-Вон бы кого в воеводы - Олексу Дмитрича!
Олекса во главе своих разведчиков пробирался верхом через толпу, заполонившую уже всю площадь. У его стремени шёл Адам, о чём-то рассказывая.
-Верно: кричим Олексу!
-Олексу - воеводой!..
Несколько пропитых голосов грянули хором в середине толпы:
-Жирошку - воеводой!
-Жирошку! - долетело в ответ от церковной паперти. - Всех удалея - Жирошка!
-В чужих лабазах он - удалец! Олексу-у!..
Бронник Рублёв, поднявшись на помост вместе с приведёнными, хотел говорить, но ему не дали.
-Олексу - воеводой! - уже многие десятки голосов кричали возле помоста имя сотского, и это имя стала подхватывать толпа. - Олексу!..
-Жирошку, боярского сына! - закричали разом хриплые голоса.
-К чёрту вора! Он детинец разворует и пропьёт! Олексу!..
-Олексу воеводой!..
Сидящий верхом Олекса наклонился к Адаму:
-Твои кричат? Ты постарался?
-Помилуй Бог, Олекса Дмитрич! - Адам улыбался. - Я лишь угадал, кто нам нужен.
Олекса приподнялся на стременах, снял шлем, стал кланяться на четыре стороны. Площадь затихла.
-Благодарю вас, люди московские, за честь. Надо бы теперь спешить к государю, но, видно, Бог судил мне завернуть в Москву - так и быть: остаюсь с вами! - Крики одобрения оглушили площадь, глаза Олексы схватило слезой. - Останусь с вами, но великой чести не приму. Хотел бы, а не могу, православные. Дайте мне сотню ратников, две сотни, три, даже пять - управлюсь. Честью воинской и Богом клянусь: где бы ни поставили меня на стене - там ни один ворог на неё не ступит. А найдутся охотники из ворот выйти да трепануть Орду налётом - с радостью поведу их. И волком завоет у меня свора хана!
-У Олексы завоет, ребята!
-Вот это - боярин, не те курицы! И чего упирается?
-Сотским останусь с вами, люди московские, а на воеводство хватки нет у меня. Воеводе осадному не рубиться надо, ему думать - как оборужить войско и крепость, устроить, накормить, обогреть тысячи сидельцев, да не одних ратников - и жёнок, и стариков, и ребят малых тоже. Воевода - всему хозяйству голова. Бояре тут есть, выборные тоже - они помогут ему управляться. Я же готов воинские заботы взять на себя.
-Кого сам-то хочешь?
-Кто люб тебе - укажи!
Отошедшие от испуга люди на помосте, захваченные настроением толпы, стали подбочениваться, выпячивать груди, каждый норовил выступить вперёд, но помост был маловат, кого-то столкнули. Толпа закачалась от хохота. Олекса выждал тишину.
-Я одного человека среди вас знаю. Мог бы он, как иные богатенькие, давно уйти из Москвы. Ан, нет, даже семьи не отослал - остался судьбу делить со всеми.
-Да кто ж он, назови?
-Вот он, у мово стремени стоит да помалкивает.
-Адам-суконник! - закричал Рублёв, наклоняясь, протягивая Адаму руку. Тот попятился в толпу, но ополченцы подхватили его, поставили на помост. Бояре откачнулись, сторонясь Адама.
-Адам - воевода! - загремели голоса.
-Пусти! Расступись!.. - К помосту пробивался человек в бобровой шапке, вывалянной в глине, с оторванным воротом, с лицом в набухших синяках. Он взлез на доски, стал рядом со смущённым Адамом.
-Эй, да то ж, никак, боярин Томило!
-Томило-Томило, иде тебя давило?
Послышался смех, но смолк - Томила был известным человеком, да и вид его многих смутил.
-Дурачьё! - Боярин топнул, затряс воздетыми руками. - Безумцы окаянные, кого слухаете? Нет князей, нет воеводы, лучшие люди съехали - на кого надеетеся? Нашли себе воеводу - суконника! Ха!
Толпа заволновалась, зароптала, помост качнулся.
