Тысячник Мурут уже ехал за хвостом золотистого текинца Кутлабуги, не смея поравняться с темником, пощёлкивал языком, выражая восхищение лошадью начальника и подавая знак, что явился. Кутлабуга подбирал себе лошадей той же масти, что ходили под седлом хана, и хотя текинец выморился, темник не менял его от Москвы. Знай он, что Тохтамыш ненавидит белых лошадей потому, что на них красовался Мамай, что и своего любимого аргамака он сменил на вороного, потому что увидел золотистого жеребца под темником, Кутлабуга, вероятно, отослал бы текинца в обоз или даже зарезал на мясо. Но подданные не могут знать все мысли владык, оттого так порой неожиданно сваливаются на них опалы и расправы. От скольких забот, пустых трудов и даже бедствий избавились бы иные люди, не будь они похожими на обезьян.
Кутлабуга, наконец, подал знак Муруту ехать рядом, намереваясь объяснить ему предстоящее дело, как в облачке дорожной пыли возникли бешено скачущие всадники.
-Ойё! - воскликнул темник. - Видно, важные вести.
Всадники осаживали лошадей и десятник закричал:
-Эмир! Впереди - урусы! Наши сотни сражаются!
Усталый конь под темником остановился от лёгкого движения.
-Сколько ты видел урусов?
-Много! Пять сотен... Тысяча!
-Ой-ё-ё, как хорошо ты считаешь! Тебя надо определить казначеем или менялой - пять сотен ты сравнял с тысячей. - После того как Тохтамыш заметил Кутлабуге, что хороший воин должен ценить шутки, он старался шутить, даже отправляя людей под топор. Привыкли гонять баранов, и первый козёл показался волком?
-Я хотел сказать, эмир, их пять сотен и ещё тысяча.
-Слава Аллаху, мы получили первую весть о враге. Пойдём, Мурут, поглядим. - Темник хлестнул жеребца камчой и помчался по дороге. Вслед за нукерами воины головной тысячи пришпорили лошадей. Поле с редкими рощицами отлого вспухало, глаза темника приметили обычный на водоразделах сторожевой или могильный курган в одном перестреле от дороги, и он издали повернул к нему по жнивью. Мурут знал своё дело - его тысяча неслась туда, где курилась пыль над местом сечи. Текинец шёл резво, но громко и часто дышал - всё же следовало поменять коня. С кургана виделось далеко. Поля и желтеющие околки верстах в двух впереди переходили в лес. Между купами берёз крутилась конная рубка. Тела побитых серыми пятнами и бугорками были рассеяны вокруг круговерти всадников, сверкающей искрами сабель, по полю носились и стояли, задирая головы, осёдланные кони, потерявшие хозяев. До темника доносился чужой рёв. От двух сотен прикрытия едва ли осталось пять десятков и те уничтожались на глазах Кутлабуги, но он словно не замечал своих, ибо они делали то, что обязаны делать. Внимание темника приковал русский полк, идущий на рыси той же дорогой навстречу его войску. В то время как голова полка приближалась к месту боя, замыкающие сотни только показались из леса. Походный строй русов уже сломался - они, конечно, заметили ордынскую тысячу, перевалившую водораздел, и спешили развернуться для боя. С левой стороны их сковывала дубрава, вдоль которой бежала дорога, зато справа у них просторно - туда и смещались русские конные сотни, перестраиваясь из колонны в лаву. Кутлабуга видел перед собой до трёх тысяч всадников, не считая тех, что добивали его прикрытие и клубились в поле, обеспечивая развёртывание полка. Длинные копья большой колонны выдавали тяжёлую русскую конницу, у темника ёкнуло сердце: нелегко будет расколошматить броненосную лавину москвитян.
Передние сотни Мурута уже схлестнулись с русскими всадниками, затухающая рубка завертелась с новой силой. Голова вражеского войска уже прекратила движение, правое крыло его всё время вытягивалось - вот сейчас бы врезаться в это изломанное, ещё не расправленное крыло! Но одной тысячи Мурута мало для удара, и она - занята всадниками русского заслона. В середине полка плеснулся багровый стяг, раскачиваясь, вздымался всё выше. Нельзя давать врагу время для устройства своего порядка, надо использовать превосходство в числе - напасть, охватить, окружить, смять их строй, прижать к дубраве на левом крыле, засыпать стрелами, ни одному не дать уйти из мешка. Кутлабуга был уверен: князь - где-то под багровым стягом, а где - князь, там - и его казна.
