-Возвращайтесь! Мы привезём ответ нашего повелителя.
Ордынцы помчались в направлении Красного Холма. Тупик, поворачивая, окинул взглядом чернощитные ряды. Двенадцать шеренг - три вала по четыре шеренги. Ох, тяжко придётся ратникам передового. Тучи всадников - неисчислимы, но по цвету и скученности конного войска Тупик определил: это ещё - не ордынцы. Серые строгие линии татарских туменов стоят по склону Красного Холма, позади наступающих фрягов, колеблются в дымке испарений справа и слева до окоёма. Всё это двинется на русскую рать...
Над головой пропели стрелы, Копыто выругался, погрозил кулаком вслед пёстрым всадникам, уносящимся к своим отрядам.
Дмитрий, выслушав Тупика, попросил Оболенского:
-Княже, вели принести мне потяжелее копьё.
Тупик не утерпел:
-Государь! Не должно бы тебе...
-Не зарывайся, сотский! - Дмитрий сверкнул тёмными глазами. - Что государю должно, то он ведает.
Отрок подал большое копьё, Дмитрий взял, подкинул.
-Годится, коли не сломится...
Оболенский толкнул Тупика и сказал:
-Мамай не выйдет, а с другим он не станет биться... Пересвета возьми в свою дружину. Один пятерых стоит.
Тупик покосился на богатыря в схиме, тот улыбнулся. Васька оглянулся, снова увидел попа впереди ратников с просветлённым лицом. И от спокойствия этого человека, стоящего впереди воинов лишь с медным распятием в руке, будто тиски разжались в груди, Тупик вздохнул и повёл плечами. Куликово поле показалось тесным при виде надвигающейся массы врагов.
В молчании шли фряги, качая щиты и копья, топорщились радужные перья на шлемах. Молча ползли и конные тучи, всякий миг готовые взорваться воем, с каким кидаются они на противника. В безмолвии ждал и передовой полк, лишь кровавыми волнами шевелились ряды длинных щитов да всхрапывали и били копытами кони, чутьём угадывая приближение страшного.
Сотни коршунов ходили кругами в небе, роняя клёкот, а на сужающемся открытом поле металось несколько зайцев - то исчезали, прячась за кочки и в ямки, то вскакивали, слыша приближающийся топот. Лисовин метнулся от островка бурьяна, набежал на стену русского полка, прянул назад и, подняв трубой хвост, понёсся к Смолке...
В сотне саженей вражеские ряды замедлили шаг, потом остановились. Широколицый тысячник с белым флажком на пике подскакал к дружине князя, осадил коня и пролаял:
-Повелитель Золотой Орды не может биться на поединке со своим улусником. Против тебя, московский князь, он высылает равного тебе по имени и роду - своего ближнего мурзу Темир-бека. Темир-бек ждёт тебя, князь Дмитрий, или иного из твоих бояр. - Тысячник, оборотясь, указал на чёрного всадника, стоящего в группе конных впереди фрягов.
-Государь! - Оболенский загородил дорогу Дмитрию конём. - Негоже тебе биться с мурзой. Дозволь мне?
-Он и князь-то глиняный! - крикнул Тупик. - Хозяйничает в улусе Есутая, а Есутай - ещё жив. Против этакого мурзы и я сойду.
От конной дружины отделился широкоплечий всадник в схиме поверх стального шелома. Развернув красно-рыжего огромного коня, поклонился государю, потом войску - на три стороны, подкинул и поймал тяжёлое копьё, рысью направился к чёрному всаднику.
-Монах Пересвет, - сказал Оболенский.
-Боярин Пересвет, - отозвался Дмитрий.
Если бы не крест на груди да не схима, вьющаяся за спиной всадника, никто не признал бы в нём монаха - так уверенна, легка и красива была его посадка.
Обе рати замерли, даже лошади насторожились, прислушиваясь к топоту двух жеребцов, несущих навстречу друг другу врагов. Все знали: в этой схватке мирного исхода быть не может. Велика честь сразиться с сильнейшим врагом на глазах войска, имя победителя прославят летописцы, сказители и певцы, но и побеждённого ждёт посмертная слава, если он докажет, что был достоин противника и только Небо решило его участь.
Распалённый злобой против русского, дерзнувшего выступить против него, Темир-бек снова походил на чёрную глыбу, повисшую над обрывом, способную сокрушить всё, что окажется на пути.