-Не стращайте! Уж били меня за правду, а я скажу. Жалко мне вас, дураков обманутых. Ваши новые пастыри славы себе ищут, места боярского, готовы они вас в жертву принести аки баранов. Говорю вам: без доброго воеводы, без умелых воев нельзя Кремль боронить. Его стены - крепки, да нет таких стен, кои удержали бы Орду. Знаете ли вы, сколько надобно стрел, копий, смолы, ядер да тюфяков и пороков, штобы месяц удерживать этакую крепостищу? А сколько всяких иных припасов? Морозов - вор, он не готовил город к осаде, он свои пожитки тайком отправлял. Вам и дня не выстоять на стенах под стрелами Орды. Побьют вас, порежут, а ваших жёнок и чад полонят. Этого вы хотите? Да уж лучше растащите остатнее и разбегайтеся по лесам, а кто может - ступайте вослед князьям, станьте в войско. Ты же! - Боярин оборотился к Олексе. - Ты, сотский, известный не слух, за то и бит был, и разжалован. Ныне же, ради славы, пустой надеждой прельщаешь народ, толкаешь на погибель - за то не пред земным, но пред Небесным Судьёй ответишь. - Томила пошёл на Адама, тряся растрёпанной бородкой. - Прочь, сатана! Прочь все вы, смутьяны, тати нечистые - сгиньте с глаз!
Адам отступал перед рассвирепевшим боярином, но Олекса уже надвинулся конём на помост, ухватил Томилу за отворот кафтана, повернул к себе и ударом железной перчатки сбросил в толпу - только ахнул боярин.
-Ты чего это, Адам? Тебя народ воеводой крикнул, ты же пятишься перед псом побитым, изменником государевым!
-Да... по привычке, Олекса Дмитрич. - Адам покосился в сторону бояр. - Небось, не век воеводой-то хожу.
Толпа засмеялась. Адам огладил пояс, покашлял и заговорил:
-Воеводой крикнули - ладно. Власть давайте. Штоб мог неслухов казнить по моей воле, а усердных - жаловать. Без того не будет воеводства.
-Владей нами, казни и милуй!
-Бронная сотня - с тобой, воевода! - Рублёв встал рядом с Адамом, и выборные полезли на помост.
-Кузнецкая с тобой, Адам!
-Оружейная здесь, воевода!
-Гончарная ждёт приказаний!
-Бачка-калга, вели кожевникам - башка крутить ворам!
-Так слушай мой наказ, люд московский! Детинец пуст - то дело скверное и опасное: враг у ворот. После веча слободским старшинам Клещу и Рублёву со своими, а также суконной и гончарной сотне войти в Кремль. Воинским начальником крепости назначаю Олексу Дмитрича, он укажет, как расставить людей. Запомните: его власть - равна воеводской, он - волен в жизни и смерти всякого из вас. Слушаться его беспрекословно.
-Любо, воевода!
-Другим старшинам подойти ко мне после веча. Прибежавшим в Москву мужикам и парням сойтись пополудни здесь, на площади. Дневную стражу в городе на ночь сменят кожевники, а мало их будет, Олекса добавит людей. Так слушайте все, штоб после не сетовать на взыскания. У рогаток стражу держать бессонно, ходить караулами по всем улицам. Без мово приказа либо сотского Олексы ни единого человека ночью не впускать и не выпускать из города. Пьяных шатунов, буянов и прочих охальников бить палками и, повязав, держать до утра. Утром же судить принародно. За всякое насилие, грабёж, иную обиду, учинённую жителям, виновных карать смертью на месте.
-Слышим, бачка-калга, - сполним!
-Уж этот сполнит, не сумлевайсь. - В толпе засмеялись, но тут же раздался крик:
-Пустили волка в овчарню! Он жа - татарин. И кожевники ево, почитай, татарва!
-Молчи, гуляй, тебе ли хаять куликовского ратника?
-Я те покажу гуляя, огрызок собачий! - Послышались удары, толпа заволновалась.
Олекса привстал на стременах, впился взором в кучку мрачноватых людей неподалёку от помоста. Они кого-то затирали, осаживая кулаками. Он заприметил их ещё раньше, когда выкрикивали воеводой боярского сына Жирошку, несколько лет назад удалённого от княжеской службы за разбой. Говорили, будто от виселицы его спас родич, заплативший крупную продажу.
-Эй, там, прекратите драку! - крикнул Адам. - Кто смеет охальничать, когда говорит воевода?
-Воевода - без года! - ответил тот же голос. - Прежние-то гирями на шее висели, а этот - жёрновом норовит. Видали мы этаких гусей напрудских! Бабу свою стращай, а мы и без тебя город устережём, верно, мужики?
-Верно, Бирюк!
-Славно вмазал суконнику, Гришка!
-Из грязи да в князи! Казнить, вишь, собрался, огрызок собачий. Мы те руки-то повыдергаем!
-Ну, ча стоишь, разинясь? Слезай - Жирошку воеводой выберем!
