В острие клина прогнувшийся русский строй истончал до двух рядов. Темучин положил ладонь на рукоять меча, готовый повести в битву свежих воинов, чтобы шире раздвинуть горловину прорыва, и тогда-то под великокняжеским знаменем блеснул меч русского князя. Его витязи немногочисленной дружины разом опустили тяжёлые копья, дружина качнулась, устремилась с высотки, наращивая рысь лошадей. Гигантским крылом орла полыхнуло на ветру чёрное знамя, красное пламя стягов прожгло синь. Хану даже показалось, что он услышал трепет полотнищ. Рослые широкогрудые кони княжеской дружины были одеты спереди кольчатой бронёй, блистающей подобно новому серебру, чернели только отверстия для глаз и ноздрей.
Все четыре сотни, устремившиеся на выручку пехоте, состояли из стариков - железной гвардии московского князя.
Качая копья и горя чешуёй брони, надвигалась княжеская дружина. Не мигая смотрели из-под низких шеломов глаза воинов, привыкшие к виду смерти, встречный ветер расстилал седые бороды по стали нагрудников, кроваво горели круги красных щитов, трепетала белоснежная ферязь князя. Не все русские пешцы, сдерживающие ордынский клин, успели убраться с пути конной дружины, но было ли на свете хоть одно великое дело, когда смертная нужда спасти тысячи жизней, вырвать победу, не заставляла жертвовать единицами и десятками своих братьев и товарищей! Они гибли без стенаний под копытами броненосных русских всадников - те русские пешцы, простые люди из московского, владимирского и суздальского ополчения, которые здесь стояли и до последнего мгновения жизни сдерживали таран, не давая ему проложить дорогу для бессчётных масс степной конницы. Мелькнули знакомые князю Бренку лица воинов, чья стойкость была спасением большого полка, но он не мог, не имел права остановить дружину...
До предела скученные сотни врагов дрогнули от встречного удара. Опрокидываясь на спину, заржали лошади, треск ломающихся копий и лязг столкнувшегося железа покрыли человеческие вопли. Качнувшиеся ряды степняков послали назад волну новой смертной давки, и те из всадников, кто уцелел в ней, бросая лошадей, пытались выбраться из свалки. На глазах Темучина произошло невероятное: конный клин, вбитый в русский строй немыслимым усилием его отборных тысяч, полез обратно, на выходе из горловины прорыва рассыпаясь в труху. Хан заслонил лицо рукой. Разве он не знал, что так происходит, когда таран налетает на встречный таран, более тяжкий и крепкий! У каждого войска своя тактика. И разве Мамай и его военачальники не знали тактику степной конницы? Разве её не знал Бегич? Так почему вновь, как и на Воже, конница Орды превращается в простой таран? Не уж то Аллах лишил ума владык Орды? Или это сделал кто-то другой, - может, тот, что блистает золотой бронёй и белоснежной, в кровавых пятнах ферязью под орлиным крылом русского знамени?..
Пеший полк, отступив за груды раздавленных тел, сомкнулся, убавленная дружина князя вернулась на прежнее место. Отпрянувшие степняки поумерили вой. Темучин услышал: из-под завала порубленных воинов и лошадей журчит, выбегая в сторону Смолки, ручей крови...
Он обернулся к начальнику арбалетчиков Мамая.
-Я не в силах выполнить приказ повелителя. Дмитрия живьём не взять. Стреляйте.
Десятник подал знак, и стрелки, одетые в серые одежды, раздвинулись цепью, начали вкладывать жёлтые с чёрными головками стрелы в желоба арбалетов...
Бренок отирал пот с лица, его глаза сверкали возбуждением боя. На щеке осталась кровавая полоса - чья-то кровь струёй обрызгала железную перчатку, обагрила сквозь кольчугу ладонь. Кровь залила рукав до локтя, покрыла полы ферязи, бока, брюхо и ноги белого жеребца, крови были кони и доспехи всех дружинников, участвовавших в контратаке. Почти сотня "стариков" полегла там. Русские воины пытались вытащить кого можно, пока враги готовились к новому удару. Бренок посматривал налево, откуда теперь доносился особенно грозный гул битвы. "Зачем он там? - думал о Дмитрии. - Надо было удержать его".
-Знамя! Держите знамя! - крикнул князь, увидев, как государское знамя наклонилось вместе со знаменщиком. Может, воин получил рану во время контратаки и теперь ослаб от потери крови?.. Двое ближних витязей с двух сторон качнулись к русской святыне, один поддержал знаменщика, другой подхватил знамя, и оно выпрямилось.
- Выше...
Бренок осёкся, качнулся вперёд.
