Ещё бы - победитель Мамая, герой, сподобленный прозываться Донским, - что ему какой-то приблудный хан, ещё вчера кормившийся со стола эмира Бухары! Будь она проклята, человеческая гордыня! Ведь краснел, слушая хвалебные хоры и звоны колоколов, и опускал глаза, а душонка-то ликовала, голова шла кругом и глаза слепли. Как им не ослепнуть, когда во всеуслышание именуют тебя "оком слепых, ногой хромых, трубой спящих в опасности"! Но себя не обманешь. Не от гордыни ли после памятного съезда ни с одним великим князем не повидался - и к себе не позвал, и не навестил?
Может, стоило послушать и тех, кто советовал не дразнить Орду, поторговаться о выходах, кинуть хану кусок?
Нет, пойти на это было сверх сил. Недруги стали бы тыкать в него пальцами: хорош - победитель! Народ возмутился бы и проклинал - ради чего пролито море русской крови?
А может, и тут замешалась гордыня? Может, надо было пройти через насмешки и улюлюканье, через унижение, непонимание и злобу народа - ради того же народа выиграть время и накопить новые силы? Может...
Плох - правитель, заботящийся о прижизненной славе.
Не уж то в Кострому? В его душе сгущалось ненастье, едва представлял себе эту сотню с лишним вёрст по лесным осенним дорогам, через множество рек и речушек. А ведь их надо будет пройти не только туда, но и обратно, и не с лёгкой дружиной - с большой ратью, отягощённой обозами.
Не то! Ещё на пути главных сил Орды стоит Белокаменная - там опытные бояре во главе с Морозовым, больше двух тысяч ополченцев на стенах, там митрополит всея Руси. Надо собирать войско здесь, ближе к стягам Серпуховского.
Оборотился и окинул взглядом бояр. Дмитрий Ольгердович, Боброк-Волынский, Тимофей и Василий Вельяминовы, Фёдор Свибл, Иван Уда. Из-за плеча старшего Ольгердовича посматривает молодой князь Остей, внук Ольгерда, приехавший на службу к московскому государю. Не было Кошки, Тетюшкова, Зерно - правили посольство.
-Нет, бояре! - сказал Дмитрий. - Татарские разъезды под Владимиром - это ещё не Орда под Переславлем. К нам тянутся люди, нельзя торопиться. Этак можно и в двинских пустынях засесть.
-Государь, там - гонец из Москвы, - сказал старший Вельяминов.
-От Морозова? Пусть войдёт.
Пошатываясь, в палату шагнул невысокий воин, приблизился к государю и опустился на колено. Зелёный полукафтан на его плечах потемнел, на белом скоблёном полу остались сырые следы. Дмитрий ожидал грамоту, но гонец, склонив голову, молчал.
-Што ты онемел, отроче? - спросил Дмитрий. - Здоров ли боярин Морозов? Всё ли - ладно в Москве?
Воин выпрямился и моргнул красными глазами, его рябоватое лицо казалось серым.
-Слава Богу, великий государь, Москва стоит, как прежде. А я - не от Морозова, потому как нет в Белокаменной Ивана Семёныча.
-Куда ж он подевался? - удивился Дмитрий.
-Сказывали - занедужил брюхом, да и спокинул стольную. А за ним, почитай, все лучшие люди съехали - и бояре, и гости. Чёрные люди в Москве хозяевают.
Скрипнули половицы под грузным шагом великого князя, он подошёл к гонцу, дышал тяжело и жарко.
-Што говоришь, разбойник? Да уж не пьян ли - ты?
-Не вино - дорога укачала меня, государь. Из сторожи, через Москву, до Переславля - долог путь. От Оки, почитай, не спамши. А послали меня Олекса Дмитрич да московское вече.
Дмитрий воззрился на гонца, кто-то из бояр гукнул, будто его схватили за горло.
-В Москву мы, государь, по пути свернули, а там - смута. Выборные ударили в набат, вече кликнули. Много чего там кричали, а порешили миром: боронить Москву, стоять на стенах до последнего. Тех же, кои бегут со града, побивать каменьем.
Дмитрий рыкнул, красные пятна выступили на скулах. У Боброка на лбу залегла складка, старый Свибл, крестясь, зашептал:
-Спаси нас, Господи, и помилуй.
-Там же на вече выбрали начальных людей из слобожан, в детинец ополчение поставили.
-Господи, што там теперь за содом! - не удержался костромской воевода Иван Родионович Квашня, вызванный в Переславль.
