- С удовольствием, - он неожиданно замялся, а затем выдавил. - М… береги… себя? - кажется, он и сам был удивлен.

Шарада кивнула ему, озаряя смущенной улыбкой, и пошла к выходу, у дверей она кивнула уже Хоук и вышла. Мариан развернулась к дядюшке, расплываясь в ехидной усмешке, хотя она, кажется, тоже была счастлива. И это было понятно - после стольких потерь приятно осознавать, что ты не один.

- Я вижу, вы тут немного поговорили, - Хоук улыбнулась.

- Чувствовал себя страшно по-дурацки, - Гамлен вздохнул.

- Я боялась, что она не придет за тобой. По-моему, вы нужны друг другу, - Мариан рассматривала его со странным выражением на лице, как будто ее дядюшка был той самой челюстью мифического чудовища.

- Знаешь, может, я нечасто это говорю, - он вновь замялся, и повторил жест с рукой в волосах, неловко переступая, - но я рад, что мы с тобой одна семья, - внезапно он выпрямился и утратил всякое смущение. - Но все-таки знаешь что? В следующий раз не лезь в мои дела, девочка.

Хоук весело фыркнула.

- День, когда она перестанет это делать, Церковь объявит праздником, - Айнон всплеснул руками и закатил глаза. - И я первый…

Позади угрожающе хрустнула пальцами Авелин. Полуэльф ехидно усмехнулся.

========== 77. Темная-темная ночь ==========

Они все, наверное, думали, что она слепая. Что глупая. Женщина. Маг. Отступница. Магия, лириум, поместье, титул. Но она видела. Так много, что хотелось стать слепой. Она похоронила отца, она похоронила сестру, она похоронила мать и отпустила в ад брата. Как тут останешься слепым и глупым? Она просто хотела счастья, даже если придется притвориться, что всего остального нет. Нет Мередит, войны, обмана, Справедливости. Нет страха, жалости в глазах, холодной постели, пустого дома. Нет.

Она притворилась, что она слепая, что глупая, что нет обмана, нет угрозы, нет боли. Она улыбалась, запирая надежды за лживыми улыбками. Она хотела плакать, но не могла себе позволить этого. Стоит ей заплакать, как иллюзия развеется, она уже дрожала, не в силах скрыть ложь. И она продолжала притворяться.

Она не сломается, нет.

- Да задерни ты шторы, ради Создателя! - она вздрагивает, когда Андерс резко дергает ткань на окне, чуть ли не срывая ее с гардины, а затем разворачивается, подлетает и нависает над эльфийкой. Он буквально рявкает на Мерриль, что по привычке поливала цветы у них на подоконнике. - Знаешь, что будет, если шпионы Мередит увидят, как беседуют два отступника?

- Нет, а что? - Мерриль удивленно хлопает ресницами.

- Неудивительно, что демон посчитал тебя легкой добычей, - его глаза прищуриваются, а голос становится тихим и шипящим; если бы она не знала Андерса, то посчитала бы этот тон угрожающим.

Но это существо она не знает.

Эльфийка дергает ресницами, острыми, будто стрелки, из-за внезапной влаги. Она неловко трясет головой, будто ищет слова, а затем разворачивается и быстро шагает к выходу, пролетая по лестнице мимо ошеломленной Хоук, не произнося ни слова.

- Со своим невежеством она навлечет храмовников на нашу голову, - теперь он нависает над ней.

Она отстраненно думает, ударит он ее или вспомнит, кто она? Хочется сжаться или убежать. Вместо этого она дергает уголками губ и поднимает руку.

- Вот. С ним тебе будет спокойнее, - на ее протянутой ладони лежит ключ от подвала поместья, соединенного с Клоакой. Она улыбается ему. Тепло, успокаивающе и жалобно, хотя страх в последний момент она все же успевает запереть за изгибом бровей.

Нет, она не была слепой, она видела, как день за днем менялся тот, кого она любила, как знакомые, любимые черты стирает кто-то чужой и незнакомый. Кто-то, кого она совсем не знает, и даже не уверена, что хочет знать.

- У меня нет слов, чтобы выразить, как важно было для меня, что в последние три года я был не один, - он улыбается в ответ, тепло и ласково, и она закрывает глаза, с облегчением отбрасывая все тревожное. Это Андерс, ее Андерс, он здесь, с ней.

