Когда эльф понял, где он снял комнату, то вновь обжег злым взглядом. А Айнон испытал самый настоящий стыд. Ну что тут скажешь? Освободившись, он получил возможность хорошо одеваться, хорошо питаться и спать в царских условиях, вытравливая призраки рабского прошлого излишней роскошью. И впервые, ему было за это стыдно.

Они поднялись на второй этаж и Айнон, провернув ключ, толкнул дверь, первым входя в комнату и надеясь, что это будет достаточным доказательством безопасности. В самой комнате Фенрис среагировал странно. Сначала он ошеломленно рассматривал обстановку, а затем, под ошеломленный взгляд Айнона, он стал резкими злыми движениями снимать доспехи, отступая к одной единственной кровати и не спуская с него яростного, тоскливого взгляда. Понимание обожгло, как кислота рану. Чем он заслужил это?! Они ничем не намекнул на… подобное. Даже не прикасался к нему, понимая, что рабу может быть неприятно. Так какого демона? Прошлое встало перед глазами. Ему предлагали сыграть роль насильника, и он вспомнил, сколько раз он выступал в обратной роли. Ярость застила глаза и он рванул ремни своего нагрудника, шагая к эльфу и опрокидывая того на кровать.

Он зло смотрел, как эльф встает на колени и опирается на локти, прогибаясь в пояснице, и злился. Он хочет этого так? В этой позе? Не видя глаз и ненавидя того, кто будет прикасаться к нему? Он был таким же, Айнон видел самого себя на месте эльфа. И он вздернул его за волосы, кусая и опрокидывая обратно. Злясь и заставляя его чувствовать это. Ненавидя самого себя. Было больно, черные тени магистров плясали перед ним и он хотел причинить боль, потому что это было единственным, что он знал.

Покорность, с которой “Волчонок” принимал его грубость и укусы, отрезвила Айнона. Разве этого он хотел? Стать подобным своему хозяину? Его затошнило. Однажды Пересмешник отвел его в публичный дом, чтобы показать, что это прекрасно, когда добровольно. Тогда был последний раз, когда он принял пассивную роль, желая расстаться с прошлым, позже он пару раз ложился в постель с добровольными партнерами, но это никогда не было чем-то прекрасным. Безопасным, да, но не прекрасным, слишком уж изломанным был его разум, исковерканным понимание отношений.

Айнон сменил грубость на твердость, усмиряя боль, ласково лизнул алеющий укус, и вкус крови отрезвил его окончательно. Нет нужды превращать свободу в тот же ад, что был и в рабстве. Не стоит плодить еще больше ненависти. Лириумный узор змеился по коже эльфа, вырезанный той же уверенной рукой, что и его узоры. Ему, наверное, больно, до сих пор больно, лириум - капризное вещество, и далеко не столь безопасное, как долийские чернила для ритуальных татуировок, раз уж и волосы его белы.

Все магистры - проклятые психи. Как будто магия им всем мозги разъела.

Он касался его уверенно и осторожно. Желая показать, что и это может быть прекрасно. Без насилия, без боли, добровольно. Злость утихла, уступая место искренней заботе. Эльф отзывался на каждое касание изумленным стоном или криком. Сколько же боли было в его жизни? Айнон ласкал его, будто сам был на его месте, стирая следы прошлого, как хотел, чтобы стерли его. Пусть эльфу повезет больше. Пусть забудет все и помнит только это…

А потом он перевернул его на спину - пусть эльф видит, кого он впускает в свое тело. Он с грустью следил за тем, как настороженный взгляд скользит по его шрамам. “Да, да, я такой же раб, как и ты”, - думал он. - “Я такой же”. Было горько.

