Настёна - та красавица, которую он высватал для Мишки Дыбка. Не было ничего особенного в её появлении на хозяйской половине - порядок в большом доме поддерживался руками всех, кто в нём жил. Дворских слуг Тупик не держал.
-Благодарствую, Настёна, - сказал он. - Как живёшь-то? Муж не обижает?
-Не обижает, Василий Андреич... - Голос у неё какой-то пригасший, а ему вспомнилось: "Я - сама себе зорька!" - сказанное вызывающе-звонко. - Только, Василий Андреич, уж лучше обижал бы, что ли...
-Ну-ка, што там у вас? Пошли - расскажешь. - Тупик взял руку женщины и провёл в гридницу, едва озарённую светом месяца, дробящегося в слюдяном окошке. В порыве искреннего участия Тупик забыл, что он - не поп, не монах, закалённый в воздержании и молитвах, чтобы наедине да в тёмной комнате исповедовать молодую женщину, которая ему нравилась. Едва за ними затворилась дверь, будто искра проскочила из руки в руку, и он не помнит, как Настёна оказалась в его объятьях... Но в тот вечер большего не случилось. Только остался в памяти шёпот: "Сокол мой, Васенька. Не уж ли не видишь - сохну я по тебе, с того дня, как увидела... Стыдно, а говорю. За Михаила пошла, чтобы только с тобой рядом... Да лучше б служанкой взял, помощницей Василисы, чем с постылым жить..."
Ему стало стыдно: Мишка - на службе, а начальник с его женой хороводится. И Дарья за стеной спит... Отшатнулся, но её руки не выпустил.
-Ведь муж - он тебе, законный. Сама пошла...
-Муж! - Настёна всхлипнула. - Чурбан постылый... Ему лишь одно от меня надо: побольше ткать да прясть. Только и разговоров - как он свой дом поставит, хозяйство заведёт, денег накопит да откроет лавку.
-Мишка? - удивился Тупик и прикусил губу, вспомнив ухватки дружинника. - А разве плохо своим домом жить? Многие кметы так живут.
-Да рази я про то, Василий Андреич? Я-то ему - вроде рабы дармовой. И зачем женился?.. Да и не нужны мне его ласки...
Тупик заговорил, едва справляясь с собой:
-Глянешься ты мне, Настёна. Но што делать? Мы ж - не басурмане, и не мог я взять вторую жену. Ступай-ка нынче спать. Может, к лучшему пойдёт у вас...
Утром он увидел её возле колодца. Дружинники после ночной службы поили коней из дубовой колоды. Настя набрала воды. Тупик залюбовался ей - словно пушинку, несла на одном плече коромысло с деревянными вёдрами. Он поймал её взгляд, румянец залил щёки женщины - та же она, что явилась однажды зимним вечером на крестьянском подворье, только на голове бабий волосник вместо короны сплетённых тёмно-золотистых волос. Тупик поприветствовал дружинников, оборотясь, проследил, как Настёна поднималась на крылечко, напрягаясь под рубашкой всем крепким станом, и с улыбкой сказал Мишке:
-Жёнку мы тебе высватали на загляденье. Такую лишь на руках носить, миловать да лелеять.
Мишка посмотрел на начальника.
-Ха! Не хватало баловать. Баба, она и есть баба. Да ишшо деревенская. Одначе, Василий Андреич, коли службы нет, мы до вечера спать завалимся.
Глядя в Мишкину спину, подумал: "Сукин ты - сын, однако! Не стоишь ты этого сокровища". Ему взаправду было досадно - словно обманул кого-то и сам обманулся, - но сильнее досады захватывало другое: Настёна так близко - и что им двоим до Мишки Дыбка, которому теперь всего дороже сон?
Двор опустел, лишь у скотного сарая старая птичница кормила кур. Поодаль дрались два красно-рыжих петуха, не обращая внимания на зерно и зов хозяйки. Тупик обходил конюшни, амбары и клети. Дворского у него не было, за порядком приходилось следить самому, но сейчас мало что видел.
Настёна вышла к колодцу, и он окликнул её.
-Ай, Василий Андреич?
-Отнесёшь воду, Настёна, зайди в оружейную клеть, поможешь мне.
Она кивнула, наклонила голову, и Тупика обняло жаром.
