-Письма не будет, - сказал консул. - Дорога - слишком опасна. Старшине торгового дома скажешь: пусть он от главного совета Венеции поднесёт московскому князю почётное оружие в знак его победы над Мамаем. И пусть заверит князя: из ворот города Таны никогда не отправится в поход на Москву хотя бы один наёмник. Тана - город купцов, а не военных разбойников. Когда венецианцы берутся за оружие, они лишь защищают свои права, никого не тесня.

Вавила едва сдержал усмешку, вспомнив, как от причалов Царьграда изгонялись генуэзские суда, едва пришла весть о поражении у Кьоджи. Но поручение пришлось ему по душе.

-Мы наладим бесперебойное снабжение Москвы всеми нужными ей товарами, если князь Дмитрий возьмёт наш торговый дом под своё покровительство и лишит такого покровительства наших противников. Ещё одно важное дело. Мы задержали у себя последний русский полон - более тысячи человек разного пола и возраста. - Вавила закусил губу и опустил глаза, чтобы фряг не видел его глаз. - Мы держим этих людей в хороших условиях и вернём их на Русь, если Дмитрий выполнит нашу просьбу: ни одного бунта пеньки, ни одной бочки берёзовой смолы, ни локтя холстины с московских земель не должно быть продано генуэзцам. Ты ведь понимаешь, почему это нам - так важно. Генуя постарается быстро восстановить свой флот, и поэтому лучшее дерево, лучшее полотно для парусов, лучшая смола должны находиться в наших руках. Мы знаем - Дмитрий покровительствует Великому Новгороду. Если он помешает утечке этих товаров в Геную и через Новгород, мы в долгу не останемся.

-Но эти товары покупают и ганзейцы, - заметил Вавила, уже понимавший в торговых делах.

-С ганзейцами мы договоримся. Скажи нашему старшине: сейчас нельзя терять время. Московский хлеб, пенька, лён, воск, меха, берёзовая смола и дерево должны идти к южным народам только через Тану. Военная победа в морской войне закрепляется вытеснением с моря торговых соперников.

Теперь уж Вавила не сдержал усмешки.

-Я с тобой говорю открыто. Иванов не держит на службе глупых людей, и мы с ним давно дружим. Скажи: готов ли ты помогать нам? Это не помешает тебе служить твоему великому болярину и царю.

"Какому болярину? Какому царю?" У Вавилы пресеклось дыхание. "Купец Иванов - великий болярин болгарского царя? Какого из двух? Скорее всего, тырновского... Вот так дела! То-то консул говорит со мной как с равным! Люди-то, выходит, одной плоти, коли высокородный проницательный сановник принимает вчерашнего раба, скрывающего клеймо под одеждой, за человека своего круга".

Консул, видно, по-своему расценил замешательство Вавилы:

-Да, не помешает. Его враги - наши враги. - Усмехнулся. - Ты просишь деньги, а человек, который просит деньги, что может предложить, кроме услуг?

-Я готов послужить, если...

-Понимаю. Слушай хорошо. Ты будешь впервые в Москве, а новый глаз сразу видит то, чего не замечает привычный. Осмотри московскую крепость, сочти, сколько постоянного войска её охраняет, узнай имена самых сильных московских бояр, самых влиятельных священников и купцов. - Вавила опустил глаза, фряг усмехнулся. - Ты не думай, что мы собираемся на Москву военным походом или выдадим твои вести хану. Нам надо знать потребности московитов в оружии и снаряжении - это самые дорогие товары, - а также и то, способны ли они закрепить свою Куликовскую победу. И влиятельные люди часто носят скромную личину, как их троицкий монах Сергий. Наши люди зажились в Москве, на их мнение влияет толпа, а толпа скорее возвеличит парчовый кафтан, напяленный на мешок, полный глупости и самодовольства, чем под тёмной рясой или простым воинским сукном разглядит величие и силу мужа, стоящего у правой руки государя.

-Это - верно, боярин.

-Хорошо, что ты привыкаешь к московскому обращению. Но вот поручение самое главное: приглядись, каких товаров в Москве особенно много, а каких мало и на что особый спрос. В торговые ряды ходи чаще, всё записывай. Приглядывайся и к нашим, выспрашивай людей и последи, по каким ценам продают они свои товары и по каким скупают. Если они меняют цены, тоже записывай: когда, почему, велики ли их убытки и барыши при этом.

