земле. Честно отслужишь - вотчину за тобой оставлю. Нет - отберу, и тебя предам суду. Ступай. Нынче же стань в ополчение.
Потупясь, молчали бояре. Фома пристально смотрел на великого князя.
-Фома, - оборотился к нему Дмитрий. - Коли уж ты встрял в это дело, поручаю тебе и Бастрыка. Надобно его сыскать. Может, мы тут напраслину на него возводим.
-Государь...
Фома осёкся, потом заговорил:
-Сан - на мне, государь. Так уж вышло - не расстрижен доныне. Вечор был у епископа Стефана. Просил: хочу в рясе, с крестом в руке стать в битве. Дозволил...
Дмитрий покачал головой и рассмеялся:
-Ай да православная церковь! Попа в разбойниках пятнадцать лет держала и греха в том не видела. Вот бы чьё житиё-то составить: святого разбойника Фомы Хабычеева!
Бояре тоже посмеивались.
-Ну, какой ты - поп, Фома? - спросил Боброк. - Ты же - разудалый атаман. Тебе бы казаком сидеть на порубежье али начальником воинской сторожи. Иди на службу к нам, сотского я тебе сей же час обещаю. А там до боярского чина не далеко.
Фома, однако, оставался строгим, бояре тоже посерьёзнели.
-Не сердись, отче, на наши шутки, хотя в них - немало правды, - сказал Дмитрий. - Помню я твою беду, помню, как по Руси ходил со словом, народ против Орды бунтовал. И то мне ведомо, что ты в жизни курчонка не зарезал, да и в твоих набегах ни единый человек не убит, кроме ордынцев да иных наших врагов. И твоё желание с крестом в руке умереть на поле брани уважаю. Но ещё нужен ты мне как воинский разведчик. Станем лицом к лицу с Мамаем - надевай рясу. А пока делай, что велю.
Не для Фомы - для бояр говорил всё это князь: пусть знают, что не душегуба он пригревал под своей рукой, но витязя добра и справедливости, тайного воина Москвы, который ежедневно рисковал умереть в петле или на плахе, как разбойник...
Когда остались Бренок, Боброк, Серпуховской и другие самые ближние, Дмитрий облокотился на кленовый стол, посмотрел в лицо каждого и произнёс:
-"Сто и пятьдесят тысяч... Поздно осенью, когда замёрзнут реки... Держи войско и не распускай до весны. Ясак не поможет..." Что скажете, воеводы?
-Я думаю, - сказал Боброк, - враг не стал бы уговаривать нас держать войско до весны.
-И я так думаю. К тому же мы от верного человека знаем, что Есутай ушёл от Мамая не по добру... Сто тысяч ордынцев и пятьдесят - союзники, число тоже совпадает с нашим. Ягайло и Олег - то само собой. И требование старой дани - лишь предлог. А вот эта новость немаловажная для нас: хотел Мамай зимой пройти по Руси. Летом он боится с большим-то войском застрять в наших болотах и реках. Да мы его ждать не станем. Завтра после смотра - в поход. Вельяминов подождёт у Лопасни, Ольгердовичей мы направим ближе к Непрядве - пусть они Ягайлу ещё попридержат вдали от Мамая. И чем скорее мы пойдём, чем дальше от нашей земли перехватим Мамая, одного, без союзников, тем - лучше.
-Ясно, государь, - за всех сказал Бренок.
-Теперь - в лагерь, к своим полкам. Отныне и до конца похода князья и воеводы - там, где - войско.
Тихое, в туманце, вставало утро над Коломной. Дмитрий плохо выспался, но его возбуждение не проходило. Вчера он даже словом не обмолвился перед воеводами о своей готовности к двум решениям, но то и другое держал в себе, и только смотр оставит одно. Нетерпение погнало его от заутрени в поле, хотя войска ещё только строились.
Миновали посад, уже докатывался гул, и снова волнение пронзило его существо до холодка в пальцах - на крутобережье Оки, по всему Девичьему полю, стояли войска...
Когда Дмитрий с дружиной появился перед полками: волны прошли по рядам красных щитов. Тысячи голов повернулись к нему, и снова, будто сверкающая рябь прошла по стальной глади. Солнце разгоняло туман. Его лучи высветили все цвета войска, и Дмитрию в полной красе предстала русская рать.
Полки выстроились в том порядке, в каком предстояло им двинуться в поход. На правом крыле посотенно сомкнул конные шпалеры сторожевой полк - пять тысяч боярских детей со слугами, одетыми в воинскую справу. Служилые люди великого князя, профессиональные воины, большинство которых ещё в детской люльке играли ножнами отцовских мечей. Выросшие под звездой войны, они закалились в битвах с врагами Москвы - молодая и организованная сила нарождающегося государства. Ей предстояло ещё занять в нём главенствующее положение, уничтожив старых бояр или отодвинув их на задворки. Все боярские дети, как один, - в железной броне, на добрых конях, с полным вооружением конного витязя. И их слуги мало уступают господам. Разве только нет дорогой чеканки на оружии да не в тонкие сукна, шелка и аксамиты наряжены, а в холщовые порты домашней работы. И главное оружие слуг не меч, но дальнобойный лук или самострел.