- Может, займемся кое-чем поинтереснее? - она протягивает к нему руки, наслаждаясь тем, как он охотно шагает в ее объятия. Жадно следя из-под ресниц за голодным, немного жестоким удовлетворением на его лице.

Если она откроет глаза, если прекратит притворяться, если услышит правду… Ее сердце взорвется от боли. Останется ли тогда смысл жить? Если она увидит, что все, что ее окружает - это война, смерть и ложь? Будет ли стоить спасения такой мир? Останется ли что-нибудь от ее собственного мира?

- Судя по всему, с Хионом и Эвелиной покончено. Печальный, но неизбежный исход, - Мередит оборачивается, а позади согласно хмыкает Айнон. - А вот об Эмиле де Копьи до сих пор ничего не слышно, - еще один раздражающий смешок, на этот раз самодовольный, вроде “я же говорил”.

- Я его отпустила. Он совершено безвреден, - Хоук скрежещет зубами и выпрямляется, с вызовом глядя в холодные глаза рыцаря-командора.

- Маги - искусные лжецы, - Мередит вздыхает, а позади согласно хмыкает Айнон. - Очень глупо с вашей стороны не разглядеть в Эмиле волка в овечьей шкуре, - еще один смешок, уже презрительный.

- Бесполезно, она не станет вас слушать, - Фенрис раздраженно качает головой. Глупость он ненавидит чуть ли не так же сильно, как магов.

- Эмиль де Копьи не опасен! Вы его хоть когда-нибудь видели? - Андерс не выдерживает несправедливости речей и шагает вперед, становясь под яростный горящий взор Мередит, разрушительный, будто падение Небес. - Или вам достаточно того, что он сбежал? “Он хочет свободы - значит, полон зла!” - смешок, ехидный и удовлетворенный.

По этим смешкам она могла бы, не слушая и закрыв глаза, представить весь разговор. Мередит снисходительна, Айнон кривит губы в презрении, Мередит обвиняет, Айнон предвкушающе улыбается, Мередит издевается, Айнон с интересом изучает их лица, Мередит атакует, Айнон наслаждается зрелищем. И улыбается, вечно улыбается, скрывая за кривым или чарующим изгибом правду. Она почти понимает его, почти похожа на него, кривится в тех же улыбках, в которых нет ни грамма истины. Они с ним будто зачарованные близнецы, одинаково лживые и слепые.

- Следи за языком, маг. Не вечно тебе за спиной у Защитницы прятаться, - Мередит нависает над гневным Андерсом.

Хоук может только молиться, чтобы прямо сейчас не влез в беседу Справедливость. Хотя на самом деле она даже и не уверена, кто сейчас спорит с Мередит: Андерс или Справедливость? Осталось ли там хоть что-то от Андерса? Притворяется ли Справедливость Андерсом, или Андерс - Справедливостью?

Она смотрит на них и не знает, что она должна ответить, чью сторону принять? Прав Андерс, Андерс неправ. Если есть только Справедливость, чью сторону она поддержит своим ответом? Если от Андерса хоть что-то осталось, кого она предаст своим ответом?

Андерс неловко улыбается, смущенно отводит взгляд, дергает уголком губ: любимые, трогательные мелочи, то, что всегда было им, и то, что теперь им только притворяется. Ей тепло и больно. Она любит и боится. Она улыбается и прячет истину. Она научилась этому у него.

- Я раздобыл рецепт зелья, способного разъединить нас со Справедливостью. Не погубив при этом ни меня, ни его, - он смотрит на нее с надеждой.

Она счастлива. На миг все ярко вспыхивает, как если бы она выпила “Чистых слез”, в груди взрывается солнце.

- Ты так терпелива… Я каждый день удивляюсь, почему ты до сих пор не сдалась и не ушла… Если бы не твоя поддержка, я бы и не взялся за это дело, - он опускает ресницы, в полуприкрытых глазах благодарность, на губах мягкий, чарующий изгиб.

- Конечно, это стоит любого риска, - она радостно улыбается.

- Я знал, что ты поддержишь меня. Даже если… - он запинается и отводит взгляд. Тепло стирается, заменяется чем-то незнакомым.

- Да?

- Ничего.

Она кивала, улыбалась, радовалась, принимала, соглашалась и обещала. Но ей было достаточно одного взгляда на то, как сжались в бледную линию губы Айнона, чтобы понять, все слова Андерса… “ложь, ложь, ложь, ложь”. Где здесь справедливость? Что осталось от Справедливости? Что осталось от Андерса? Что осталось от нее самой?