-Назови своё имя, боярин, - коверкая русские слова, произнёс темник, когда поединщики съехались. - Я хочу знать, кого отправлю в ад, победой над кем мне хвалиться.
-Не хвались, мурза, едучи на рать, - русский усмехнулся, а в глазах оставалась печаль. - Хвались, мурза, обратно едучи. Тайны нет в моём имени. Одолеешь, так знай - упокоен тобой великий грешник Пересвет. Я готов с радостью положить мою голову за правое дело, так что ты побереги свою, коли со славой пожить хочешь.
Чёрный жеребец сверкал кровавым глазом, порывался встать на дыбы и ударить копытами красно-рыжего. Темник, сдерживая его, отрывисто бросал поединщику:
-Меня зовут Темир-бек - по-вашему Железный Князь. Подумай! Тебе лучше выпасть из седла раньше, чем наши копья скрестятся... Обещаю помиловать и дам покровительство, я - сильный человек в Орде. Подумай.
Печаль была в глазах Пересвета, когда он послал коня мимо мурзы, чтобы разъехаться перед началом поединка. Почти полверсты проскакал каждый вблизи рядов своего войска, приветствуемый кличем. Но вот упала тишина - солнечно-светлый всадник на огненном коне, рассыпая сияние боевой стали, крупной рысью пошёл навстречу чёрному длиннорукому великану на вороном гривастом скакуне. Тысячи русских сердец сжались в тревоге - так велик и страшен был чёрный ордынский богатырь, так зловещ - его конь, роняющий с губ жёлтую пену. Многие прикрыли глаза, когда искры брызнули от щитов и копья толщиной в руку сломились. Земля вздрогнула от удара, лошади присели, чёрный жеребец упал на колени, красный вздыбился, блеснул меч в руке Пересвета, но чёрный скакун, взбешённый падением и ударом шпор, с визгом поднялся на дыбы, прянул в сторону, вырывая хозяина из-под удара. Рубились с хриплыми выдохами при полном молчании войск, трещали, гнулись, разваливались щиты, зубрились мечи, разбрызгивая искры, уже доставалось налокотникам и оплечьям, но силы поединщиков, казалось, возрастали. И кони, сходясь, рвали друг друга зубами, били копытами, их шкуры взмокли от пота и крови. С Пересвета от резкого движения слетел шлем, его длинные русые волосы волной ходили за плечами, сухощавое лицо словно заострилось, взгляд суженных глаз не отрывался от лица врага. Все наскоки Темир-бека, все попытки его достать обнажённую голову русского отражались ударами такой силы, что темник начал бояться, как бы не выронить меч. Он молил Аллаха, чтобы выдержал булат дамасского клинка, подаренного Мамаем, - иначе противник развалит его пополам. Второй раз в жизни Темир-бек встретил равного себе бойца. Но если Хасан брал искусством и ловкостью, в этом боярине-монахе воинское искусство соединялось с такой силой, против которой даже обезьяньи руки темника не способны долго выдержать. Каждый удар отсушивал ладони, болели локти и плечи, Темир-бек начал дрожать от напряжения, покрывался потом... Внезапно его глаза сверкнули радостью - что-то, сверкнув, просвистело возле его головы, и он увидел в руке противника рукоять меча с обломком клинка. Издав торжествующий крик, Темир-бек кинулся на врага и с этим криком вступил на путь Вечности. Палица, доселе висевшая на поясе Пересвета, оказалась в его руке и обрушилась на окованное плечо темника возле шеи, хруст железа смешался с хрустом костей, и волна мрака затопила чёрную душу Темир-бека.
Гривастый жеребец, не чуя хозяйской руки, шарахнулся, понёс в сторону Непрядвы заваливающегося набок всадника... В буре русского клича Пересвет выпрямился в седле, поднёс к лицу руку в железной перчатке и в победном рёве воинов не уловил крика Осляби:
-Брат Александр!..
Чёрная тяжёлая стрела из генуэзского арбалета ударила в висок, витязь-монах покачнулся в седле и начал падать на гриву рысака, тот, храпя, метнулся к своим. Степь содрогнулась, и от крика пятитысячного русского полка коршунов разметало в небе. Победителя в таком поединке положено уважать и врагам. Его можно снова вызвать на бой, если ты - отважен, но бить исподтишка стрелой, прячась за чужие спины, - подлость трусов. Ордынские всадники не отличались благородством, а наёмники стоили своих хозяев.