Оружейная клеть примыкала к глухой стене дома, её закрывали бузина и черёмуха. Здесь хранились старые щиты, рогатины, топоры, копья, которые ещё могли пригодиться, а также охотничья снасть. Тупик отпёр дверь с хитроумным внутренним замком, вошёл в сумрак. В оконце вливался приглушённый листвой свет. Железо, развешанное на стенах, едва поблёскивало, в углах трепетали синие тени. Тупик сел на лавку, застеленную медвежьей полстью, прижал руку к горящему лицу. "Что делаешь, Васька, что творишь!" Прошелестели шаги в отворённой двери. Она стояла перед ним, опустив руки вдоль тела и смотрела на него, и её глаза были - два озера, которые не переплыть.
Он запер дверь, шагнул к женщине и коснулся её плеч. Не отстранилась, не сказала слова, только смотрела.
-Настенька...
Потом её скинутая рубашка и влажное тело белели на медвежьей шкуре, взгляд из-под приспущенных ресниц снова и снова звал, и Васька забывал, что их обоих могут хватиться в доме, станут искать - он словно заблудился в лесу, зачарованный чудесной силой, и никто уже не выведет из колдовского царства. И вдруг - как удар: "Дарья!.."
Он встал и застегнул рубаху. Не глядя на женщину, сказал:
-Прости меня, Настенька...
Выскочил из клети, даже не притворив дверь. На дворе было тихо, в воздухе жужжали мухи - ничто не изменилось вокруг, кроме Васьки Тупика. Он взнуздал и оседлал Орлика, который тыкался мордой в плечо хозяина - странно, что Орлик ещё любит его.
-Далеко ли, Василий Андреич? - окликнул с крыльца старый конюх.
-К вечеру ворочусь, - ответил уже из-за ворот.
Он ускакал вёрст за десять вверх по Яузе и, пустив коня на луг, сел над омутом, стараясь не думать, как теперь вернётся домой, войдёт к жене, посмотрит ей в глаза. Он знал, что любит свою Дарьюшку, нет у него на свете никого ближе её, и вот ведь сотворилось такое. А скольких можно любить сразу?.. Никакого врага не боялся Васька Тупик, теперь боялся себя. И на исповеди придётся рассказывать попу... Промолчать нельзя - перед Богом не солжёшь. И с Мишкой каждый день встречаться. Да не с умыслом ли высватал Мишке красивую девку, которая тогда, зимним вечером, приглянулась Тупику? Он больше всего испугался этой мысли. Нет! Только пожалел, доброго мужа хотел ей - не было иного умысла! А сомнение точило.
Вода ключевой заводи немного успокоила Тупика. Он решил: Мишку - отселять. Купить ему дом подальше. Но вспоминалось тело Настёны, распростёртое на пушистой полсти, её руки, шёпот и стон - Ваську охватывало пламенем, готов был снова и снова переживать случившееся. Что же это - такое?.. Видно, нельзя им жить рядом. Найти бы повод и передать Мишку в другую сотню...
Вернулся Тупик затемно, по-воровски прошёл в свою горницу и лежал без сна почти до зари. Утром, слава Богу, вызвал Боброк и велел собираться в поход. Настёну он больше не видел, а когда прощался с Дарьей, такое раскаяние, такая жалость, такая вина перед женой охватили Тупика, что едва не признался во всём. Даже не подумал - мог признанием погубить её и будущего ребёнка. По счастью, в светёлке находилась Арина - жена Алёшки Варяга.
Да, привёз-таки Алёшка свою звонцовскую зазнобу с трёхмесячным сынишкой погибшего куликовского ратника. Ещё раньше приехала к Микуле молодая вдовушка Марья с двумя детишками. Весело стало в доме Тупика на половине "детей боярских". Его дружинники - счастливые люди. Счастливые и святые - не чета начальнику.
А Дарья что-то чувствовала - не завязалось у неё сердечных отношений с Настёной. Только было подружилась с Анютой - ту взяла к себе в терем княгиня Елена Ольгердовна, обещала помочь в розыске родных. Хорошо, что приехала Арина...
Боярыни не приняли Дарью в свой круг. За спиной Тупика поговаривали: свалял он дурака с женитьбой. Мог бы и боярышню взять, после того как получил высшее воинское отличие - золотую гривну и немалое поместье. Боярин Морозов, раздосадованный тем, что Тупик переманил из его вотчины доброго работника с семьёй, заявил прилюдно: "Сам из грязи вышел - и жену оттуда взял. Зря государь таких голодранцев возвеличивает, они только мужичий дух разводят в Кремле". Тупик встретил Морозова в детинце, ухватил за грудь.