-Государь! - отрок поддержал падающего князя и увидел жёлтую стрелу, торчащую в его кольчуге чуть ниже нагрудника, и вырвал. Стрела едва пробила броню, на чёрном острие блеснула капелька крови.
-Ничего, государь...
Серые, широко открытые глаза князя были близко от лица отрока, но воину показалось - они уходят в недоступную даль, он стал звать князя:
-Государь!.. Михаила Ондреич!..
Шёпот губ князя заглох в новом кличе врагов, отрок тормошил Бренка, с ужасом глядя в его закатившиеся глаза.
-Братцы!.. Князь умирает!..
-Держите знамя!..
Падающее знамя подхватили новые руки, княжеские отроки сняли с седла тело Бренка, понесли сквозь ряды конных дружинников.
-Беречь знаменщиков! Прикрыть щитами знаменщиков! - хриплый голос Никиты Чекана покрыл шум битвы. Вырвав из бедра убитого воина жёлтую стрелу с чёрным наконечником, Никита привстал на стременах, всмотрелся против солнца в ту сторону, откуда она прилетела. За рассеянной тучей всадников, наскакивающих на русский строй, он увидел высокого мурзу в богатых доспехах, окружённого группой телохранителей. Глаза сотского различили и малоприметных серых воинов, вооружённых арбалетами. Чекан выругался:
-Не взяли мечами, змеюки, так ядом берёте! - Повернулся к своим. - Закройтесь щитами. Сейчас мы их проучим!..
Русские лучники, с началом атаки врагов отошедшие в задние ряды длинника, непрерывно стреляли в конных ордынцев через голову своего войска. Чекан в обе стороны прокричал, чтобы арбалетчики, пешие и конные, переместились ближе к великокняжеской дружине и следили за сигналами. Со стороны правого крыла полка к знамени спешил Вельяминов, и Чекан бросился ему навстречу.
-Стой, боярин! Ты - приметный, убьют - отравленными садят.
-Вели засыпать их стрелами. Где - Бренок?
-Ранен, - Никита не посмел сказать "убит", и сам ещё надеясь, что лекари спасут князя.
Вельяминов увидел позади конной дружины белого иноходца и Бренка, которого укладывали на ручные носилки, кинулся туда - облачиться в одежду государя, сесть на его Кречета и стать под главное знамя русского войска, чтобы и свои, и чужие видели: пока хотя бы один русский воин стоит на поле, стоит и государь на своём месте.
Русские стрелки зажгли наконечники стрел, обмотанные корпией и пропитанные горючим составом, и первый чёрный след уже прочертил небо крутой дугой, упёрся в холмик, где стоял блестящий мурза в окружении своих нукеров. Уже до десятка дымных трасс повисло в воздухе, указывая лучникам опасную цель. Калёный град посыпался на окружение хана Темучина. Вначале это были слабые от дальности стрелы простых луков, которые отражались доспехами, но вот завыли стрелы арбалетов с плоскими расширенными крыльями наконечников: кто-то вскрикнул рядом с ханом, кто-то, вскинув руки, пополз с седла, под кем-то шарахнулась раненая лошадь. Один из арбалетчиков Мамая, оглушённый ударом, выронил оружие. Всадники шарахнулись с возвышенности, и Темучин, контуженный ударом в шлем, дал шпоры коню...
Ещё выше, чем прежде, ещё яростнее трепетало на ветру русское знамя, ещё внушительнее казалась фигура всадника в белой ферязи на белом коне. Битва на Куликовом поле подходила к самому драматическому моменту, и теперь было ясно: центр русской рати и её правый фланг устояли под сильнейшими ударами Орды. Это было ясно не только воеводе Вельяминову, это видели не только князь Андрей Полоцкий и воевода Грунок, возглавляющие полк правой руки, - это чувствовалось и понималось каждым и в русском стане, и в стане врагов. Стойкость московских, владимирских и суздальских ополченцев, дерзость и бесстрашие конных отрядов полка правой руки привели к тому моменту в битве, когда наступающий большими силами противник начинает отчаиваться, видя бесплодность всех попыток опрокинуть врага, поражается унынием и неуверенностью сильней, чем оружием. А на другой стороне растёт ощущение собственной силы, окрыляющее торжество и самые грозные волны наступления врагов перестают пугать даже робких душой. "Мы выстояли, мы побеждаем!" - что перед этим страх за собственную жизнь! Теперь лишь пять шеренг из десяти составляли боевой длинник большого полка, и в конном полку князя Андрея оставалась едва ли половина всадников, но эта половина войска стала для Орды грознее, чем в начале битвы, когда она, ещё не потрясённая отпором, верила в своё превосходство.