Вавила глянул в лицо консула, оно было непроницаемо.

-Да, за нашими тоже смотри. И что говорят в Москве о фрягах, запоминай. Как видишь, это - не в ущерб твоей службе великому болярину. Теперь скажи: с кем ты идёшь?

-Со мной - наёмный слуга.

-Возьми второго. - Консул открыл стальной ларец, отсчитал серебряные грошены, сверху положил два золотых цехина, сделал пометку в толстой книге, которая хранилась вместе с деньгами. - Считай это задатком. В своё время наш человек разыщет тебя... В слуги поищи татарина - с ним будет легче в Орде. Не найдёшь, возьми русского. Других не бери. Здесь попадаются опасные люди, у кого за душой ни Бога, ни хана, ни родины. Да ведь ты, видно, бывалый путешественник. Когда идёшь?

-Завтра. - Вавила не сомневался, что прикованный кузнец примет его помощь, и рассчитывал уйти в ту же ночь.

Роман застонал во сне, заскрипел зубами, Вавила привстал, заглянул в его осунувшееся лицо с морщинами возле глаз, которые не расправил даже сон, и поправил на спящем зипун. Потом прошёл на поляну, где паслись кони, удивился, как быстро они оголили широкий прогал в кустах. Надо поискать другую поляну, до вечера далеко. Поднялся по склону лога, осмотрел жёлтую степь, открытую во все стороны. Городские стада сюда не доходили, кочевники по случаю войны держались ордами и племенами - ни единой ставки, ни дымка вокруг.

Травянистая поляна нашлась неподалёку от первой, Вавила стал спускаться к ручью и заметил: в боярышнике, усыпанном жёлтыми ягодами, шевельнулось и замерло. Зверь!.. Вавила потянул из-за спины лук, из колчана - стрелу. Боярышник был густой, сероватое пятно едва различалось - зверь припал к земле, затаился, надеясь пересидеть опасность. Что - за зверь? Волк? Заяц? А вдруг вепрь? Спину обдало холодком - у него же ни рогатины, ни сулицы, а стрелой вепря лишь раздразнишь. Обычно в степи дикие свиньи не водятся, но кто знает, куда способен забрести секач-одинец приречными зарослями? Может, это даже бурый медведь подкрадывается к лошадям? Вавила опустил лук, стал на колено, вынул меч и кинжал, две запасные стрелы и положил рядом. Прицелился. Качнулась ветка, сбитая в полёте стрела лишь задела край тёмного пятна. Вавила схватил другую и замер от человеческого вскрика.

-Чего у тебя? - хрипловатый голос Романа обрадовал Вавилу.

-Да кто-то в кусту прячется, вон, в боярковом. Я думал - зверь, стрелял, задел вроде, а оно голос подало, человечий... Кто - там? - крикнул по-татарски.

Ответа не было. Мужики с приготовленным оружием приблизились к зарослям и остановились в изумлении: из кустов доносился плач, прерываемый всхлипами.

-Свят, свят, свят! - Роман начал креститься, Вавила, многое повидавший в своей жизни, опустил лук, сунул меч в ножны и приказал по-татарски:

-Выходи!

Неведомое существо не двигалось, всхлипы притихли.

-Придётся лезть, - сказал Вавила.

-Ты очумел? - зашептал Роман. - Вдруг там какая нечисть - нарочно подманывает? Сгинешь, да и я с тобой. Пошли отседова!

-Э, брат. - Вавила махнул рукой. - Я такое повидал, што ни в какую нечисть не верю. Кроме живого человека, плакать некому. Глаза бы только не выколоть... Да перестань ты реветь! - крикнул по-фряжски. - Говорю ж - не обидим, не разбойники - мы, сами боимся!

Плач усилился, тогда Вавила отвёл ветки, треща сушняком, царапаясь, цепляясь одеждой, полез в гущу. Тёмный ком приподнялся, и Вавила рассмотрел человеческую фигурку, одетую в длинный халат.

-Ой, мама! - раздался плачущий крик.

-Девка! Ей-Бо, девка!.. Стой, куды полезла - глаза выколешь! Православные - мы, не басурмане - смотри, крещусь.

Фигурка замерла, Вавила различил в сумраке зарослей блеск насторожённых глаз, положил крестное знамение.

-Ну, видала? Мирные путники - мы. Вылазь, не обидим.