Гонец дёрнул головой и глянул в лицо Дмитрия:
-Ты, государь, не будь в сумлении: Адам - строгий начальник, ворам не попустит. Да Олекса Дмитрич при нём воинским наместником.
-Кто такой - Адам?
-Суконной сотни гость - его главным воеводой крикнули. А с ним - Рублёв-бронник, Клещ-кузнец, Устин-гончар да иные выборные.
Дмитрий подошёл к окну, постоял и спросил:
-Што - с великой княгиней? Митрополит - где?
-Слава Богу, Красный сказывал, здорова государыня, к тебе сбирается. Небось, отъехала. А владыка на своём дворе сидел, да, слышно, тож возы укладывал.
-Его не побьют каменьями, как думаешь?
Воин оглянулся:
-Не ведаю, государь.
-Так с чем же тебя прислали? Пошто нет грамоты? Аль выборные воеводы писать не учёны?
-Государь, тебе велели передать просьбу Адам и Олекса Дмитрич: штобы ты прислал воеводу, искусного в ратном деле. Уважь, государь, не медли - Орда перешла Оку. Наши уж Заречье спалили. А московский народ животов не пощадит за стольный град, за тебя, государь.
-И на том благодарствую. - Лицо князя исказила улыбка. - Выспишься - снова позову, подробно расскажешь. Ступай.
Глаза князя, разгораясь чёрным огнём, обратились на бояр.
-Чего замолкли, думные головы? Вас послушать хочу. Ну-ка?
-Государь, - заговорил Боброк. - Отпусти меня воеводой.
-Тебя? Ты разве - уже не воевода? Али боишься - Адам-суконник славу переймёт? Ничего, боярин, твоей славы не избыть, и тебе рати в поле водить пристало, а стены я другому доверил.
Дмитрий задохнулся, рванул ворот, крыльями метнулись длинные рукава охабня, посыпалось, звеня, серебро пуговиц.
-Воры! Амбарные крысы! Едва дымом запахло - ушмыгнули в норы. Скажите мне, бояре, вы, лучшие люди княжества, отчего такое получается: кому сытнее всех живётся - от того первого жди пакости государству? Который уж раз спрашиваю: для чего дадены вам уделы, вотчины и поместья?
-Государь! - Голос Василия Вельяминова дрожал. - Не примаю твоих укоров. Пошто лаешься зря, невинных бесчестишь?
Дмитрий шагнул к молодому боярину и сжал кулаки:
-Смотри мне в глаза, Васька! Не уж то твоё нутро не сожгло стыдом, пока слушал гонца? Бояре Москву бросили, бояре Москву предали, и первый - воевода Морозов. Ты слышал, до чего Москва дожила? - до веча! Суконник Адам, кузнец Клещ, бронник Рублёв - вот на ком ныне стоит Москва, вот кем Русь держится! - Дмитрий отступил от Вельяминова, оглядел думцев. - Да нужны ли мы нынче Москве? Надо ли посылать туда кого, ежели там свои воеводы нашлись вместо сбежавших? Пошлёшь, а он дорогой животом ослабнет да и удерёт. - Сорвал горностаевую шапку и шмякнул об пол. - Пропади она пропадом такая власть! Над людьми княжить готов, над ворами - никогда!
Он пошёл к двери, распластав полы малинового охабня, бояре отступали с дороги. Хлопнула дверь.
-Господи Исусе, што теперича будет? - простонал Квашня. - А ты, Васька, как смел государю перечить? Разбранил - эко дело! - брань на вороту не виснет. На то он - и государь, штобы построжиться - кто нас, бояр, жучить-то будет?
-Дмитрий Михалыч, поди, хоть ты за ним, успокой, он тебя любит, - попросил Свибл.
-Не надо за ним ходить, - сказал Боброк-Волынский. - Правый гнев - што гроза, гремит недолго. Давайте подумаем, кого в Москву воеводой пошлём.
-Ну, братец, сука вилючая! - ругнулся в углу молодой Михаил Морозов. - Навеки род наш опозорил. Сам поеду, отыщу и заставлю в Москву воротиться, хотя бы простым ратником.
-Доброе дело, Миша, - кивнул Тимофей Вельяминов. - А я бы согласился повоеводствовать.
-Большой полк - на тебе, Тимофей, - сказал Боброк.
-Коли доверит мне государь, готов ехать сейчас же, - вызвался старший Ольгердович.
-И тебе нельзя, Дмитрий. Ты в поле не раз испытан. Может случиться битва, как на Непрядве, а опытных воевод у нас мало. Москва - не вся Русь.