Эльф извивался от удовольствия под ним, а он безумным взглядом скользил по изгибам его тела. Сильное и покорное. Совершенство. Безумие на грани физического голода сплеталось с заботой. Он бы хотел поглотить его, сделать частью себя, владеть без остатка чужой жизнью. Он хотел сделать его счастливым, свободным, успокоить боль и усмирить страх. Сожрать и освободить. Быть зверем и быть богом. Сломать и исцелить. Он чувствовал это. Нити… они обвивали их, сплетая. В этом было что-то извращенное, более интимное, чем происходящее, и куда более безумное. В тот момент он думал, что ему показалось. Разум сыграл с ним дурную шутку. Слишком много прошлого, слишком похожи. Всего слишком…

Айнон устало потер лицо ладонями. Его тошнило. То ли от третьей бессонной ночи, то ли от странных мыслей. Рядом спал эльф, слишком измотанный, чтобы волноваться из-за чужого присутствия. А вот Айнон уснуть никак не мог. Кожа горела, будто он сидел рядом с камином, и от этого ощущения его тошнило еще сильнее. Впрочем, просидев всю ночь рядом со спящим эльфом, он все же кое-что понял. Айнон бросил на Фенриса быстрый взгляд и шагнул к столу, там он достал листок бумаги и чернильницу и принялся записывать кое-что. Прямо сейчас ему было страшно, столь же сильно, как и тогда, когда он увидел трепещущее пламя на ладони.

Чтобы с ним ни происходило, прекращать оно не собиралось; похоже, что в этот раз своенравная сила, дарованная ему безумными магистрами, создала какие-то узы между ним и спящим в кровати эльфом. К добру это или нет, он не знал, но боялся и того, что произошло, и того, что еще могло произойти. Он достал карту и обвел три города, где, по его мнению, бывшему хозяину будет сложнее того найти. В них эльф будет в относительной безопасности, если не будет идиотом и прислушается к совету в записке. Он также оставил трофейный тевинтерский меч и почти все золото. Оно понадобится Волчку, чтобы убраться с Сегерона. А ему и то, и другое без надобности.

Все это было глупо и жестоко, словно предательство, но он не мог больше оставаться. Пускай это все и походило на бегство, но перед кем ему оправдываться? В порту Айнон сел на корабль до Антивы и закрыл глаза. Кожа все еще горела, будто ее согревало тепло от костра. Он чувствовал эльфа и мог бы найти даже с закрытыми глазами.

Что, демоны их побери, маги сделали с ним? Во что они превратили его?

Он собирался выяснить это. Любой ценой.

__________________________________

2005 ТЕ = 9:11 Дракона, т.о. за 19 лет до начало Пятого Мора

========== 2. Следуя Кун ч.1 ==========

Повторюсь: Все жители Тедаса называют косситов — кунари, но это неверно. “Кунари” означает “народ Кун”, и включает в себя любого, кто следует учению Кун.

________________________________________________________________

Айнон лениво сооружал что-то вроде бутербродов. Они с Фенрисом болтали всю ночь. Нет, началось все с того, что они достали бутылку этого проклятого вина, которое обожали их хозяева, и распили на двоих. Затем они говорили всю ночь, обсуждая Хоук и ее приключения. Фенрис высказывал свои опасения, Айнон строил предположения, все больше убеждаясь, что хочет присоединиться к их компании. Даже не из принципа, а от скуки. Он слишком привык, что каждая минута его жизни чем-то занята, а теперь он был слишком свободен. Стоило бы забить каждую свободную минуту чем-нибудь веселым, пока он тут не свихнулся от скуки.

И вот прямо сейчас он сооружал себе завтрак. Готовить было откровенно лень, а от жратвы в “Висельнике” его уже тошнило; были, конечно, и другие варианты, но…

- Это частная собственность, - он бросил взгляд через плечо туда, куда секундой ранее он небрежным движеньем руки отправил нож.

- Я тебе как друг советую приобрести дом, в котором двери закрываются, - из тени выскользнула худощавая фигура в плаще и с глубоко натянутым капюшоном, - чтобы хоть так намекнуть, что гостям тут не рады.

- Учту. Но мне и здесь хорошо, - Айнон небрежно пожал плечами, возвращаясь к прерванному занятию, все так же методично нарезая “ингредиенты” тонкими ломтиками.

Маленький Птиц хмыкнул и не особо изящно плюхнулся на стул, поигрывая пойманным ножиком и оживленно оглядываясь, хотя, как Айнон полагал, был здесь не в первый раз. Правила вежливости, особые, естественно, требовали не показывать хозяину, что гость давно себя чувствует здесь, как дома.

- Полагаю, это значит, что тебя надо поздравить с удачной “охотой”? - Птиц небрежно поставил стул на задние ножки и качнулся для пробы, выискивая точку равновесия.