Нукеры не теряли времени: связав длинные пики, нацепили на них сигнальные полотнища и воткнули в вершину кургана. Шесть тысяч тумена подходили на рыси к горбу водораздела, извиваясь по дороге толстой громадной змеёй. То-то выкатит глаза русский князёк, когда явится ему вся ордынская сила!
-Сигнальте! - приказал Кутлабуга. - Тысячам, кроме первой и второй, развернуться сотенными колоннами в сторону левой руки. Мурзе Муруту прекратить бой, отойти и стать на левом крыле тумена. Живо!
Повинуясь движению стягов, головная тысяча перешла на шаг, разделилась на сотни, они быстро выравнивались в линию. Следующая тысяча перестраивалась на рыси, спеша поравняться с передней. Ещё две на скаку хлынули с дороги, обтекая ставку темника. Шедшие в хвосте две отборные тысячи повернули на курган - здесь они останутся в резерве. Над полем понеслись сигнальные стрелы, их вой предназначался для Мурута и его наянов - пусть следят за своим сигнальным стягом на кургане. Однако этот робкий с эмиром тысячник в бою - удалец. Сбив русские сотни, он погнал их и, кажется, готов был в одиночку напасть на весь полк. Поздно, удалец, - там уже не куча, а стена. Сигналы начальника умерили прыть Мурута и он стал заворачивать обратно. Русское прикрытие тоже откатилось на обнажённое крыло полка. Ничего, Мурут с ними ещё сочтётся за побитых, а лишние жертвы Кутлабуге ни к чему - у великого хана не осталось в запасе воинов.
-Эй, удальцы! - крикнул сигнальщикам. - Ну-ка, передайте приказ свободным волкам - сбегаться ко мне!
Кучи травы и веток уже были сложены на кургане, их стали поливать земляным маслом из узкогорлых кувшинов, защёлкали кресала, и четыре столба чёрного дыма поползли в небо. Дым заметят рассыпанные отряды, и ещё три тысячи всадников помчатся на помощь своему темнику. Кутлабуга - верен приказу повелителя: никакого риска в бою!
-Эмир, что - это?!
Кутлабуга крутнулся в седле. Большой русский полк стоял на поле пешим, вздымая лес копий, а коноводы угоняли лошадей к околкам. Лишь пять сотен остались верхами на крыле полка. Князь обезумел с перепугу? Или боится, что его войско побежит при первом натиске, и хочет заставить полк сражаться до конца? Пешему-то не уйти от конного. Но на что же он тогда рассчитывает? На своего Бога?
Ордынские тысячи приняли боевой порядок, ждали сигнала к сражению. Русский строй отвердел, лес копий над ним рябил, сверкая, и линия щитов напоминала красный пояс великана, забытый на поле. Русы не выказывали своего стремления к битве, в их стане не гремели тулумбасы, не ревели трубы, не носились гонцы с приказами воеводы. Казалось, они лишь предостерегают темника, загородив ему дорогу. Маленькая стена внушала почтение своим видом. У Кутлабуги возникло желание - обойти. Но в решимости врага - только видимость угрозы, устрашающий мираж. Не так ли демонические силы отпугивают искателей кладов? Клады даются в руки тех, кто способен перешагнуть страхи. И всё же почему у этих конников, ссаженных на землю, удлинённые щиты пешцев?..
-Сотник! Пошли два десятка нукеров на обе стороны - в обход урусутов. Пусть смотрят: не появится ли где-нибудь их конная сила?
Два войска стояли друг против друга. Шло время, на поле ничего не менялось, и в глазах темника стало чернеть. У него же в два с лишним раза больше воинов, и ещё три тысячи вот-вот подойдут. Лучшая конница Орды! Разве не славится эта конница умением подавлять врага стремительными ударами? Его обзовут бараном и черепахой, Карача станет смеяться в лицо, и Шихомат от него не отстанет. А что скажет повелитель?
-Бубны и трубы! Сигналить нападение!..
Оглушённый громом, рёвом меди и человеческих голосов, он едва разглядел, как шевельнулся русский строй и три ряда воинов выбежали вперёд из его глубины.
